Сым выпрямился, и его примеру последовал мой почетный эскорт. На палочки пока никто не обратил внимания. Чиновник попятился к двери и наконец скрылся за перегородкой. Тогда передо мной склонился слуга и забрал опустошенный столик. Заметит — не заметит? Он так почтительно опустил голову, что я видел только пучок у него на макушке, а он исключительно дно пустой миски из-под риса.
Слуга удалился, и передо мной начали раскланиваться воины. Неужели уйдут?
Ушли. Я остался один в комнате, если не считать многочисленной охраны за перегородками.
За стеной с птицами и бамбуком кто-то тихо разговаривал. Я подвинулся поближе и прислушался.
— Посмотри на эти фигуры, друг Гань Хао. Обрати внимание на резьбу. Прямо из Индии.
— В столице бывают индийские купцы?
— Кого там только не бывает! Даже из этой… как ее? Страны Кратос[3]. Это крайний запад варварского мира. Забавные вещи рассказывают. Есть у них такая секта, Кириштане. Так вот, был у них такой святой, который умер и на третий день воскрес. И Су Сы. Так они считают его богом!
— Хм… Варвары! Любой ученый даос это умеет.
— Ну, может и не любой… А, верно говорят, что ты постиг тайну бессмертия?
— Скорее тайну смерти.
— И в чем она?
— В моем мече.
Сым Тай-ши рассмеялся, и я услышал звук наливаемого вина.
Все-таки хорошо, что у нас стены делают из фанеры и бумаги. Слышимость превосходная! А вот видимость…
Я украдкой достал из рукава палочку для еды. Прекрасно понимал, что за мной наблюдают! Прикрываясь рукавом попытался проткнуть стену… И тут услышал шуршание открываемой перегородки. Резко обернулся.
Отъехала перегородка позади меня. Вошел слуга, трижды стукнулся лбом об пол и поставил передо мной золотой подносик с курительными палочками и свечой.
Ничего не поделаешь — надо было исполнять обряд. Я зажег палочки, поставил их в держатель и стал думать, где юг. Из леса доносились крики обезьян, тоскливые, рвущие душу на части.
Я вспомнил, что сегодня полнолуние и погасил свечу. Жемчужный свет ворвался в комнату через маленькое окно под потолком, и на полу замер силуэт дерева в прямоугольнике лунного сияния. И я трижды поклонился луне, каждый раз трижды коснувшись лбом пола. Этой царице не стыдно воздать императорские почести!
Долг был исполнен, и я снова попытался атаковать стену с помощью палочки слоновой кости. Твердая!
Разговор за стеной тем временем перескочил на другую тему и периодически сопровождался стуком переставляемых фигур.
— Так я о Будде. Нет, сутры слишком сложны, да и переведены не все. Не читал. Но рассказывают, что существует Владыка Западного Рая[4], будда Амида, который берет к себе умерших праведников.
Стук.
— Ах, вот ты как! Да, я тоже слышал про Амитабху. Очень похоже на острова блаженных. Пэнлай[5], Западный Рай… Как ни назови…
Стук.
Когда-то я увлекался игрой в шахматы в уме, без доски. С Ганем и играли. Но для этого надо описывать, куда ходишь. А игроки и не думали выдавать комментарии.
Я поднялся повыше и вонзил палочку в крыло птицы, сидящей на ветке. И стена уступила. Видно, не я первый здесь любопытствовал. Я прильнул глазом к крохотной дырочке.
Прямо передо мной располагалась шахматная доска, освещенная единственной свечей. Напротив, скрестив ноги, сидел Сым Тай-ши, а совсем рядом, опираясь спиной о мою стену- Гань Хао.
— Слоном ходи! — почти в ухо ему прошептал я.
Гань будто не услышал. Не вздрогнул, не сменил позы. Однако взялся за слона.
— Так? Не ожидал.
Стук.
— Теперь ферзь.
Гань послушался.
Чуть повернулся ко мне, словно раздумывая.
— Я понял…что ты не ожидал.
У меня отлегло от сердца.
— А вот так?
— Шах.
— Да-а…
Стук.
— И мат.
Послышался вздох.
— Ну, обыграл старика.
Я услышал, что Сым тяжело встает на ноги.
— Доброй ночи, Сым.
— Нам здесь не до сна. Надо охранять пленника.
— А, что он совершил?
— Не могу сказать, Гань. Даже тебе не могу. Это тайна Императора. Скоро сам все узнаешь.
— Я готов служить Императору.
— Да? Ты гость. И не в моих правилах взваливать на гостей обязанности. С тобой останутся двое охранников. Их дело бодрствовать, а ты отдыхай.
— Угу. Я прослежу, чтоб не заснули.
Раздались шаги. Прошуршала перегородка. Снова шорох и снова шаги. Шорох. Тишина.
Я полулежал у стены, ловя каждый звук. Ну, хоть намек на звук! Спать я не хотел и не собирался.
Зашла луна, и комната погрузилась во тьму. Я начинал терять надежду.
Время от времени дремал. Голова падала на грудь, и я видел перед собой картины одну ярче другой. Детство, цветущие сливы, дом отца, экзамен. Но тут же снова просыпался.
Шорох! Но, нет. Это не перегородка. Что-то другое. Прислонился ухом к стене. Треск разрываемой бумаги. Острие меча вышло из стены прямо перед моим носом и поползло вверх. Я отпрянул.
