А Гудрун ничего не сказала своим растерянным фрейлинам, ограничившись лишь намеками.
«Я сочувствую вашему горю, — сказала она, — вы думаете, что теперь, после моего решения, навсегда останетесь оторванными от родины. Но кто знает, может быть, мы еще пригласим всех наших соотечественников на мою свадьбу. Поверьте мне, хотя бы на один последующий день. Он будет полон солнца и блеска».
Но и Гудрун не могла уснуть в ту ночь. И как она ни ждала прихода следующего дня, думала при этом о том, что вновь прольется кровь из-за несправедливости. Сколько же понадобится прачек, чтобы отмыть от нее одежды мертвых и раненых?
А хегелингеры тем временем готовились к решающему сражению. Как обычно, они хотели дождаться восхода солнца и затем со всей пышностью, под грохот оружия двинуться к вражескому замку. Но это, разумеется, означало большие потери убитыми и ранеными. Поэтому хитрый Фруотэ посоветовал напасть на замок ночью, чтобы уничтожить все норманнское в самом зародыше. В конце концов все хегелингеры приняли предложение Гервига. Они обернули копыта лошадей лоскутами одеял и под покровом ночной темноты без единого звука приблизились к королевскому замку норманнов. Здесь они дождались наступления дня. А когда солнце поднялось, им предстоял бой с противником.
Первой обнаружила осаждающих Герлинт. В неясном свете наступающего дня она вышла на стены замка, отыскивая взглядом своего сына. И тут разглядела матовый блеск множества доспехов и щитов. В то же время ей доложили, что Хартмут уже в замке. Тогда откуда же появились вооруженные воины? Это могли быть только враги.
«Вставайте, сони! — крикнула королева звонким голосом. — Незваные гости прибыли на свадьбу. Нужно скорее запереть ворота».
Хартмут услышал, как командует мать. Он подбежал к ней и оттолкнул в сторону. «С дороги, старая женщина! — крикнул он. — С каких это пор ты командуешь моими подданными? Если враг стоит перед воротами замка, то сражаться с ним мы будем по всем правилам рыцарского искусства».
И Герлинт забилась в темный угол замка. Она знала, что теперь будет. У Хартмута было слишком мало воинов, чтобы выдержать атаки численно превосходящего противника в открытом бою. Ведь большая часть солдат из гарнизона замка, по совету Гудрун, были разосланы по стране в качестве гонцов. Только когда могучий рев боевого рога Ватэ возвестил о начале сражения, Герлинт вновь собралась с силами. Нет, я не ночной зверь, который прячется от беспощадного дневного света, — подумала она и вышла на стены замка, намереваясь до конца наблюдать за гибелью норманнов. И она не пожалела о своем решении. Королева видела, как рыцари Хартмута сражались за десятерых и защищали страну от вторгшихся иноземцев со смелостью львов. Вновь и вновь тщетно пытались хегелингеры атаковать ряды норманнов. Тысячи и тысячи щитов были расколоты, а тысячи тысяч шлемов и копий треснули под ударами мечей. Убитые с обеих сторон так густо покрывали землю, что уцелевшие вынуждены были постоянно менять место боя. Хартмут рубил мечом с удвоенной ловкостью и силой. Снова и снова собирал он уцелевших и вел их в атаку. Хегелингеры, стиснув зубы, сражались как голодные волки. Да и их численный перевес был слишком ощутим. Тем не менее норманны пробивали кровавые коридоры в их рядах.
Гервиг наблюдал за сражением с высоты холма. Он видел, что число норманнов не так велико, как велик их успех, которого они добивались благодаря осмотрительности и находчивости Хартмута. Поэтому он спустился со своими воинами вниз, на поле битвы, стараясь не спускать глаз с короля норманнов. Сначала он схватился со старым королем Людвигом и сумел победить его после долгого боя, длившегося с переменным успехом. После этого Гервиг вызвал на поединок молодого предводителя норманнов. И оба храбрейших богатыря того времени бросились в атаку друг на друга. Обмениваясь ударами копий, они продемонстрировали необыкновенную силу своих рук и ловкость своих тел, нанося удары мечом и умело уклоняясь от выпадов противника, строго соблюдая при этом правила благородной борьбы. Герлинт, наблюдая за этим сражением, забыла о своих тревогах, а восхищение Гудрун обоими рыцарями было так велико, что временами она даже не могла сказать, кому из них желала бы победы.
Щиты противников ударились друг о друга, и лошадь под Хартмутом рухнула. Норманн упал на землю и скрылся среди мешанины сражающихся тел, словно камень в крутящемся потоке воды. Герлинт испуганно закричала. Она решила, что сын ее мертв. Теперь королева уже не думала о благородстве и принялась кричать, взывая об отмщении.
«Отомстите за моего сына! — кричала она. — Или здесь нет никого, кто отомстит за его позор, кто убьет Гудрун, виновницу всего этого?»
И нашелся один трусливый коварный человечишка, который бежал с поля боя под защиту стен замка и пытался теперь доказать свою храбрость на беззащитных женщинах. Гудрун увидела, как он, обнажив меч, бросился к ней. Если бы жизнь ее не переменилась и она оставалась только принцессой, то он убил бы ее, прежде чем она сумела вымолвить слово. Ведь достоинство королевской дочери запрещало ей кричать и звать на помощь. Но как служанка и прачка она уже поняла, что жить следует не только по правилам рыцарской чести, и потому в этот момент наивысшей опасности закричала изо всех сил. Хартмуту тем временем удалось вновь вскочить на коня. Истекая кровью, он был готов снова схватиться с противником, как вдруг услышал голос Гудрун.
