Сердце свое отдаю,
Ум подчиняю.
И луна благосклонна
Ко мне в последнюю ночь.
Рука легко вспорхнула над бумагой, как ветер над полночной рекой, оставив золото иероглифов. Как красиво! Всегда был неплохим каллиграфом, но чтоб так! Я завороженно смотрел на свою работу.
Монах почтительно взял у меня лист и повесил на стену прямо передо мной. Там оставалось свободное место.
Потом были молитвы об удаче перевоплощения и медитация. Спать не хотелось. Есть тоже, хотя последний раз я завтракал в лесу с несчастным Гань Хао.
Медленно светлела бумага в окнах под потолком. Близилось утро. А потом взошло солнце, и четкий силуэт дерева пал на окно.
А в мое сердце вонзилась невидимая игла. Я взглянул на свое стихотворение и нашел его ужасным. Сколько мне осталось? Меня охватывала паника. Я сел, поджав под себя ноги, и уставился в стенку.
Сидевший рядом монах заметил мое состояние и что-то шепнул своему соседу. Тот поднялся на ноги и скользнул к выходу.
Оставшийся поставил передо мной две палочки с благовониями и зажег их. Стало чуть легче.
— Пусть принесут напиток перевоплощения, — тихо сказал я. — А то я не смогу достойно исполнить долг шэньди.
Монах кивнул.
— Сейчас.
Ждать пришлось недолго. Перегородка с моим стихотворением отъехала в сторону. За ней стояли на коленях императорские воины во главе с Сым Тай-ши. Совершив тройной поклон, они поднялись на ноги, и Сым заговорил:
— Пришло время, о шэньди. Я, как Распорядитель Смерти Императора Гуа-ди, должен проводить тебя в Зал Перевоплощений.
Зал Перевоплощений оказался совсем рядом, через три перегородки. Старый Император лежал на небольшом возвышении, укрытый множеством шелковых одеял. Лицо в густой сети морщин, как земля после засухи, острые черты, как скалы в пустыне, глубоко запавшие глаза. В ногах Императора, в паре чи[11] от его ложа, находилось еще одно возвышение, длиною в рост человека и высотой примерно по пояс. У основания торчали многочисленные курительные палочки, пока не зажженные.
Меня поставили между вторым возвышением и ложем Императора. Рядом встал Сым Тай-ши.
— Вот шэньди, которого вы избрали, о божественный Тянь-цзы[12]. Но он пытался бежать и предал своего вассала. Не изменили ли вы решения, государь?
— Некогда искать нового шэньди, — проскрипел старческий голос. — Да и этот вполне хорош. У шэньди нет своей воли. Не был бы вором или презренным актером, а имел быстрый ум, здоровое тело и благородную внешность.
Сым Тай-ши поклонился.
— Он лучший.
Лучший! Действие напитка прошло, и я смотрел на императора с ненавистью и отчаяньем. Он встретил мой взгляд, как клинок на клинок. Нет! Как молния на клинок. Я опустил глаза.
— Мэй, — тихо сказал Император. — Сейчас, когда действие напитка ослабло, и твой дух отчаянно цепляется за тело, которое ему больше не принадлежит, твои мысли свободны. Скажи мне, хочешь ли ты, чтобы Я покинул землю и вернулись века несчастий?
Я молчал. Да, страна жила в мире с духами стихий, и ни засухи, ни наводнения не касались наших земель. Всем известно, что это свидетельство благодати правителя. И сословия жили в гармонии друг с другом, выполняя свой долг и занимая свое место. То свидетельство мудрости государя. Для нашего блага Небесный Император должен воплощаться снова и снова…
Но почему я?
— А, если бы это был не ты, Мэй? Чтобы бы ты сказал другому шэньди?
Я бы вздохнул с облегчением, что это не я, и сказал бы ему: «Иди и исполни свое предназначение». Я не произнес этого вслух, только опустил голову. Слишком ясно чувствуя, как меня загоняют плеткой конфуцианской логики в силок долга.
— Не бойся, шэньди. Переход труднее для меня, чем для тебя. А жизнь шэньди не так уж плоха. Ты ведь хочешь остаться на земле? Мне верно передали? Неплохой выбор. Мой прошлый шэньди тоже остался подле меня и верно служил мне все эти годы вестником и шпионом. Только теперь, когда я покину это тело, и он отправится в Пэнлай. Так что рай никуда от тебя не денется. Сейчас я уступлю ему на время свое тело, чтобы он поговорил с тобой. Но сперва выпей последнюю чашу напитка перевоплощения.
На этот раз напиток подал высокий худощавый лекарь. Чаша была полна. И вкус жидкости слегка отличался от того, что мне давали до сих пор. Я старательно выпил все до последней капли.
Головокружение. Слабость в ногах. Мне помогли не упасть. Головокружение прошло, но слабость осталась. И похолодели кончики пальцев.
