на с собой носила, выглядели хрупкими и изящными, как она сама. Вот бы найти страусовый, с перламутровой ручкой веер, который она обронила. Наверняка, ей жаль было бросать, где придется, такую красивую вещь, но выбора не было, ведь она так спешила убежать.
Под одним из кресел, кажется, что-то белело. Я нагнулся и поднял клочок бумаги, повертел его в руках, попытался разгладить смятые места. Вроде бы, это то самое послание, которое прочла Роза перед побегом, хотя может быть и не то. Скомканную бумажку мог обронить, кто угодно. Мне удалось разобрать всего несколько предложений:
«Это был он, госпожа, хоть я и не видел его много лет, а спутать его ни с кем не смогу. Второго такого, как он, нет на всем свете и даже в мире мглы. Жаль только, что вел он себя, куда хуже, чем обычно, даже не расплатился за вход, проскользнул в пустую ложу, будто призрак. То, что он не проявил обычную щедрость, уже признак того, что он в дурном расположении духа. Когда я заметил его на улице, он казался таким бесчувственным, что не пощадил бы никого из старых друзей…»
Я бы прочел и дальше, но чья-то ловкая сильная рука, неожиданно вынырнув из темноты, вцепилась в записку и вытащили ее из моих пальцев.
Впервые я был по-настоящему ошеломлен, не удивился бы так, даже обнаружив, что у меня украли часы или кошелек. Воровство было совершено так проворно и прямо у меня на глазах, да еще и без всякого стеснения.
— Извиняюсь, но я не должен оставлять улик, — будничным тоном пояснил Винсент, уже успевший отойти от меня на несколько рядов. Теперь он собирал программки, забытые зрителями, и даже засунул к себе в карман оставленный на стуле бинокль.
С таким нахальством мне еще сталкиваться не приходилось. Пока я ошарашено наблюдал за Винсентом, не в силах просто сдвинуться с места, не то что что-то предпринять, он поднимал каждую мелочь, какую мог найти.
— Госпожа велела не оставить никаких свидетельств ее оплошности, но, чтобы не ошибиться, нужно быть очень внимательным, лучше взять лишнее, чем что-то забыть, — Винсент подобрал еще несколько программок, даже нашел конверт от записки, порванный, но все равно для чего-то ему понадобившийся. Я заметил, что из кармана у него торчит веер, который я видел у Розы, и одна из маленьких бриллиантовых заколок, что сверкали в ее волосах.
— Ну, вот, вроде бы все, — Винсент еще раз оглядел пустой зал, чтобы убедиться, что вокруг не осталось ничего из того, что можно было бы поднять и отнести госпоже.
— Похвальное усердие! — обретя, наконец, дар речи, сумел пробормотать я.
— Я стараюсь, как могу, — Винсент проверил, не вывалилось ли чего у него из карманов, и довольно усмехнулся.
— Если госпожа меня похвалит, я буду счастлив, — он хотел махнуть рукой мне на прощание, но вдруг заметил на ковровой дорожке, между рядами кресел, длинную полосу грязных, мокрых следов. Я тоже обратил на них внимание только сейчас и готов был поклясться, что минуту назад их там не было. Да и откуда им взяться, ведь на улице нет дождя, никто из посетителей не мог принести с собой ни влажные разводы грязной воды, ни мелкие комочки земли. Отпечаток подошв не было, только очертание тонких ступней, будто кто-то прошел здесь босиком. Я вдруг почему-то вспомнил, что наше поместье окружено лесными озерами и болотными топями. Наверное, только оттуда можно было принести такую липкую грязь.
— Кому-то в скором времени не посчастливится, — тихо проговорил Винсент.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла недоброй.
Я нагнулся, чтобы прикоснуться к одному из следов, но на пальцах у меня вместо грязи осталось что-то липкое и красноватое, больше похожее на кровь, чем на воду. Наверное, просто красноватая глина. Я поспешно вытер руку о край кафтана.
Между тем Винсент осматривался по сторонам так, словно силился заметить кого-то в пустых ложах. Возможно, он почувствовал присутствие кого-то, кто незримо проскользнул прямо мимо нас и занял одно из пустых кресел.
Следы вели к оркестровой яме, но обрывались, не доходя до нее.
— Был бы ты немного поосторожнее, — внезапно по-дружески, без привычного зла посоветовал Винсент.
— Я и так осторожен.
Ну вот, как только Винсент переходит на дружескую ноту, грубить начинаю я, при чем не со зла, а только из-за излишней раздражительности.
Хорошо еще, что собеседник не обиделся на меня за резкий тон, очевидно, уже привык к тому, что по приказу госпожи ему приходится общаться с невоспитанным человеческим существом.
Винсент еще раз огляделся вокруг так, будто предчувствовал несчастье, и мне показалось, что ему хочется, как можно скорее уйти из того места, где вскоре произойдет что-то нехорошее. Может быть, он предчувствовал пожар, какой-нибудь несчастный случай, например, крушение декораций, чью-то травму, приход Августина с целым полком, чтобы взять под следствие всех присутствующих, в общем то, что касается сразу многих людей, а не меня одного. Но вместо того, чтобы вздохнуть о сотнях обреченных на гибель, Винсент перед самым выходом обернулся и шепнул мне одному:
— Остерегайся!
