— Вам недостает искренности! — снова перебила его озябшая беглянка.
Ее уже всю трясло, то ли от переживаний, то ли от холода. А скорее, от того и другого.
— Счастливо оставаться, мессир!
— До ближайшего монастыря не меньше сотни лье, — честно предупредил Моран, не преминув добавить: — Но до него вы вряд ли доберетесь. А если вам все же повезет и сумеете выжить на дорогах Гавойи, то точно не доедете целой и невредимой. Станете легкой добычей разбойников. Мало кто устоит перед такой красавицей.
Промокшая красавица поежилась, только на сей раз не от холода, а от страха.
— В лучшем случае просто сляжете с лихорадкой, — живописал в красках итог ее путешествия страж.
— Зато хотя бы вас не будет рядом! — огрызнулась непокорная.
— Александрин, вы смелая и умная девушка. Но то, что сейчас совершаете, — глупо и безрассудно. Вернитесь со мной в Валь-де-Манн, и я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вновь заслужить ваше доверие. А главное, вашу любовь. Но если все же решите уехать — удерживать вас не стану. Даю вам слово.
— Вы-то, может, и не станете. Но вот мои родители… — горько шмыгнула носом. Холодные дождевые капли, скользившие по лицу, смешивались с горячими слезами.
— Я приму любое ваше решение, а значит, примут и они, — покладисто заявил маркиз и тихо, но твердо заверил: — Уж я-то об этом позабочусь. А сейчас поедемте обратно. Вы вся продрогли. Не прощу себе, если по моей вине сляжете с простудой.
— Почему же? — грустно усмехнулась девушка. — Это вам будет только на руку. Тогда уж точно в ближайшее время не смогу никуда уехать.
— Я все же надеюсь привязать вас к себе иным способом, — почувствовав, как тревога отступает, весело улыбнулся Моран. Заметив молнии в прекрасных голубых глазах, проговорил поспешно: — И я совсем не имею в виду чары. Если вы и полюбите меня, то полюбите добровольно.
Мой побег бесславно провалился. Я все-таки последовала за стражем обратно в Валь-де-Манн. Не потому, что поверила его сладким речам, а потому, что понимала: Моран во многом прав. Уповать на одну удачу и слепо надеяться, что никакой негодяй не позарится на мое тело и на мою жизнь — глупо. Лучше переговорю с отцом и попрошу его (нет, настою!), чтобы сделал хотя бы одно доброе дело для своей не самой любимой дочери: пристроил меня в какой-нибудь монастырь где-нибудь на окраине Вальхейма, где я буду в мире и покое доживать свои дни.
Так думала я, замерзшая и усталая, возвращаясь с маркизом в его родовое поместье. А утром, проснувшись, поняла, что не смогу распрощаться с привычной жизнью. Не смогу похоронить себя в крошечной затхлой келье, где с утра до вечера вынуждена буду возносить молитвы Единой. Не смогу в знак послушания и смирения остричь себе волосы, которые когда-то в далеком-предалеком детстве вечерами расчесывала мне мадам Ортанс. Назвать баронессу мамой язык больше не поворачивался. Возможно, когда-нибудь в будущем… Когда обида перестанет терзать мою душу.
Увы, в Луази, что бы там ни говорил маркиз, вернуться мне не позволят. А если и позволят, то от бесконечных упреков я там с ума сойду. Хоронить себя заживо в монастыре тоже не выход. Остается… Да ничего не остается! Только демонов брак с его демоновой светлостью. Но на Морана я была обижена не меньше, чем на баронессу.
Влюбился он, как же! Вот прямо-таки взял и сразу забыл свою распрекрасную Серен, променяв ее на пустышку.
Все утро промучилась сомнениями, в волнении искусала себе все губы, кидалась из одной крайности в другую: монастырь или брак? Хотя… и там, и там клетка. С одной лишь разницей: клетка, в которой надеялся заточить меня страж, была золотой. В то время как монастырская келья наверняка окажется убогой. Нет, я не была неженкой, но все же… С другой стороны, там наконец позабуду, что такое унижение, и больше никогда не буду чувствовать себя ущербной.
Неожиданно принять решение мне помогли сестры. Или, может, с их помощью я просто пыталась оправдать свое малодушие. Перед завтраком близняшки заявились ко мне, как всегда, сияющие улыбками, и принялись наперебой делиться радостной новостью про бал, который уже в следующем месяце намеревался устроить в их честь наш великодушный маркиз и пригласить на него самых завидных женихов королевства. Да не где-нибудь в провинции, а в самой столице!
Глядя на их счастливые лица, я понимала, что Моран и на этот раз меня переиграл. Будущее близняшек отныне действительно в моих руках. Откажусь выходить замуж — и не видать им женихов. Между нами не останется ничего, кроме жгучей ненависти, которую сестры пронесут через всю свою жизнь. Не уверена, что такой груз ответственности мне по плечу.
И я смирилась.
Или, скорее, сделала вид, что смирилась, поклявшись самой себе во что бы то ни стало разгадать все тайны своего уже почти мужа и выяснить, почему именно мне суждено стать новой маркизой де Шалон.