«Горе тому, кто попытается поднять руку на принцессу!» — вскричал он. Жалкий трус испугался и исчез. Гервигу ничего не стоило бы прикончить раненого норманнского короля, но в благодарность за спасение своей будущей жены он пощадил жизнь Хартмуту, приказал взять его в плен и перевязать.
К счастью, воины были слишком увлечены боем и не видели схватки своего короля с Хартмутом, иначе тому нелегко было бы выбраться из этой свалки живым. Только крик Гудрун услышали всюду. Он заставил хегелингеров удвоить свои усилья в борьбе с отступающими защитниками замка. Ватэ был неудержим. Он первым пробился к воротам замка, разбил их и во главе своих воинов ворвался во двор. В то время как хегелингеры занимались грабежом и подбирали трофеи, вынося все, что казалось им достойным, грозный старик крошил своим мечом попадавшихся ему навстречу солдат, женщин, подростков, детей и стариков. Самые отважные рыцари не могли ему противостоять. Даже когда он нашел Гудрун и женщин ее свиты целыми и невредимыми, Ватэ все равно продолжал яростно рубить всех и все, что было норманнским, не пощадив даже неверную Герегард. Он бы убил и Ортрун, если бы Гудрун не спрятала ее среди своих фрейлин. Герлинт тоже попыталась укрыться в этой свите, но Ватэ нашел ее и, не колеблясь ни мгновения, тотчас отрубил ей голову.
Тогда Гудрун взмолилась:
«Приветствую тебя, Ватэ, и прошу: опусти свой меч, справедливость восторжествовала, но нужно прекратить бой. Всякий, кто будет теперь убивать, берет на себя новую вину».
Скрепя сердце Ватэ повиновался желанию Гудрун. Он готов был уничтожить всех норманнов до единого. Так хотел он отомстить за позор поражения и за смерть своего короля Хетеля. Но дочь этого короля предложила мир, и поскольку все ей повиновались, это спасло многих норманнов и хегелингеров от верной гибели.
После того как победители в этой достопамятной битве похоронили убитых и перевязали раненых, они заслужили и для себя несколько дней отдыха и потому возвратились назад в страну Хильды. Среди многих других пленников они привели с собой Хартмута и Ортрун. А корабли хегелингеров, зеландцев и воинов из страны мавров глубоко, по самые кромки бортов, осели в воду под тяжестью добычи.
Хильда встретила победителей с большим почетом. На берегу, под защитой вала, были разбиты тысячи белых шатров. На торжественный праздник победы прибыло три тысячи рыцарей в полном вооружении и не меньшее число женщин в богатых одеждах. Во всех концах лагеря певцы прославляли героические подвиги князей и рыцарей из Хегелингера, Зеландии и страны мавров. Самые искусные из них пели о вечной любви Гервига и великой верности Гудрун. Хильда чествовала и заключала в свои объятья всех прославленных рыцарей. Дольше всех обнимала она свою дочь. Много лет ждала ее королева. Выражая свою радость, она одаривала бедных, вдов, сирот, оставшихся одинокими матерей и отмечающих траур стариков, раздавая привезенные трофеи.
Но Гудрун понимала, что все эти богатства не способны утешить бедняков, и потому была грустна на празднике победы. Несмотря на радость встречи с близкими и приготовления к свадьбе с Гервигом, она не могла забыть, сколько крови было пролито, чтобы восторжествовала справедливость. Разве не было другого средства, кроме мести и братоубийства? С нетерпением ждала она, когда соберутся все повелители, чтобы отпраздновать победу многочисленными турнирами и торжественными пирами. Гервиг тоже спешил домой, где его уже давно ожидали король и королева.
Наконец все князья собрались. Хильда открыла совет.
«Скажите нам, богатыри, — обратилась она к собравшимся, — как поступить с норманнами?»
Отвечал Ватэ: «Если мы их сейчас же не перебьем всех до одного, то вскоре жестокие мстители нагрянут на нашу страну».
Хитрый Фруотэ, наоборот, порекомендовал отпустить Хартмута в страну норманнов, с тем чтобы он управлял Нормандией как вассал Хильды и хегелингеров. Ортрун должна остаться заложницей в свите Хильды.
Тогда поднялась Гудрун и сказала:
«Вы, короли и князья! Я еще не стала королевой Зеландии и у меня нет пока права давать вам советы. Но все же послушайте, что я вам скажу. Ватэ, которому мы обязаны столь многим, ошибается, если думает, что, покончив с пленными норманнами, мы избежим потом их мести. Разве мы зареклись мстить, когда наши мужчины полегли мертвыми на поле битвы? Нет, мы затаили свой гнев и дождались, пока у нас подрастут юноши, способные носить оружие. Или вы считаете, что норманны не поступят точно так же, как поступили мы? Но и совет Фруотэ, чья хитрость много раз приводила нас к победам, на этот раз не поможет. Ведь Хартмут — гордый король, и он не потерпит никакого унижения с чьей бы то ни было стороны, а это означает и новую борьбу, новую кровь и новые жертвы. А мы должны дать нашим мечам отдохнуть, чтобы не повергать в нужду вдов и сирот. Крестьянам следует без страха возделывать свои поля, плотникам — усердно строить разрушенные замки, с тем чтобы все вассалы, князья и рыцари, снова имели крышу над головой.