— Не бойтесь, молодой господин, это я, — тихий-тихий шепот.
Надо мной, там, где минуту назад была картина с птицами стоял мой верный Гань Хао.
— Руку, Мэй, осторожно.
Я перешагнул через нижнюю фанерную часть стены и оказался в соседней комнате. На полу лежали двое воинов, и два больших темных пятна расплывались под ними. Я понял, что это кровь.
— Быстрее, молодой господин. Пока не опомнились остальные.
— Сейчас, только возьму меч, — и я вытянул клинок из-за пояса у одного из мертвецов.
Мы выбежали из дома, и Гань потянул меня вверх в горы.
Стало холодно. Близился рассвет, а мы все шли и шли, продираясь через лес. Я стиснул зубы и молчал.
Взошло солнце, миновал полдень, а Гань так и не сказал ни слова. Только к вечеру, когда я уже падал с ног, мы наконец остановились и мой спаситель решился разжечь костер. Нарыл каких-то корешков рядом на склоне и положил запекать в угли. Сел у костра и только тогда спросил:
— Ну, что ты натворил?
У меня было время придумать ответ.
— Я влюбился в наложницу Императора, и мы решили бежать. Но на нас донесли.
— Эх, молодость! Когда успел-то? Ты же сидел за свитками!
— Любовь — это, как взмах крыльев бабочки.
Гань поморщился.
— Угу, быстро. Другой девицы не нашел?
Я вздохнул.
— Не больно-то это соответствует сыновней почтительности.
Выпороть бы тебя! Жаль не мне решать — господину. Экзамен завалил?
— Сдал. Стихотворение признали лучшим.
Ну, не удержался от хвастовства.
— И теперь все кобыле в задницу?
«Пилишь — пили,» — думал я. Отец бы тоже пилил. Но я не могу сказать тебе правду. Тогда ты не будешь ругать, не за что. Ты поднимешься на ноги, отойдешь на три шага и сделаешь три земных поклона. А потом возьмешь меня за ручку и отведешь обратно. Ведь так? Одно дело освободить нашкодившего мальчишку и совсем другое — лишить умирающего государя его шэньди. Это прямая измена. Преданность Императору превыше преданности господину, и ты об этом знаешь. Ты слишком честен, Гань, чтобы поступить иначе.
— И куда бежать собираешься? В Когуре, в Пекче, или, может быть, в Царство Ямато?
— Хоть в Индию! Хоть в Страну Кратос! Лишь бы подальше.
— Хм… — Гань выкатил из костра запеченный корень. Дал мне. — В Страну Кратос — это интересная мысль.
Утром ни свет, ни заря Гань разбудил меня.
— Поднимайся, молодой господин. За нами погоня.
Я не слышал никакой погони, но поднялся на ноги и отряхнул одежду. Мне нечасто приходилось спать на голой земле, но выдержав государственный экзамен, я полагал, что выдержу все. Здесь прохладно, зато горный воздух, а не духота кельи экзаменующегося, впрочем, не исключающая холода.
— В горы, Мэй, вверх! Как они нас нашли?
Утренний ветер донес людские голоса и конский топот. Пока далеко внизу.
Мы миновали перевал и начали спускаться. Вдруг Гань остановился. Прислушался и резко повернул вправо. Мы снова карабкались вверх.
Солнце высоко поднялось над горизонтом и играло на пожелтевших листьях и блеклой траве. Стало теплее.
Гань Хао вынул меч и пошел медленнее. Выразительно посмотрел на меня. Я тоже достал клинок.
— Осторожно, Мэй, — прошептал он. — Будь начеку.
Тишина. Ничего не происходило. Только шуршала трава под ногами, и Гань был весь, как натянутая струна саньсяня[6].
Впереди, в просветах между деревьями показались густые заросли кустарника. Гань резко взял вправо к светлой бамбуковой роще. Кивнул мне. Бросился бегом.
Мы не успели. Сколько их было? Не знаю. Человек десять. Отлично вооруженные императорские воины бросились на нас из зарослей.
«Слежение должно быть слабым, а обнаружение сильным,» — вспомнил я цитату из трактата по стратегии. Гань знал его много лучше меня, и один из нападавших сразу оказался на острие меча.
Мне всегда было далеко до Ганя в искусстве боя, но научил же он меня хоть чему-то! Я оборонялся, довольно удачно отбивая удары, но никак не мог достать клинком ни одного из нападавших. Да что! Кисть и бумага всегда подчинялись мне с большей охотой, чем меч.
И тут я понял. Мои враги делали все, чтобы выбить у меня оружие, но старательно избегали наносить удары. Еще бы! Как можно поранить священное тело шэньди! Если бы не это, я не продержался бы и минуты. А выбить клинок — попробуйте! Рука у меня твердая, хоть, может быть, и не очень искусная. Похоже мне надо защищать Ганя, а не Ганю меня.
«Стратегия учит смотреть по сторонам, не перемещая глаз».
Никогда не умел. Я был так занят своими противниками, что совершенно не представлял, что делает мой вассал. Только слышал топот ног, редкие удары клинка о клинок, воинственные крики и стоны (не знаю чьи).
Я приоткрылся, пропуская клинок врага, и увидел ужас в его глазах и то, как отчаянно он пытается удержать руку. Поворот. Шаг. Меч прошел в ногте от моей груди, разорвав одежду. И тогда я ударил. Первый!