Ну а что касается его светлости… Пусть думает, что в моем лице обрел покорную избранницу и жену. Я не буду его разубеждать и разочаровывать.
Пока не буду…
ГЛАВА 13
Спустя два дня после нашей «незначительной размолвки» — так баронесса назвала мою попытку расторгнуть помолвку — в храме Пресветлой Виталы был заключен брак маркиза с его невестой.
Это знаменательное событие отмечала вся Гавойя. Или по крайней мере все окрестные деревни и прилегавший к Валь-де-Манну одноименный город. На празднике лились реки вина, столы на площадях ломились от всевозможных яств. А во дворце самые знатные вельможи королевства поздравляли молодых с началом новой главы их жизни. Тосты, танцы и снова угощенья. Улыбки, смех, сладкие вина. Наверное, от них кружилась голова.
Или, быть может, от волнения…
Каждое новое мгновение, исчезавшее в воронке прошлого, приближало меня к моменту, когда я стану стражу женой. В полном смысле этого слова.
Страха не было. Разве что совсем немножко… А еще какое-то дурацкое предвкушение, отзывавшееся дрожью во всем теле. Оно волной прокатывалось от позвоночника до кончиков пальцев всякий раз, стоило мне увидеть новобрачного. Поймать украдкой взгляд его бездонных темных глаз или мимолетную улыбку.
На протяжении всего вечера Моран был со мной сама обходительность. Внимательный, заботливый супруг, не перестававший одаривать свою избранницу теплом и лаской. И в то же время от него будто веяло холодом. На лице — маска влюбленного мужчины. В груди — лед вместо сердца.
В иные моменты, когда он смотрел на меня, безумно хотелось поверить в сказку и отдаться во власть доселе неизведанного чувства счастья. Но где-то глубоко внутри меня засевшая червоточиной тревога не давала раствориться в этой пьянящей эйфории.
Праздник закончился далеко за полночь. Отгремел салют, разъехались гости, среди которых, к моему великому облегчению, не было Опаль; и служанки, под хихиканье и перешептывания сестер, повели меня готовиться к брачной ночи.
Мари среди них не было. После того как открылась правда о приворотном зелье, девушку я больше не видела. Она пострадала за то, что пыталась угодить этому скользкому типу, своему хозяину.
Во власти которого я оказалась.
Не успели служанки переодеть меня в тонкую полупрозрачную сорочку, отделанную нежнейшим кружевом, как появилась баронесса. Как всегда, все контролировать и надзирать.
Велела оставить волосы дочери собранными, чтобы его светлости было удобнее рассматривать приобретенную собственность. Зачем-то набрызгала на меня духами, от которых нестерпимо захотелось чихнуть. Нисколько не стесняясь присутствия прислуги, принялась давать мне… хм, наставления и советы, как не разочаровать супруга в первую брачную ночь.
Служанки, нарочито медленно расстилая кровать, украдкой поглядывали на нас и улыбались, а у меня внутри все кипело от раздражения на мать.
— Да когда вы уже наконец умолкнете! А еще лучше — уедете! — выпалила я и почувствовала, как к щекам приливает кровь. Знаю, опрометчивые слова, непозволительные для послушной дочери, вот только в этот момент мною руководил не разум, а чувства.
Закутавшись в шаль, чтобы унять нервную дрожь и скрыть бесстыдный вырез сорочки, поднялась с кресла.
Если мама сейчас же не уйдет, придется мне самой ее выпроводить. У меня и так от волнения коленки дрожат, все мысли только о демоновом муже, а тут еще и она на нервы капает!
На какое-то мгновение ее милость оторопела. Застыла как изваяние посреди комнаты, растерянно хлопая ресницами.
— Александрин, ты что себе позволяешь? — наконец отмерев, громко возмутилась баронесса. И заявила с таким видом, словно это она была хозяйкой Валь-де-Манна и всех его окрестностей: — Уеду, когда посчитаю нужным! И уж точно не раньше, чем буду уверена, что ваш брак состоялся.
Теперь настала моя очередь впадать в ступор. Признаюсь, я даже не нашла что ответить на столь наглое заявление.
Интересно, как будет проверять? Подглядывать в замочную скважину?
— Вам пора, ваша милость, — холодно сказала я, намекая родительнице, что ее присутствие неуместно и нежелательно. — С минуты на минуту сюда явится мой муж.
— Уж постарайся, чтобы он действительно стал тебе мужем, — проворчала баронесса.
— Если так будет нужно, чтобы распрощаться с вами, то уверяю, я сделаю все от меня зависящее. И даже больше.
Ее милость наконец ушла, что-то недовольно бурча себе под нос. Служанки тоже дружно двинулись к выходу. Но перед тем как покинуть спальню, одна из них наполнила бокал какой-то густой, тягучей жидкостью насыщенного фиолетового цвета и, присев в поклоне, протянула его мне.
— Спасибо, но что-то не хочется.
Очередная гадость, чтобы затуманить мозги?
— Это, — девушка покраснела от смущения, — чтобы не было больно. Не отказывайтесь, ваша светлость. У нас настой тианы все новобрачные пьют.
И снова я почувствовала, как меня охватывает волнение и то, другое чувство, рождающее мурашки по всему телу, от которого никак не получалось отделаться.