Черты Императора начали меняться, очень мало, почти неуловимо. Но они уже не напоминали скалы в пустыне — скорее округлые камни, растрескавшиеся на солнце и овеянные ветром.
— Я Бао Синно, шэньди божественного Гуа-ди, — совершенно другим, мягким голосом сказал Император. — Укрепи свое сердце, шэньди Лиэн Мэй. Теперь ты будешь лишен радостей тела, но обретешь иные радости. Земля больше не удержит тебя, и никакое расстояние не будет непреодолимым. Только воля Императора станет для тебя цепями, но ведь и теперь его слово закон для тебя как подданного. Сейчас связь твоего духа с твоим телом очень слаба. Но ты должен покинуть тело в нужный момент, сразу, как только остановиться сердце Императора. Лекарь подскажет тебе. А теперь слушай. Твои ступни и кисти уже слегка похолодели. Когда ты поднимешься и ляжешь на помост, напряги их мышцы так сильно, как только можешь. Холод будет распространяться по твоему телу, а ты напрягай все мышцы, до которых он дошел. Это нетрудно. Напиток перевоплощения поможет тебе. Когда же ученый даос даст тебе знак освободить тело, сделай глубокий вдох, а потом приоткрой рот и резко выдохни. Тогда дух Императора сможет занять твое место.
Мне стало жутко от этих слов, но я знал, что исполню все.
Черты государя вновь изменились, и он спросил прежним резковатым голосом:
— Шэньди, ты готов?
— Да, Тянь-цзы.
Меня уложили на помост и зажгли вокруг курительные палочки. Я напряг мышцы уже похолодевших рук и ног. И их словно схватил раствор, которым скрепляют камни крепостей. Лекарь пощупал мне плечо и удовлетворенно кивнул. Я чуть-чуть скосил взгляд и увидел, что Императору попали чашу, и он пьет напиток перевоплощения. Холод полз дальше. Я словно вмерзал в ледяное озеро. Сердце стало биться медленнее. И тут я почувствовал, что с меня снимают цепи.
Император застыл на своем ложе, запрокинув голову. Он умирал. Но мои глазные мышцы уже немели, и я отвел взгляд.
Даосский лекарь слегка коснулся моей головы.
— Пора, шэньди.
Я с трудом сделал вдох. У меня на груди, словно выросла скала льда. Резко выдохнул. И увидел свое тело в десятке чи внизу. Мне стало страшно. Я бросился было назад, но наткнулся на невидимую стену.
Император лежал под своими шелками. Он был мертв. И его черты смягчились и разгладились. Шэньди Бао Синно!
А мое тело вздрогнуло и сделало вдох. Глаза мигнули, и лицо стало меняться, приобретая сходство с ликом умершего Императора. Даосский лекарь подскочил к нему и влил в рот какое-то питье. На моих щеках появился румянец. Мое тело село на помосте, и божественный Гуа-ди моими глазами повелительно взглянул на даоса.
— Принесите мне императорские одежды!
А рядом со мной раскручивался маленький золотой вихрь, расширяясь и заполняя комнату. Центр вихря замедлил движение и стал прозрачным, как хрусталь. И за ним открылось озеро синей сапфира, лежащее у подножия гор. Тихо пел ветер в высокой траве и шелестел в кронах цветущих деревьев, срывая шелк белых и розовых лепестков.
Я шагнул туда.
— Стой, шэньди, — Император, занявший мое тело, жестко смотрел на меня. — Ты пожелал остаться.
И золотой вихрь схлопнулся и исчез, словно бабочка сложила крылья.
Призрак горько усмехнулся.
— Так я стал чистым духом на службе у Императора. Шэньди государя Гуа-ди. Но Пэнлай по-прежнему манил меня, затягивая, как водоворот. Смертные, живущие в своих телах, тоже слышат этот зов. Но для нихон подобен звонудалеких колокольчиков. Для меня же он гудел, как великий колокол соседнего храма. Иногда Император на несколько часов позволял мне вернуться в мое тело, чтобы заглушить этот зов и привязать меня к земле, напомнив о ее радостях. Но я попросил божественного Гуа-ди не делать этого — покидать тело снова было слишком мучительно. Все равно без позволения государя я не мог уйти ни в Пэнлай, ни на берег Яшмового пруда, ни в Чистые Земли. И мне стало легче. Я выполнял поручения Тянь-цзы и жил мечтой об освобождении.
Одежды призрака заколебались, как трава под ветром, и он оказался стоящим на ногах.
— Спасибо, что выслушал меня, Сэ Асон. Близится рассвет, и скоро в эту комнату придут стражники и объявят тебя шэньди. Почему я предупредил тебя? Нет, это не предательство. Когда-то на шэньди не надевали цепи. А теперь говорят, что это символ оков долга. Благороднейший из металлов для благороднейших из оков. Но ты должен исполнить свой долг в любом случае, есть ли на руках оковы или только оковы разума не дают тебе свернуть с пути. Но все же… Если хочешь бежать — беги! Самопожертвование не должно быть казнью.