Он не ожидал этого. Одинок? Чуть ли не впервые Тристан задумался об этом и, удивляясь, кивнул:
— Пожалуй, да.
Он ждал продолжения: сейчас она засыплет его вопросамаи о приключениях и опасностях… Но Леонора по-прежнему молчала. Просто шла рядом. Потом заглянула ему в лицо, улыбнулась и, решительно взяв его под руку, повернула в сторону Белгрейвии.
Так они и шли, не говоря ни слова. Тристан поглядывал на нее с удивлением. Девушка выглядела задумчивой, не расстроенной и не сердитой. Перехватив его взгляд, улыбалась и опять погружалась в какие-то свои мысли..
Они дошли до дома номер четырнадцать, Тристан открыл ворота, пропустил девушку и Генриетту вперед. У ступеней он остановился:
— Здесь я вас покину.
Леонора несколько секунд смотрела ему в глаза, потом мягко улыбнулась и сказала:
— Благодарю вас.
Ясный взгляд голубых глаз давал понять, что она благодарит не только за прогулку, и сердце Тристана сжалось. Он доверился ей, и, кажется, она все поняла правильно.
Сунув руки в карманы и почему-то опять чувствуя себя без доспехов на поле боя, он сказал:
Сегодня я отправлю человека в Йорк… Вы ведь собирались посетить прием у леди Манивер?
— Да. — Она улыбалась.
— Тогда до вечера.
— До вечера.
Трентем смотрел, как Леонора поднимается по ступеням в сопровождении умиротворенной долгой прогулкой Генриетты. Когда дверь захлопнулась, он повернулся и пошел прочь.
На следующее утро Леонора проснулась рано. Она нежилась в теплой постели и смотрела, как солнечные зайчики дрожат на потолке. В ее душе тоже все дрожало и становилось тепло, когда она вспоминала о Тристане. Надо взять себя в руки, решила девушка, и разобраться, что же все-таки происходит между мистером Уэмисом, бывшим шпионом на службе его величества, и мисс Карлинг.
Что удивительно, сначала их отношения казались девушке неправильными, но понятными. Однако день ото дня — или ночь от ночи? — мужчина не то чтобы менялся (такая цельная натура не может меняться так быстро и часто), он обнаруживал и являл ей какие-то новые качества, которые раз за разом ставили Леонору в тупик. И эти скрытые от большинства людей черты она находила чертовски привлекательными.
Вчера вечером… Можно было бы сказать, что события развивались как обычно. Сначала Леонора пыталась удержаться в рамках целомудрия, но то ли Трентем был настойчив, то ли после разговора с ним она сопротивлялась не очень убедительно, но так или иначе они вновь оказались вдвоем в какой-то отдаленной комнатке, полной тишины и теней. Там стояла замечательная кушетка, и на ней Тристан научил ее — даже сейчас щеки Леоноры вспыхнули румянцем от мыслей и воспоминаний, — он научил ее быть сверху. Это было так странно. Бедра немного побаливали, словно она скакала верхом. Зато так она смогла понять, как много удовольствия доставляет ему, с каким восторженным восхищением воспринимает он ее тело. Кроме того, девушка впервые управляла, вела любовную игру. И это оказалось замечательно… самой доставить ему удовольствие.
Чудесный, захватывающий опыт, подаривший осознание своей женской власти.
А затем произошел еще один разговор, который открыл нечто новое в их отношениях. Леонора устроилась поудобнее на подушках и начала вспоминать — каждое слово, каждый взгляд.
Она отдыхала, положив голову на плечо Тристана — умиротворенная и усталая, а потом поцеловала его в шею и прошептала, что ей нравится то, что он солдат, и то, каким солдатом он был. Трентем провел твердой горячей рукой по ее спине — она выгнулась как кошка — и сказал:
— Все солдаты разные. Клянусь вам, я не такой, как Уорток.
— Конечно, нет, вы совсем непохожи на Марка, — пробормотала она, удивленная, что он вдруг заговорил о нем. Приподнявшись на локтях, Леонора заглянула в лицо Тристана, но глаза его были еще темны после занятий любовью и невозможно было понять, что таится в их глубине. Она нахмурилась, и он истолковал это по-своему:
— Я хочу жениться на вас и не передумаю, не нужно бояться. Я не обижу вас…
Сообразив, о чем речь, Леонора соскользнула с его тела и села рядом.
— Марк никогда не обижал меня.
— Он вас бросил.
— Да, но… Честно сказать, я была только рад что так случилось.
Он смотрел удивленно, и ей пришлось объяснять, фактически повторяя раздумья того вечера, когда она увидела Уортона и его жену.
— Так что никакой душевной травмы не случилось. И у меня нет предубеждения против военных.
— Значит, вас не пугает то, что я был военным?
— Из-за Уортона? Нет, конечно.
К ее досаде, он не торопился закрывать тему. Наоборот, морщинка меж бровей сделалась глубже, и Трентем спросил:
— Но если то, что Уортон бросил вас, не явилось травмой и не могло стать причиной отвращения к замужеству, что тогда? — Его внимательный взгляд причинял ей почти физическое неудобство. Хотелось не просто отвести глаза, а спрятаться куда-нибудь. — Почему вы не замужем?
