На следующий день желание выйти из комнаты не появилось. Я, конечно, встала, привела себя в порядок и оделась, но завтрак попросила подать в комнату. И даже заставила себя немного поесть, понимая, что в противном случае мне не избежать допроса папой.
Однако возвращаться к библиотечным изысканиям меня не тянуло. Я не видела в этом смысла (сейчас я ни в чем не видела смысла). Предпочла сидеть на кушетке в своей личной гостиной и смотреть в окно на просыпающуюся от зимнего сна природу. Сегодня, словно в насмешку, тучи растянуло и на небе показалось столь редкое в Северных землях солнце. Оно пока грело слабо, но снег под его лучами уже почти весь растаял.
Я очень надеялась, что родители дадут мне хотя бы пару дней побыть наедине с собой, прежде чем начнут активно вытаскивать из ямы отчаяния, поэтому удивилась и даже немного разозлилась, услышав, как за моей спиной открылась дверь.
Впрочем, дверь тут же закрылась, а меня никто так и не окликнул. Я уж подумала, что кто-то из слуг заглянул в мою гостиную по ошибке, но несколько секунд спустя услышала рядом с кушеткой сосредоточенное сопение. Так сопеть умел только один обитатель замка Фолкнор – моя шестилетняя сестра Полина.
Я обернулась через плечо, собираясь взглядом дать ей понять, что сейчас чаепитие с куклами совершенно не входит в мои планы. Почему-то она всегда приходила за этим ко мне, а не к средней нашей сестре – Ксане. Наверное, потому что с тех пор, как той исполнилось тринадцать, она возомнила себя слишком взрослой для любых игр. И вообще ее характер серьезно испортился, как мне казалось. Правда, мама утверждает, что в тринадцать лет я была такой же (с чем я категорически не согласна!).
Однако Полина стояла передо мной не с одной из своих кукол, а сосредоточенно держа в руках большую кружку с каким-то горячим напитком (настоящим, а не «понарошку») и заметно боясь ее выронить или расплескать содержимое.
– Что? – хмуро спросила я.
– Я принесла тебе какао, – сообщила Полина и улыбнулась. – Мама сказала, что ты грустишь, поэтому не приходишь.
Губы как-то сами собой растянулись в улыбке, а в горле снова встал ком, но уже совсем не такой, как раньше. Полина искренне считала, что шоколад во всех видах – это главное лекарство от любой беды. Как родители ни пытались ее ограничивать, она всегда умудрялась где-то раздобыть или шоколадную плитку, или конфету, или хотя бы кружку какао. Мы даже шутили, что она вырастет жрицей не Некроса, а Шоколадного Бога. Сестренку такая перспектива поначалу воодушевила, и она очень расстроилась, когда узнала, что такого бога нет.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я, забирая у Полины кружку и поджимая ноги так, чтобы освободить рядом с собой место.
Сестра облегченно выдохнула и тут же забралась на кушетку с ногами, прижала колени к груди. Она посмотрела на меня так серьезно, словно ей было гораздо больше шести лет. Светлые бровки сошлись на переносице. Из всех нас только Полина родилась почти точной копией мамы, с такими же светлыми, как у нее, волосами. Мы с Ксаной мастью пошли в отца.
– Почему ты грустишь? – спросила она с таким видом, словно собиралась найти решение любой моей проблеме, какой бы она ни была.
Жаль только, что на самом деле она не могла этого сделать. А я не знала, как ей все объяснить.
– Я скучаю по одному человеку, – после недолгого молчания призналась я.
Светлые брови удивленно взлетели вверх, кажется, сестра искренне не ожидала, что моя проблема окажется такой пустяковой.
– Давай позовем его в гости, – тут же предложила она. – И ты не будешь скучать.
– Он не придет, – чуть дрогнувшим голосом возразила я. – Он больше уже никогда не придет.
Маленький лобик снова нахмурился.
– Почему? Он не скучает по тебе?
– Он не может, – вздохнула я. – Оттуда, куда он ушел, нельзя прийти.
– Зачем тогда он туда ушел?
– Думаю, у него не было выбора.
Сестра снова нахмурилась и закусила губу, а потом предположила:
– Может быть, это еще не точно? Когда ты ушла, папа тоже боялся, что ты не сможешь вернуться, но ты вернулась.
Я улыбнулась. Почему-то очень не захотелось ее расстраивать, объясняя, что на этот раз надеяться не на что. И заодно захотелось, чтобы она оказалась права. Я сделала глоток терпкого какао и кивнула.
– Может быть.
– Давай я пока тебя повеселю? Хочешь, дам поиграть в мои куклы?
Вот мы и добрались до сути! Я непроизвольно рассмеялась, чем привела Полину в восторг. Она порывисто обняла меня и устроилась рядом, недвусмысленно покосившись на кружку, которую я держала в руках. Видимо, решила, что я выпила достаточно, чтобы излечиться, и теперь могу с ней поделиться. Я, конечно, не стала разочаровывать Полину: отдала какао и обняла за плечи, придерживая, чтобы она не свалилась с кушетки, пока пьет. А сама снова перевела взгляд на окно.
Сердце тут же тревожно встрепенулось: во дворе замка явно что-то происходило. Чтобы рассмотреть лучше, я вскочила с кушетки, оставив ее в полное распоряжение Полины, и прижалась лбом к стеклу.
