Раскатистый гром оглушает землю яростным ударом.
– Стоять!
Я понимаю, что это мне. Замираю на месте.
– Ариаст! – взревел Князь, и черные тени метнулись от него в разные стороны.
Прошел лишь миг, я только успела моргнуть, а когда открыла глаза, то передо мной стояло безликое существо, пустые глазницы и пустое отверстие вместо рта. Существо смотрело сквозь меня и одновременно в меня. Из моего ртавырвался сиплый рев. Я махнула рукой, ну, так, на всякий случай, хотя понимала, что все это бесполезно.
– А-а-а-а! – снова заорала, но только уже от боли.
Рука прошла сквозь тьму, и, как ни странно, та рассеялась, но кожа в том месте, где соприкоснулась с тьмой, покрылась волдырями. Ожог.
– Иди сюда, Вάлери, и я излечу тебя, – вдруг доверительно произносит Арон, и я даже на миг забываю о боли, уж очень голос его сладок.
Снова с небес на землю обрушился разряд грома, и вдруг окружение начало искажаться, будто в старом ламповом телевизоре перегрелось что-то, и экран начало троить.
– Не смей, Ариаст! – взревел Князь. – Она моя, слышишь! Моя, и ты поплатишься жизнью за то, что делаешь сейчас!
Я смотрю на Арона, на Сашку и не понимаю, что происходит. Но в воздухе вдруг становится жарко. Хоть солнца и нет, но что-то нещадно греет воздух. Еще немного, и мне кажется, что тело начинает плавиться, будто кусок воска в горячей воде.
– Господи, – возношу я молитву к небесам, а сама пытаюсь спрятаться в тень дерева, хотя разумом понимаю, что это все бесполезно. – За что мне это все? Сколько еще раз мне предстоит умереть, чтобы понять, кто я?
В глазах темнеет в тот момент, когда я произношу последнее слово, а потом через меня будто разряд молнии проходит, и все перед глазами становится иллюзорным, изломанным.
Разум покидал сознание в замедленном режиме, и чудовищные картины погибающего мира грез разваливались на моих глазах. Слезы текли по щекам крупными градинами, смешиваясь с застывшей на скулах кровью. Потрескавшиеся от пекла губы тоже кровоточили, но мне уже было все равно, я выгорала, чувствовала, как выгораю изнутри, но ничего с этим не могла поделать. Тело корчилось от боли, но я этого не ощущала, я медленно умирала.
– Вάлери, поднимайся! Некогда разлеживаться, скоро Князь будет здесь, нам нужно встретить его, – голос мага ворвался в сознание, как поток ледяного воздуха.
Мое тело выгнулось дугой, и я рвано глотнула воздух.
– Что вы со мной делаете? – прохрипела, видимо, еще в агонии.
Потом вскочила на ноги и бросилась с кулаками на мага.
– Убью, – проскрежетала не своим голосом.
Четкий и резкий удар в середину лба, и я застываю на месте.
– Ну, вот, – смех прорывается сквозь серьезный тон мага, – а говоришь, не готова. Как же не готова, деточка, раз решилась руку поднять на сильнейшего Мага Межмирья? – он склоняется надо мной. – А если в лягушку превращу, не боишься разве?
Скрежет моих зубов, видимо, позабавил его.
– Вижу, не боишься, – он поворачивается ко мне спиной, – расколдую, если пообещаешь вести себя смирно.
«Обещаю», – мысленно усмехаюсь на его слова.
– Я серьезно, девочка, некогда нам играться, пора бы и врага лицом к лицу встретить, и ты мне в этом поможешь.
Он щелкает пальцами, и я выдыхаю. Желание кинуться на него и побить возрастает в разы, но я сдерживаюсь, потому что больше той боли, что мне причиняет моя неестественная смерть, я боюсь попасть в руки к Князю.
– И правильно боишься, – подтверждает мои мысли маг.
– Прекратите так делать, Ариаст! – возмущаюсь я. – Кто вам дал право ко мне в голову залезать?
– Ты, – коротко ответил маг. – Без твоего на то согласия я бы не смог.
– Ладно, Ариаст, – иду на попятную, потому что этот разговор становится бестолковым.
Ответы вопросами и загадками меня не устраивают, я устала от непонимания и осознания своей беспомощности в этом мире.
– Расскажите, кто я и зачем нужна Князю?
Ариаст тормозит, и я догоняю его, пристраиваюсь рядышком.
– Если ты готова принять информацию, то можно начать прямо сейчас, – поворачивает ко мне голову мужчина, и на его губах играет лукавая улыбка.
– Только без боли, – умоляюще прошу его.
– Я тебе и в тот раз сказал, что боль вызывает твое сопротивление принять себя той, кем ты являешься на самом деле.
Мужчина говорит, смотрит мне в глаза, а я боковым зрением замечаю, как вокруг нас все кружится и меняется, как будто в фильме про волшебство, только теперь все это происходит со мной в реальности. И это теперь не страшит, а вызывает любопытство.
Спустя мгновение, вокруг нас с магов все преобразуется и теперь мы стоим посреди большого зала, скорее всего в его замке.
– Это Обитель Видящих, – шепчет мне маг.
Он кладет мне руки на плечи и разворачивает к себе спиной. Перед глазами вспыхивает пламя огня и тут же гаснет.
