реди прочих отражений в отблесках огня. Жаль, что из памяти никак не выходило красивое, жестокое лицо и губы, прижавшиеся к зеркалу по ту сторону битого стекла. Эти уста будто бы желали задать мне всего один вопрос «где они», но я понятия не имел, о ком меня спрашивали. Знал только, что на зеркале осталась вмятина, будто кто-то ударил по нему кулаком, возможно, как раз кто-то из «них».
Что ж, наверное, придется идти дальше без света. Как среди множества закрытых дверей я найду одну нужную? Может, позвать моих друзей по именам, но я боялся повышать голос в поместье. А вдруг эхо разбудит призраков, и они разозлятся из-за того, что среди людей, которых я зову, нет дорогих им имен.
«Никогда не открывай свое имя призраку, иначе он найдет тебя всюду», шепнул кто-то мне на ухо, и я поспешно поднес руку к воротнику, чтобы поймать любое ловкое существо, которое попытается забраться мне за шкирку.
«И никогда не спрашивай имени самих призраков, иначе уже не сможешь от них отделаться, как от той белокурой дамы», вторил другой тоненький голосочек, а я настороженно следил за тем, чтобы не получить от словоохотливых, но незримых спутников новых царапин, даже руки спрятал под плащом, они были не защищены перчатками, а потому особенно уязвимы. Хорошо, если мои постоянные советчики не попытаются расцарапать мне лицо перед самым выступлением.
Я шел вперед в потемках, пока не заметил, что одни из высоких створчатых дверей приоткрыты, и сквозь узкую щель пробивается тусклая полоска света. Я ускорил шаги, заслышав знакомые голоса, но перед самым входом помедлил. Что-то из обрывков услышанного показалось мне странным.
— Говорю вам, я не стану выступать перед рядами пустых кресел и битыми зеркалами, — яростно протестовал голос Жервеза. — Неужели вы не понимаете, что все это значит? По - моему, суровая жизнь должна была бы нас уже кое-чему научить.
— Ты хочешь сказать, что все эти кресла далеко не пусты? — с мрачным юмором осведомился тенор Маркуса. — Что, как только мы кинем пару реплик, на каждом обитом бархатом сиденье ни с того, ни с сего объявится по призрачному зрителю?
— Живым зрителям здесь взяться неоткуда, — продолжал стоять на своем Жервез. — Поместье пустое, как будто, всех жильцов скосила чума, или перед ними разверзлась сама преисподняя и поглотила их всех, а нам оставила пустой дом.
— Но представление — то уже оплачено, значит, придется выступать перед пустым залом, — заключил чуть хрипловатый бас Паскаля и спорить никто не стал, решение было окончательным.
— Да, точно, чтобы соблюсти честность, придется играть для пустых мест и зеркальных отражений. Ведь деньги нам уже выплачены, мы ничего не потеряем. По крайней мере, выполним условия, а там уже не важно, посмотрит кто-то на нашу игру или нет, — тенор Рено был более беззаботным, чем у других. Он не любил, когда собиралась многочисленная публика, чего-то стеснялся, не всегда хорошо играл. Мне казалось, что ему было бы приятней выступать для маленького круга зрителей, в каком-нибудь частном театре.
— А куда подевался наш высокородный друг? — вдруг осведомился Жервез.
— Скоро придет, — обронил кто-то, кажется, Рено. Я подошел поближе к двери, чтобы подсмотреть в щель, что происходит, и увидел краешек зала, овальное возвышение сцены в кругу зеркал и десятки рядов великолепных золоченых кресел, обитых красным бархатом. Все они были пусты, но, как будто, ожидали кого-то.
— А помните, что было, когда мы ждали, что вот-вот придет она… — прошептал Маркус. — И она явилась к нам с того света.
— Мы ведь уже знаем, что иногда приходит и проситься в компанию людей кто-то, кого с нами быть давно уже не должно, — зазвучало чистое сопрано Коринды и, несмотря на зловещий смысл слов, немного развеяло обстановку.
— Да, мы знаем, но никому не говорим, — явно пересилив себя, согласился Рено.
— И никогда не скажем во избежание того, чтобы нас не сочли безумцами или колдунами, — поддакнул Жервез.
— Даже нашему титулованному другу мы об этом никогда не скажем, — согласился Маркус. — А пока будем следить за ним и за всеми, кто обращает на нас слишком пристальное внимание, во избежание повторения прискорбной ситуации. Вы же помните, как страшно нам было в прошлый раз, когда она начала требовать от нас, чтобы мы служили и кланялись ее адским друзьям.
— Жаклин никогда не вернется, — устало и далеко безрадостно вздохнул Рено. Другие, как по приказу, одновременно устремили на него настороженные и взволнованные взгляды, будто он произнес запрещенное имя. Казалось, стоит Рено сейчас сделать одно неосторожное движение к выходу или сболтнуть что-то лишнее, и они все, как стая диких зверей кинутся на него, чтобы разорвать в клочья.
— А вдруг наш новый друг такой же, как она? — резким тоном осведомился Маркус. — Вдруг он тоже пришел с темной стороны? Сначала он подарил нам славу, а затем подарит смерть.
— Мы ему не позволим, — уверенно вступила в спор Коринда. — Мы уже знаем, как изгонять проклятых.
