И тут Тристан почувствовал, что не уверен в том, что хорошо понимает, как все случилось. И почему все случилось именно так.
Началось с того, что на Леонору напали, он подоспел вовремя, чтобы спасти ее, и потом они пришли сюда. До этого момента все было нормально. Но она захотела отблагодарить его, а он не стал возражать. И тогда все запуталось. Сначала он думал о том, что ласки и поцелуи отвлекут девушку от мыслей о пережитой опасности, но… но оказалось, что опасность здесь ни при чем, а ему просто очень нужна эта женщина и он никак не может ее отпустить.
Оказалось, что внутри выдержанного и привыкшего контролировать свои эмоции бывшего тайного агента, а ныне графа и безупречного джентльмена, где-то под внешним лоском все это время скрывался собственник, дикарь, который, заполучив в свои объятия женщину, просто не пожелал с ней расстаться.
И тогда это случилось. Он посмотрел на темноволосую головку и нежное плечо. То, что мисс Карлинг решила выразить свою благодарность столь приятным способом, привело к осложнениям. И теперь все его стратегические и тактические планы летели к черту. Потому что из нынешней ситуации выход существует только один.
И как джентльмен…
«Пожалуйста, не покидай меня…» — шептала она, и слезы текли из ее прекрасных глаз. И он ни о чем не жалеет. Просто все свершилось немного раньше и не в том месте, но все равно — разве можно сожалеть о чем-либо, изведав счастье. И джентльменство тут ни при чем. И плевать он хотел на общество. Просто эта женщина принадлежит ему. Вот что движет его решимостью. И он будет беречь и защищать свою женщину — пока смерть не разлучит их.
Леонора очнулась от полудремы. Ей было необыкновенно тепло и хорошо. Она потянулась, открыла глаза — и мгновенно поняла, где находится источник этого тепла. И почему тепло не только снаружи, но и внутри… Щеки мгновенно вспыхнули румянцем, она извернулась и посмотрела назад. Тристан глядел на нее без улыбки.
— Лежите спокойно. Тело может немного саднить, это пройдет. Просто полежите, расслабьтесь и дайте мне подумать.
Он протянул руку под покрывалом и притянул ее поближе, устраивая поудобнее. Леонора закрыла глаза. Полежать и расслабиться. Там, под покрывалом, они были совершенно нагие. Она чувствовала ладонью завитки волос на его груди. И он все еще был внутри. Она его чувствовала.
Она, конечно, знала, что мужчины гораздо менее женщин чувствительны к наготе и всему такому. Но все же это как-то…
«Нет-нет, — сказала себе Леонора. — Сейчас я не буду думать об этом и о том, что произошло. Иначе это займет много времени и… и много эмоций, А к обеду должны приехать тетушки». Она взглянула на Тристана — он хмурился.
— О чем вы думаете?
— Я думаю, где бы найти епископа.
— Епископа?
— Ну да. У вас нет, случайно, знакомого епископа?
— Но зачем вам епископ?
— Нам понадобится специальное разрешение, и быстро…
Леонора уперлась руками ему в грудь и резко отодвинулась. Теперь он видел ее встревоженное личико и широко распахнутые глаза.
— Зачем вам понадобилось специальное разрешение?
Тристан задумчиво смотрел на нее.
— Вот уж не ожидал, что вы так рассердитесь.
Леонора отодвинулась еще дальше, потом умудрилась сесть, не вылезая из-под покрывала.
— Прекратите дразнить меня. — Она оглянулась. — Где мое платье?
— Я вас не дразню.
Тон Трентема заставил Леонору быстро перевести взгляд на его лицо. На нем было уже знакомое выражение — без улыбки, очень сосредоточенное, с тяжелым взглядом ореховых глаз. Сердце ее заколотилось.
— Это… не смешно.
— Я тоже так думаю.
Ах вот как… Она начала приходить в себя. Ну конечно — «как джентльмен…».
— Я не жду от вас предложения выйти замуж.
Он вопросительно и чуть насмешливо приподнял брови. Леонора вдохнула поглубже и быстро сказала:
— Мне двадцать шесть. Это слишком много, чтобы выходить замуж. И вы не должны чувствовать себя обязанным делать мне предложение из-за того, что случилось… — Она помахала рукой над кроватью. — Не надо представлять дело так, словно вы соблазнили меня и теперь обязаны что-то предпринять.
— Насколько я помню, это вы меня соблазнили.
Она вспыхнула до корней волос.
— Так и было. Поэтому нам совершенно не нужен епископ.
Леонора решила, что пришло время одеваться. Она углядела сорочку на полу рядом с кроватью и повернулась, собираясь выскользнуть из-под покрывала.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее хрупкого запястья словно стальной браслет. Он даже не соизволил пошевелиться — оба понимали, что освободиться без его позволения она не сможет.
Леонора медленно села обратно. Тристан лежал на спине и смотрел в потолок. Она не видела выражения его глаз, и это как-то беспокоило.
— Давайте все выясним.
Голос звучал ровно, но что-то в нем было такое… У нее вдруг мурашки побежали по спине.
— Что мы имеем? Вам двадцать шесть лет, и вы девственница, пардон — бывшая девственница. У вас нет никаких обязательств или привязанностей. Я правильно понял?
— Да. — Леонора могла бы ответить что-нибудь резкое и колкое, но что толку — он сейчас совершенно неуязвим для стрел юмора и сарказма.