– Избранная, – то ли шелестит, то ли громогласно проносится в моей голове и я не понимаю, что это было, звук одновременно и оглушил и рокотом пронесся по телу. – Подойди.
Я смотрю перед собой. Там только круглый стол на невысоком подиуме и больше никого, куда идти не понятно совсем.
– Вперед, – подталкивает меня в спину Ариаст, чем тут же вызывает во мне волну негатива.
– Да куда идти то? – шиплю за спину, – там никого нет.
– Иди, тебе говорят, упрямая ослица, – слышу в его голосе раздражение и делаю шаг вперед. Оглядываюсь по сторонам. Вроде бы ничего подозрительного. Осторожной перебежкой делаю еще несколько шагов и вот уже когда до подиума остается еще одна перебежка, на нем начинает происходить неладное. Внутри нарастает волной цунами желание бросится бежать, куда нибудь спрятаться, забиться в угол, сделать хоть что—то, только бы не стоять истуканом и не смотреть на всю эту чертовщину, но я не могу. Не могу сойти с места, потому как ноги словно прибили к полу гвоздями и в тех местах, где должны быть шляпки, а под ними стержень, нестерпимо зудит, от чего это только вселяет уверенность в то, что меня заставляет стоять на месте магия, как интересно, что теперь я это слово произношу, с легкостью и без иронии, что мне это больше не чуждо и не смешно. Кажется, что именно сейчас на меня снисходит понимания этого мира, понимание того, что все это настоящее и живое.
А за столом, словно сотканные из воздуха появляются человеческие очертания фигур. Их трое. И с каждой секундой они все больше наполняются красками, а точнее белым цветом. Я смотрю неотрывно. Запоминаю, впитываю в сознание каждую изменяющуюся в их силуэтах деталь. И вот уже их голые черепа покрывают длинные белоснежные локоны, ниспадающие до середины спины. А на лице прорисовываются черты. Правда ничего особенного. Все похожи между собой будто близнецы. Еще не успев полностью материализоваться, они уже начинают, между собой что—то обсуждать в полтона, специально, чтобы я не услышала ничего, но они ошиблись слух у меня за последние сутки стал отменным, я навострила ушки и ловила каждое слово хоть и не понимала его, но интонацию, четко улавливала и разгадывала. Видящие были чем—то взволнованны и одновременно с этим недовольны.
Особенно один старик, который все время искоса посматривал на меня, показался мне самым неприятным из этих троих. Пока я рассматривала видящих, они рассматривали меня. Приглядывались, прислушивались, а может и принюхивались я хрен его знаю, но неожиданно все разом замерли и только головы повернули в моем направлении.
Сидят, неподвижно смотрят на меня своими белесыми глазами, а в белках мутные серые радужки плавают размытым месивом, даже зрачка не видно. Прищурив глаза, рассматриваю в деталях лица видящих.
– Избранная, подойди.
Черт, твою мать, вот он, этот загробный голос, полный мертвецкого холода, от которого по спине мурашки бегут стаями и опускаются по позвоночнику вниз, в самый хвостик копчика, концентрируя там энергетику страха.
– Иди, дитя, не бойся.
Страх взрывается тысячами, ой, нет, миллионами осколков и впивается в нижние конечности, парализуя их.
– Я боюсь, – говорю еле слышно.
– Не слышу тебя, – говорит дед.
Он что, гад, издевается? Делаю шаг к нему и чувствую сейчас себя серой шейкой, которую обвел вокруг пальца глухой тетерев.
«Ладно, уговорили», – решилась внутри на отчаянный поступок, и последняя перебежка была сделана. Я оказалась почти вплотную к подиуму. Мерзкий запах мертвечины ударил в нос.
«Черт, черт, черт, я сейчас сблюю», – задерживаю дыхание и отворачиваюсь, надеюсь, что запах гниющих трупов еще не заполнил все помещение.
– Это она! – взвизгнул старик, что сидел напротив того, которой на меня постоянно пялился.
Я от удивления повернула к нему голову. Не ожидала, что голос у него такой странный.
– Вот вы чувствуете этот запах? – снова взвизгнул он, и у меня в ушах зазвенело от его голоса.
– Эргас, – шикнул на него старик, что сидел посредине, и обратился ко мне: – Ты знаешь, кто ты?
Я пожимаю плечами и отрицательно машу головой.
– Нет, – решаю добавить для убедительности.
– И ты не чувствуешь в себе никаких изменений? – удивленно приподнимает он белесую густую бровь.
– Нет, – отвечаю ему. При этом немного лгу, даже сама себе.
– А сейчас ты чувствуешь что-то? – он смотрит на меня не отрываясь, а я, как хорошая девочка, прислушиваюсь к себе, пытаясь понять, что внутри происходит.
Но нет, ничего особенного не происходило, может быть, только чуть зудела тату над лобком, и очень хотелось ее почесать. Вот прямо сейчас, потому что зуд нарастал, и я уже перебирала коленками, чтобы хоть как-то заставить колыхаться ткань, может, это чем поможет.
Черт, бляха муха, мне уже почти было все равно, я готова была залезть рукой под юбку и почесать гребаную татушку.
– Она еще не готова, метка только на поверхности кожи, она не вошла в слияние со своей хозяйкой. Поэтому придется ждать, – он так тяжело вздохнул, что на меня навалилась все разочарование, которое было скрыто в этом вздохе.