Во дворе толпились королевские гвардейцы и… чужие жрецы в белых, красных и голубых мантиях. Это было очень странно, потому что защитный контур не должен был их пропустить в таких количествах, если только отец не пригласил их всех к нам. А в этом я очень сомневалась.
– Пола, посиди пока здесь, – рассеянно попросила я, торопливо направляясь к двери.
Сестренка даже не ответила, слишком увлеченная содержимым кружки. Теперь хоть война, хоть конец света, а пока она не допьет – ее ничто с места не сдвинет. Зато мою апатию как рукой сняло.
На лестнице я столкнулась с мамой, которая, видимо, тоже только заметила неожиданных гостей. Внизу распорядитель дома с кем-то пререкался, и мы поспешно спустились, собираясь выяснить, что происходит.
В холле топтались пятеро королевских гвардейцев. Четверо стояли позади, а один (видимо, главный) требовал у распорядителя пригласить хозяина дома. Распорядитель в ответ требовал представиться и объяснить цель визита. Офицер заявлял, что объяснит все только самому господину Фолкнору. Так и говорил – господину, а не шеду.
– Горинг, в чем дело? – обратилась мама к распорядителю, бросая настороженный взгляд на офицера гвардии.
Тот как-то странно улыбнулся. Потом посмотрел на меня, опустил глаза и нахмурился. Я не сразу поняла, что его смутило. Штаны? Кажется, в других землях женщины их почти не носят, только в особых случаях, но у нас на севере это было обычным делом. Хотя вот мама моя так и не смогла к ним привыкнуть, продолжала носить зимой длинные платья и юбки из плотной ткани, под которые надевала только теплые колготы.
– Эти господа требуют шеда Фолкнора, – тем временем с легким поклоном объяснил распорядитель. – Но не желают объяснить, зачем он им.
– Мы все объясним хозяину дома, – упрямо повторил офицер, снова переводя взгляд на мою маму.
И было в нем что-то очень неприятное.
– Я жена шеда Фолкнора, – с достоинством заявила мама, жестом отпуская Горинга. – И хозяйка этого дома. Вы можете изложить причины визита мне.
– Я знаю, кто ты, Нея, – с кривой усмешкой заявил офицер. – Но буду говорить только с твоим мужем.
Мама на мгновение потеряла дар речи, присматриваясь к гвардейцу, а потом удивленно выдохнула:
– Роан?
– Майор Митчелл, с твоего позволения.
– Вы знакомы? – удивилась я, подходя ближе и разглядывая рыжеволосого мужчину.
На вид он был старше мамы, но, наверное, моложе отца. Какой-то их очень давний приятель?
– Увы, – хмыкнула мама, уже вернув себе свое обычное самообладание. – Когда-то я собиралась за этого господина замуж.
– Ох… – досадливо поморщилась я, скользнув еще одним взглядом по мужчине. На мой вкус он был в разы хуже отца. – Понимаю, почему не вышла.
Мой едкий комментарий майора Митчелла разозлил. Он недовольно поджал губы и прищурился.
– Пригласите сюда господина Фолкнора, иначе мы будем вынуждены применить силу.
– Серьезно? – фыркнула я. Мне и до их визита было плохо, поэтому я совсем не следила за словами. – Думаете, две верховные жрицы не справятся с вами?
– На этот случай с нами десяток верховных жрецов из трех земель, – огрызнулся майор Митчелл. – Решите оказать сопротивление – и вам же будет хуже.
– И чего ради вы все пришли в мой дом? – раздался с лестницы звучный голос. – Да еще сломали защитный контур?
Отец спустился по ступенькам и стремительно подошел к нам, полы его повседневной мантии как всегда разлетались в стороны при каждом движении. Едва появившись, отец сразу наполнил собой все помещение, даже я почувствовала гнетущее воздействие его ауры, а гвардейцы и вовсе непроизвольно сделали шаг назад. Только майор остался на месте и повыше вздернул подбородок.
Следом за отцом по лестнице спустился и Винс. Надо же, а я и не знала, что он снова у нас. Впрочем, он навещал Фолкнор почти каждый день и раньше.
– Шед Фолкнор, – майор все же «вспомнил» правильное обращение к верховному жрецу, – и господин Голд, вы арестованы по приказу его величества.
С торжественным (и где-то даже торжествующим) видом Митчелл достал из-за пазухи сложенный втрое лист и развернул его, демонстрируя нам размашистую подпись и характерную печать. Я очень отчетливо поняла, что гвардеец ждал своего часа и возможности отомстить моему отцу за разрушенную помолвку все двадцать лет.
Мы с мамой задохнулись от возмущения и (что душой кривить) испуга. Отец же невозмутимо забрал документ из рук гвардейца и внимательно прочитал его.
– За подрыв устоев государства, ересь и действия против Короны, – прочитал он вслух и выразительно изогнул бровь. – Ладно, ересь мне понятна, но причем тут действия против Короны и подрыв государственных устоев?
– Вера в Четырех Богов – одна из важнейших опор Объединенных земель, – пафосно объяснил Митчелл. – И вы эту опору расшатываете. К тому же активно контактируете с беглым монархом…