— Пойдем, Эдвин! — он потянул друга за рукав, но Эдвин как-то странно смотрел на детей, словно хищник, загипнотизированный видом только что пролитой крови. Этот манящий алый цвет, вены, которые могут быть разрезаны, плоть, которую можно будет сжечь, Эдвин зажмурился, чтобы не видеть той страшной картины, которую не видел, кроме него, никто.
— Я вспомнил кое-что, — объяснил он Марселю. — Такое тягостное воспоминание…
Он поднес ладонь ко лбу и тихо грустно засмеялся. Марсель подумал, что даже дворовые дети, никогда не внимавшие музыке, будут до конца жизни согреты волшебной мелодией его смеха.
— Идем! — теперь уже Эдвин потащил Марселя за собой, но Марсель не мог сделать ни шагу. Он заметил свет факелов в переулке и нескольких людей в сутанах. Страх перед инквизицией, присущий всем горожанам в этот миг, объял и его. Конечно же, с ним Эдвин. Эдвин не даст его казнить, но Марсель все равно опасался этих палачей. Им ведь не нужны никакие доказательства или улики, чтобы предъявить обвинение первому встречному. Сердце ушло куда-то в пятки, когда Марсель припомнил, что он сам не без греха. Если арестовать его и призвать в свидетели хотя бы соседей, то все они подтвердят, что слышали какие-то неземные голоса за окном его мансарды ночью в его запертой комнате, когда рядом с ним не могло никого быть.
— Эдвин! — почти просительно простонал Марсель, будто уже сейчас просил унести его в далекий волшебный мир, где нет ни инквизиторов, ни даже людей.
— Стой спокойно, — приказал Эдвин. — Они не за тобой.
И, правда, Марсель сразу же узнал Августина. Можно ли было не узнать того, кто фактически стал правителем Рошена? О нем столько говорили, а теперь Марсель видел его воочию, причем не далеко, в центре восторженной, поклоняющейся ему толпы, а совсем близко. При свете дымных смоляных факелов были хорошо заметны даже тени от длинных ресниц на его щеках. Он ведь младше меня, мелькнуло в усталом сознании Марселя. Какие силы нужно было ему приложить, чтобы в таком раннем возрасте добиться столь многого.
Августин что-то прошептал своим сообщникам и указал вперед.
— Эти шайки так любят совершать ночные налеты, — мысленно обратился к Марселю Эдвин.
— Что они хотят сделать? — так же беззвучно осведомился Марсель.
— То, чего я им сделать не дам.
— Не надо, Эдвин! — Марсель испугался и готов был завопить во весь голос, но вынужден был делать предупреждение без слов.
— Я должен хоть чем-то искупить собственные грехи.
Никто не мог услышать беззвучного разговора, но Марселю показалось, что Августин не случайно пристально посмотрел в их сторону и насторожился.
Кажется, на этот раз они собирались схватить бездомных детишек. Марсель ничего не понимал. Только видел, что Августин двинулся вперед, но Эдвин легким и грациозным движением метнулся вперед и преградил ему дорогу.
— Нет! — спокойно и многозначно произнес Эдвин, будто между ним и главным инквизитором существовала какая-то тайна, позволяющая им требовать услуг друг от друга взамен молчания.
— Нет? — повторил Августин, его ноздри чуть раздулись, вдыхая запах гари от факелов. Возможно, он ощущал и другой запах огня, и даже жгучие поцелуи пожара, лижущего его собственную кожу. Он был в ярости и, тем не менее, напуган. Что-то не позволяло ему решиться на отчаянный шаг. Он даже сделал знак своим сотоварищам, готовым кинуться на выручку, чтобы те не вмешивались.
— Да, кто ты такой? — голос Августина срывался то ли на крик, то ли на вздох. Он тяжело дышал и смотрел прямо в глаза противнику, но было заметно, что дольше минуты он не выдержит взгляда сияющих лазурных глаз. Глаз, в которых ему одному видится отражение огня.
— Ты хочешь казнить этих сирот? — вдруг спросил Эдвин.
— Им место в узилище. Нельзя позволять бродягам слоняться по городу, — Августин впервые заговорил откровенно, без вымысла и высокопарных фраз, и сам испугался своей честности. Он обернулся через плечо к своим напарникам, проверяя не заметили ли они его оплошность, но те были, как всегда, уверены в нем и пропустили все мимо ушей. Даже если бы они все поняли, то предпочли бы притвориться дурнями, потому что слишком дорожили своим местом. «Вот уж у кого нет сомнений, что я злодей под маской святого, и, тем не менее, они готовы покрывать меня, потому что мое лицемерие приносит им выгоду», подумал Августин. И все-таки он не хотел ни перед кем раскрывать свою истинную сущность.
Он придвинулся поближе к Эдвину и, только убедившись, что остальные не слышат, горячо зашептал:
— Я не обязан щадить чернь, более высокопоставленные жители жалуются на своры нищих, брезгуют нищетой. Я должен угождать им, а не собственной жалостливости.
— Ты когда-то был точно таким же осиротевшим ребенком, — так же тихо прошептал Эдвин, и Августин приоткрыл рот от удивления. Он ожидал нечто подобное от необыкновенного златокудрого господина, но не ожидал, что кто-то так смело читает все его самые потаенные мысли.
— Власти жалуются, народ хочет взглянуть на костры, я должен обличать колдунов в этом состоит моя миссия, — Августин сам упрекал себя за то, что должен отчитываться перед незнакомцем, но поступить иначе не мог.