Леонора не была готова ответить на этот вопрос, а потому, применяя старую как мир тактику, ринулась в ответное наступление и задала свой вопрос:
— Значит, вы рассказали мне о своей военной карьере для того, чтобы подчеркнуть, что вы не такой, как Уортон?
— Если бы вы не спросили, я бы промолчал. Пока. — Он отвел глаза.
— Но я спросила, и причиной ответа был Уортон?
Он помолчал, потом неохотно ответил:
— Частично. Я все равно рассказал бы вам когда-нибудь…
— Но для вас было так важно, чтобы я увидела вас не таким, как Уортон, и поэтому вы решили открыться мне раньше…
Вместо ответа Тристан крепко обнял Леонору и поцеловал. Отвлекающий маневр удался, и на том разговор кончился.
Теперь у Леоноры было время обдумать, что именно, как и почему он сказал… Это очень важно. Должно быть, никто не знал о его занятии, кроме таких же, как он. И семья не знала. И все же Трентем нарушил многолетнюю привычку охранять свое прошлое, позволил девушке узнать правду — только для того, чтобы она не смешала его в своем сознании с Уортоном, человеком, который, как он думал, нанес ей душевную травму.
Он испугался, что это нанесет удар по их отношениям. Испугался…
Трентем нуждается в Леоноре. Этот сильный и умный человек, прошлое которого — она была достаточно взрослой, чтобы это понять, — скрывало немало мрачных теней, нуждается в ком-то, кто знает и понимает. И кому он может доверять.
И он смог довериться ей. Это было большое открытие, и некоторое время Леонора лежала, осознавая его, словно погрузившись в гулкую пустоту.
А затем вдруг, словно резкий поворот тропинки привел ее к долгожданной цели, она представила себе, каково это — быть его женой.
К немалому удивлению, девушка обнаружила, что картинка не является пугающей и отталкивающей, как бывало раньше. «Должно быть, дело в том, кого я воображаю на месте мужа», — решила Леонора.
Она свернулась калачиком и просто поплыла по волнам своих мыслей. И даже задремала…
Она повзрослела и стала более зрелой. Теперь, когда мечты семнадцатилетней глупышки ушли в прошлое, она научилась ценить другие вещи. Например, радости жизни за городом. Это было бы чудесно — иметь сад и большой дом. Кроме того, она обладает большим запасом здравого смысла организаторскими способностями — и могла бы многое делать для жителей графства… Это был бы ее круг, ее жизнь, для которой она предназначена. И можно было бы вырваться наконец из дядиного дома, где ей душно и она чувствует себя словно в ловушке…
Глаза Леоноры распахнулась. Как такая мысль могла прийти ей в голову? Но, допустив подобное, она вынуждена была признаться самой себе, что это правда.
Девушка смотрела, как солнечные зайчики танцуют на потолке, слышала звуки просыпающегося дома и все думала, думала.
Вот, значит, как. Девичьи мечты не рассеялись и не затерялись в прошлом. Они лишь видоизменились, чтобы стать привлекательными для нее — взрослой женщины. И если на минутку перестать бояться, то она вполне может вообразить себя женой Тристана. Хозяйкой его дома. Графиней. Его опорой и помощницей.
И еще — она будет его единственной. Воспоминаниe об этих словах, сорвавшихся с губ мужчины так неожиданно, как бывает, когда, не думая, вдруг говоришь правду. Единственная… это так сладко, так заманчиво. Лишь она может дать все, в чем нуждается этот сильный и красивый человек. И дело здесь не только в физическом влечении. Что-то еще росло между ними: новое и очень важное чувство; Его нельзя было назвать или разглядеть и разложить на составляющие, но оно здесь, рядом. Словно краем глаза она видела какое-то движение.
И это чувство — так странно — было одно на двоих. Его нельзя пережить в одиночку — только разделить с Тристаном. Ярче всего оно проявлялось, когда они занимались любовью, потому что ни он, ни она не думали об условностях и что-то теплое и яркое соединяло их. А потом, когда любовный жар спадал, оставляя лишь прерывистое дыхание и саднящие губы, это чувство все же оставалось — эфемерным облачком, но оно всегда было рядом.
Тристан доверился ей. А она? Сможет ли она честно ответить на его вопрос, почему она никогда понастоящему не хотела выйти замуж?
Леонора вздохнула. Причины таились слишком глубоко, они стали частью ее мироощущения, а потому не было даже надобности называть их и облекать в слова. Она жила с этим, сколько помнила себя — потому бегство Уортона стало скорее облегчением, чем трагедией. Теперь ей придется собраться с силами и заглянуть в себя, найти слова и ответить хотя бы себе: что она чувствует и почему?
Тристан взял ее за руку и привел в какой-то новый мир. Они стоят на пороге как дети, а за дверью — чудо. Но сможет ли она переступить эту границу? Откроется ли для нее дверь в новый, счастливый мир, где они будут вдвоем?
Влечение между ними не ослабнет и не пропадет — Тристан прав. Оно лишь растет с каждым днем, с каждой встречей. И она просто должна разобраться в себе, чтобы решить, как же теперь быть со всем этим.