Хотелось бы спросить «чего», но Винсента уже и след простыл. По крайней мере, после его ухода в партере можно было не убираться. Не считая грязных следов на ковре, вокруг не было ни одной бумажки или соринки. Усердствуя по приказу госпожи, Винсент забрал с собой все, что только можно было унести, хорошо еще, что не утащил кресла.
Зрительный зал совсем опустел, не считая той таинственной и темной силы, которая могла незаметно проскользнуть в него. Я не видел рядом с собой никакой опасности, ведь я же не мог так тонко чувствовать, как Винсент. Даже если сейчас какие-нибудь крошечные гномики или эльфы подпиливают шнур, чтобы большая хрустальная люстра свалилась мне на голову, я не могу уловить тонких звуков их усердной работы. А вот Винсент бы смог. В отличие от меня он был опытным, сноровистым, умным, одним словом, искушенным во всем. Он бы сразу заметил каких-нибудь троллей, готовых свалить на меня тяжелые декорации, и крикнул бы «берегись». Он бы ощутил едва уловимое присутствие одной-единственной феи среди сотни других самых обычных дам. Ну, вот, я уже начал мечтать о том, чтобы уподобиться Винсенту, а совсем недавно готов был побить его и обозвать последними словами только за то, что он со мной недостаточно вежлив. Что-то подсказывало мне, что у Винсента в жизни все было не так гладко, как казалось на первый взгляд. Возможно, и на его долю выпало множество испытаний еще до того, как он поднабрался опыта.
Стараясь переступать через грязные следы, я вышел вслед за ним в коридор. Винсента там, конечно, уже не было, но в самом углу толпились какие-то люди. Мне пришлось воспользоваться своими новыми талантами, чтобы еще до того, как подойду к ним определить, что это взволнованный неожиданными неприятностями директор театра, его секретарь, помощники и констебль, которого пришлось пригласить на место преступления. Чуть поодаль стояли и шепотом переговаривались между собой Лючия и Коринда. Обе, нарядные и рыжеволосые, они смотрелись слишком ярко и, явно, не на месте рядом с таким мрачным сборищем. Они не решились подойти поближе, чтобы посмотреть на труп, а я, несмотря на протесты охранника, протиснулся чуть ли не вглубь темного угла, чтобы заглянуть прямо в остекленевшие глаза покойника. Мертвое лицо покрывала такая бледность, что его можно было сравнить разве что с листком бумаги, на теле не было заметно никаких ран, не видно было также и следов от пролитой крови на полу. Ничего вокруг не разбито и не испорчено, никаких признаков борьбы. Прежде, чем меня успели оттащить в сторону, я успел наклониться и рассмотреть на горле под воротником длинный бескровный шрам. Мне почудилось, что в теле убитого не осталось ни капли крови. А рана? Разве кинжал Шарло не мог нанести ее так мгновенно, что жертва не успела бы и закричать? Надо было дать показания, рассказать о том, что я видел, как кто-то в черном поманил этого консьержа за собой. Конечно же, нельзя называть имени Шарло. Я чуть было не выложил все, как на духу, но вдруг ощутил, как на плечо мне легла рука Лючии. Всего лишь одно ее прикосновение заставило меня передумать. Пусть я останусь всего лишь одним из ничего не подозревающих актеров, а не вездесущим свидетелем, который сам может легко подпасть под подозрение. Еще чего доброго, навяжусь в помощники к законникам, и во время следствия попадусь на глаза Августину, а он заметит меня и поймет, кто я такой на самом деле. Лучше всего просто промолчать, чем создавать себе лишние хлопоты. К тому же, Шарло будет недоволен. Он, вроде бы, неуловим, как и любое нечеловеческое создание, но даже если его поймают, где гарантия, что его знакомые или собратья не начнут мне мстить?
Я хотел всего лишь на время забыть о горестях и неприятностях и подготовиться к следующему спектаклю. Лучше всего было бы вообразить, что ничего плохого со мной и не произошло, но я не мог. Мысли все время возвращались к Эдвину и к Розе. Первый свой шанс я упустил, не посмел снести с плеч его красивую, бессмертную голову. Может быть, когда судьба предоставит мне второй случай, я не буду больше таким робким и нерешительным. Да, второй раз я не растеряюсь. Если, конечно, этот второй раз будет мне предоставлен.
Ночью я ворочался в своей постели, думая о том, лишь бы только Роза успела скрыться, затеряться в лабиринте огромного города или уйти в свой склеп прежде, чем ее настигла опасность. Какой-то шорох отвлек меня от этих то ли мыслей, то ли молитв. Я приподнял голову от подушки, и всего лишь на миг мне почудилось, что бледное в облаке платиново-светлых кудрей лицо прижалось к стеклу с внешней стороны окна. Это всего лишь сон, сказал я себе, никто из прохожих не мог заглянуть ко мне в окно. Моя комнатка расположена слишком высоко, на втором этаже гостиницы. Нужно уметь летать, чтобы подобраться к моему окну. К сожалению, я все время помнил о том, что, помимо людей, по этому миру иногда бродят существа, способные пуститься в полет. Но с какой стати им подсматривать за одним из постояльцев? Разве только их могла привлечь моя колдовская книга.