— Это дети колдунов, иначе бы они не околачивались ночью под чужими окнами, — уже громче произнес он. — Я не позволю, чтобы кто-то наводил порчу на добропорядочных жителей. Схватить их!
— Нет! — повторил Эдвин. Августин, сам не зная почему, сдался и слабым жестом остановил собственных приспешников.
— Ты уже отнял множество жизней. Костры поглотили виновных и невинных. Я не дам тебе убить еще и детей, — тихо, но твердо заявил Эдвин.
— А разве ты сам не убил множество детей, — Августин запнулся, и сам испугался собственных слов. Откуда вдруг пришла эта мысль. Ведь сам он ни о чем таком не думал. Августин зажал рот ладонью, чтобы не выболтать что-то более страшное, что-то, что шепчут ему незримые господа. С ним такое случалось тогда, когда он улавливал мысли госпожи. Ему просто нужно успокоиться и обуздать бешеную, демоническую силу в своей душе.
— Ваше величество? — неловкое положение спас возглас одного из инквизиторов, того, кто стоял в заднем ряду, и рассмотрел Эдвина только сейчас.
— Ваше величество? — настороженно повторил Августин. Он оглядывался по сторонам, словно ища ответа на свой вопрос. — Ты…ты король Виньены?
Он никогда не видел короля, не знал его в лицо, ответ ему опять шепнула госпожа.
— И ты считаешь, что блеск от твоей короны спасет твоего миловидного живописца? — Августин слабо, грустно усмехнулся. — Что если я прикажу схватить твоего художника за то, что он творит там, наверху, в своей мастерской? Что ты тогда сделаешь, чтобы меня остановить?
— Ты знаешь, что я сделаю, — спокойно, но многозначно произнес Эдвин, и Августин чуть подался назад, будто его ошпарили. Однажды его уже обожгли, он чувствовал на своей коже болезненный след от прикосновений огня, и теперь ожоги болели вдвое сильнее, потому что рядом стоял этот неземной незнакомец, и в его глазах отражался, как в двух зеркалах, тот пламенный ад, из которого Августин никогда бы не смог спастись собственными силами.
— Когда-нибудь я вернусь за ним, — пообещал Августин больше для острастки. Он знал, что в ближайшие несколько лет побоится тронуть художника.
— Когда ты вернешься, я буду рядом с ним.
— Я бы ведь мог отправить на костер и тебя, — Августин готов был рвать и метать от ярости, но вынужден был сдержаться. Он смотрел на Эдвина с холодной злобой, таким взглядом может одарить один преступник другого, будто желая сказать «я обличил тебя, ты такой же, как я, ты тоже в сетях порока».
Марсель заметил, как Эдвин едва уловимо отрицательно покачал головой. Угрозы в его адрес были пусты и бессмысленны. Оба: и король, и инквизитор осознавали это, но Августин упорно старался с честью выйти из ситуации. Ему нужно было даже в словесной баталии с монархом сохранить достоинство, чтобы поддержать свой авторитет.
Кто-то из монахов зашептал что-то на ухо Августину, предупреждение, советы или вопросы, невозможно было расслышать. Очевидно, то были расспросы о будущих приговоренных.
— Пусть живут…пока, — Августин небрежно махнул рукой в сторону затаившихся в темноте бродяжек.
— Вперед, — скомандовал он, пронесся мимо своих людей и быстро двинулся прочь. Кто-то из его свиты предпочел отвесить Эдвину поклон, то ли извиняясь, то ли рассчитывая на будущую благосклонность со стороны такого значительного лица. Никому не хотелось поддерживать конфликт с самим королем.
Марсель заметил, как Августин последний раз обернулся, как странно и жестоко сверкнули его глаза. Вскоре его светлая шевелюра скрылась в лабиринте переулков. Марсель чувствовал, что его немного мутит и оперся плечом о стену ближайшего здания.
— Так ты… — он не в силах был произнести титул. Эдвин оставался для него только Эдвином. Даже царский титул был бы для него недостаточно велик, ведь ангел был выше всех королей вместе взятых. И все-таки от присутствия рядом кого-то, настолько значимого Марселю стало неловко.
— Тебе ведь все равно кто я, Марсель? Ты бы пошел за мной ко двору, даже если б у меня не было никаких титулов.
— Но как так могло получиться, ты ведь не можешь быть сыном предпоследнего короля.
— Его сын погиб, и он должен был выбрать другого наследника самостоятельно, потому что не хотел, чтобы после его кончины это сделали за него мелочные и амбициозные придворные.
— Да, я знаю, но…Он знал о том, кто ты?
— Да, он знал, — легко признался Эдвин. Он ничуть не оскорбился такой подозрительностью, напротив, будто пытался досказать, что король знал о чем-то таком, о чем до сих пор так и не догадался сам Марсель. О чем-то страшном и тайном.
— Он выбрал меня именно потому, что узнал, кто я есть на самом деле. Я сам признался ему во всем, и моя исповедь не вызвала у него ни страха, ни отвращения. Ему как раз нужен был кто-то более сильный и мудрый, чем простой человек, кто-то, способный покончить с заговорами, разногласиями и интригами. Мне предстояло добиться благоденствия и процветания в стране, опустошенной войной, и я сделал это. Не ради удовольствия чувствовать себя королем, я был им уже не раз, в разных странах и в разные времена. Мне захотелось сделать что-то хорошее, восстановить справедливо