— Кроме того, если я правильно понял, вы вполне со знательно пошли на то, чтобы соблазнить меня?
Она сжала губы, помедлила, но потом все же ответила:
— Я не собиралась делать это вот так, сразу.
— Но коль уж так все сложилось, то вы решили… совершенно сознательно… использовать меня для… чего? Чтобы я просветил вас?
Тристан повернулся и взглянул девушке в лицо. Смотрел, как краска заливает нежные щеки. Но она гордо выпрямилась и кивнула:
— Именно так.
— Ага. — Он опять уставился в, потолок. — А теперь, получив желаемое, вы собираетесь сделать реверанс и сказать: «Спасибо, Тристан, это все, что я хотела. И давайте сделаем вид, что ничего не произошло».
— Я предполагала, что каждый пойдет своим путем… в дальнейшем, — холодно сказала Леонора. Не признаваться же, что, обдумывая средства достижения цели, она как-то упустила из виду, что потом будет некое «дальше». Теперь надо держаться увереннее. — То, что случилось сегодня, не будет иметь никаких последствий. А значит, и предпринимать ничего не требуется.
Уголки его губ приподнялись, но что-то мешало поверить, что это доброжелательная улыбка.
— Должен огорчить — вы ошиблись в своих расчетах.
Тон был пренеприятный, и Леоноре очень не хотелось ни о чем его спрашивать. Но Трентем просто замолчал — что оставалось делать?
— Каким же образом?
— Возможно, вы не ожидали и не желали, что я попрошу вас сочетаться со мной законным браком. Но поскольку вы меня соблазнили и я теперь ваша жертва, я требую, чтобы вы согласились на брак.
Он повернулся и уставился на нее. Приоткрыв рот, Леонора смотрела в его глаза и понимала, что он серьезен — совершенно серьезен!
— Это… это неразумно! Вы не хотите на мне жениться — это невозможно! Вы просто создаете трудности — себе и мне!
Она вывернула кисть, вырываясь. И обидно было сознавать, что руку она высвободила только потому, что он позволил. Леонора торопливо выбралась из кровати. Страх, гнев и раздражение переполняли ее душу. Где же эта чертова рубашка?
Тристан сел и смотрел на нее: на предплечьях ясно виднелись синяки. Ему стало нехорошо при мысли о своей несдержанности, но он вспомнил о нападении и перевел дух: это сделал Маунтфорд.
Но когда она нагнулась за рубашкой, оказалось, что он тоже оставил следы на нежной коже — на бедрах и на груди виднелись следы страстных поцелуев и объятий, — правда, это не были такие ужасные синяки, как на руках, и все же Тристану было жаль ее и неловко и он тихонько выругался. Она быстро оправила рубашку и спросила:
— Что?
— Ничего.
Он тоже встал и начал одеваться.
Тристан поднял с кровати ее платье. На юбке осталось лишь небольшое красное пятно. Он вдруг почувствовал, что со дна души поднимается нечто — темное, первобытное чувство. Стараясь вернуть самообладание, он старательно встряхнул и расправил смятое платье и отдал его Леоноре. Она высокомерно кивнула. Тристан застегнул рубашку, затем жилет, повязал галстук. Леонора возилась с платьем, и он сообразил, что она не умеет одеваться без помощи горничной.
— Позвольте мне.
Он ловко затянул шнуровку на спине, но прежде чем отпустить ее, притянул к себе за кончики шнурка и прошептал в ухо:
— Я принял решение. Я собираюсь жениться на вас.
Девушка выпрямилась, глядя перед собой, медленно повернулась, приняла из его рук плащ и очень уверенно и спокойно ответила:
— Я тоже приняла решение. Я не выйду за вас замуж. Я никогда и не собиралась выходить замуж.
Они спорили, спускаясь по лестнице, яростно шипели друг на друга, пока шли к парадной двери (чтобы Биггс не услышал), и опять ругались в полный голос в саду.
Трентем так и не смог поколебать ее решимость сохранить свое одиночество. И что самое главное — он никак не мог понять причин ее отказа. Ну почему двадцатишестилетняя девица, которую он только что приобщил к тайнам и радостям плотских утех — и ей понравилось, в этом сомнений не было, да она и не отрицала, — так вот, почему эта самая бывшая девица отказывается выйти за него замуж, если он молод, хорош собой, джентльмен, граф и владелец домов и приличного состояния? Раздосадованный, он пригрозил, что отправится прямиком к ее дяде и попросит ее руки. И если потребуется — расскажет, что они уже были близки.
Тут она остановилась, посмотрела на него — с неподдельным ужасом — и прошептала:
— Вы клялись, что все останется между нами.
И он отступил и, удивляясь сам себе, заверил, что никогда ничего подобного не сделает. Вот так — пойман на собственных словах. Хуже — против него использовали его же порядочность. Что может быть глупее и обиднее!
Позже вечером Тристан сидел в своей библиотеке — у камина, с бокалом хорошего бренди — и все пытался найти какой-то выход и разработать очередной стратегический план. Сначала он вспомнил все, что было между ними: они ведь много разговаривали, но гораздо важнее были мысли и эмоции, которые стояли за их словесными перепалками. Возможно, он не мог понять всего, но кое в чем был уверен, а именно: Леонора искренне полагала, что просто не может заинтересовать такого мужчину, как он, граф Трентем; заинтересовать настолько, чтобы он пожелал жениться на ней.