— Его золото нас погубит, если можно было бы собрать все монеты и зарыть где-нибудь, — предложил Жервез.
— Но мы уже все потратили, — отозвалась Лючия. — Остается только надеяться на то, что он не такой, как та, о которой мы говорим.
— А если он такой же, то мы сами устроим над ним суд, — решил Жервез, и по лицам остальных присутствующих невозможно было определить, поддерживают они его или нет.
Половица скрипнула у меня под ногой очень некстати. Я вынужден был сделать вид, что запыхался и только что дошел до двери. Пришлось кинуть пару реплик насчет того, как долго я их разыскивал, чуть не заблудился, и в свою очередь удивиться тому, что все кресла пусты.
— Ну, что ты готов играть для Люцифера и всех его приспешников? — Жервез склонился ко мне с заговорщическим видом, пнул в бок и зловеще расхохотался. — Приступай, Батист, здесь, наверное, уже собрались все твои друзья, которых видишь ты, но не видим мы.
— Что за шутки? — тут же одернул его Паскаль, и, несмотря на то, что выступление в мою защиту было, наверное, полным лицемерием, я остался ему благодарен. Ни в коем случае нельзя было подавать вид, что я о чем-то подозреваю.
— Думаю, в зале будет не очень шумно, — пошутил я и первым взобрался на сцену, протянул руку Лючии и всего на миг поддался иллюзии, что зал далеко не пуст, что в креслах уютно устроились бледные дамы и кавалеры, и множество неземных, крылатых или безобразных существ.
Может быть, они так и сидели, такие же неуловимые и невидимые для окружающих, как Даниэлла. По крайней мере, я на этот раз никого не замечал, но чувствовал себя неуютно в окружении зеркал, поставленных так, что наши отражения множились не вдвое, а в десятки раз. Пустой зал не давал мне покоя, и после каждой реплики я косился на незанятые места. Собственный голос в тишине звучал неуверенно и казался чужим. На какое-то краткое мгновение мне почудилось, что где-то в последних рядах сидит Роза и внимательно слушает меня. Сама она в белом, а вот за спинкой ее кресла стоит какое-то темное, жуткое создание.
Блики от одного-единственного напольного канделябра многократно множились в зеркалах, плясали оранжевыми зайчиками по пустому темному пространству. Розы уже не было, а я все еще искал ее взглядом и вдруг заметил в одном из дальних зеркал отражение той самой коронованной статуи. Я с изумлением оглянулся назад. Неужели она стоит за моей спиной, где-нибудь в темном уголке сцены, но там все было пусто. Я еще раз посмотрел на отражение, и, несмотря на все изящество изваяния, оно показалось мне неестественно белым и жутким.
Какой-то неприятный треск над головой вывел меня из оцепенения. Вот теперь, наверное, какие-нибудь жуткие твари ползают по потолку и громко хрустят. Какой-то белый мелкий порошок осыпался мне на рукав. Я быстро стряхнул его, не сразу поняв, что это известка. Опять треск. Я успел схватить Лючию за талию и оттащить в сторону всего за миг до того, как люстра, висевшая над сценой, рухнула вниз.
— Здесь кто-то есть, кроме нас! — крикнул я, ища глазами отражение скульптуры, но его больше не было. Наверное, в этот миг я мог показаться обезумевшим, но мне было все равно. Зачем заботиться о собственной репутации, если все, кто собрался здесь, и так считают меня весьма подозрительной личностью.
Никто ничего мне не сказал. Все были либо перепуганы, либо заняты проблемой собственной безопасности. Где гарантия, что точно так же не обвалятся и все остальные люстры? Вдруг предметы вокруг пустятся в пляс? Лючия отряхивала с подола осыпавшуюся с потолка известь и краску, и опасалась со мной заговорить.
Никто не пытался мне помешать, когда я кинулся к выходу из зала, а затем и из поместья. Проходя мимо постамента, я на секунду задержался. Уже сгущались вечерние сумерки, снег все так же легко падал на землю. В этот раз не могло быть ошибки, порожденной игрой света и тени. Постамент был пустым.
Так куда же исчезла статуя? Я даже несколько раз обернулся, надеясь, что увижу ее там снова, а потом бросился бежать. Может, где-нибудь за углом поместья и стояла прекрасная мраморная царица, но я ее уже не видел. Мог только вообразить, как ее ногти царапают стену заброшенного поместья. Ворота никак не открывались, и я попросту перелез через них, спрыгнул на землю и снова побежал, не останавливаясь до тех пор, пока впереди не показалась одна из оживленных площадей Рошена. Мне почему-то казалось, что если я буду в центре людской суеты, если затеряюсь в толпе, то никакие призраки не посмеют меня преследовать. Жаль, что по ночам на улицах не бывает так многолюдно. А ведь скоро ночь. Я только сейчас начал задумываться над тем, а что же будет на этот раз? Найдет ли меня Даниэлла, или я смогу спрятаться от нее? Может, нужно всего лишь не возвращаться в гостиницу, пусть призрак ждет в пустой комнате, пусть приходит в театр, где ноги моей больше не будет. Предчувствие подсказывало мне, что не все так просто. Недостаточно только переехать из одного места в другое, чтобы избавиться от злого духа, ведь тот во время переезда може