Я продолжала трусливо жмуриться. Лишь когда Мадлен подошла ближе и осторожно коснулась моего плеча, с усилием заставила себя приоткрыть веки. Опасливо взглянув на девушку, перевела взгляд на кровать.
Нет, никакого непотребства на ней замечено не было. Только смятые простыни с нарядной вышивкой в виде фамильного герба его светлости и заманчиво поблескивавший в шелковых складках кулон, который Моран вчера в порыве страсти непонятно зачем с меня сорвал.
— Помоги мне собраться, Мадлен, — наконец заставила себя очнуться. — И вели подать экипаж. Я еду на прогулку.
— Но как же… — начала было девушка, однако осеклась под строгим, нетерпеливым взглядом своей хозяйки.
Все еще пребывая под впечатлением от миража, я добрых полчаса как неживая стояла посреди спальни, пока Мадлен наряжала меня в синее с золотой отделкой платье. И пока занималась моей прической, я не шевелясь сидела перед зеркалом, прямая, будто меня, точно барашка, насквозь проткнули вертелом, и все опасливо поглядывала на постель, ожидая продолжения этого кошмарного наваждения.
Из-за Морана у меня, кажется, совсем крыша поехала.
Отлучившись на несколько секунд, служанка вернулась, держа в руках сафьяновый, с ажурным тиснением футляр, в котором хранился изумительной красоты сапфировый гарнитур — подарок стража по случаю моего выздоровления.
— Вы так его ни разу и не надели. — В зеркале отразилась добродушная улыбка девушки.
«Было бы куда», — мысленно усмехнулась я. И велела, скользнув по сережкам, перстню и браслету равнодушным взглядом:
— Принеси мой кулон.
— Но он не подходит к этому платью, — снова попробовала возразить служанка.
— Живо! — раздраженно прикрикнула на девицу, у которой на все было свое мнение.
Обиженно поджав губы, Мадлен поплелась к кровати. Знаю, девушка не виновата, что у меня плохое настроение, и я не должна была на ней срываться. Но когда дело касалось моего украшения, моего талисмана, я, можно сказать, становилась крайне чувствительной. И вспыльчивой. Без кулона чувствовала себя словно раздетой догола.
Моран утверждает, в столице сейчас неспокойно. То ли пытается меня запугать и таким образом вынудить сидеть дома, то ли и правда кто-то призывает демонов. И хоть я не собираюсь томиться здесь, как птичка в золотой клетке, но и магической защитой пренебрегать не стану. Раз у самой с магией не сложилось.
Не знаю, с чем у меня там не сложилось, но происшедший тем же утром инцидент значительно поколебал мою уверенность. Набросив на плечи легкую накидку с капюшоном, я решительно направилась вниз.
В груди гулко стучало сердце, колени предательски дрожали, спина взмокла от напряжения. И тем не менее я старалась держаться как королева, а не пленница в собственном доме, каковой уже давно себя считала.
Минуя ступень за ступенью, с холодным величием взирала на загородившего выход дворецкого — долговязого детину с вредным характером и жутко противным скрипучим голосом, который частенько сотрясал стены кухни, когда Гастон распекал кухарку, или доносился из конюшни — когда отчитывал молоденького конюха по имени Жак, не так давно принятого на службу.
В отличие от месье Гастона, этого верного де шалонского пса, Жак мне нравился. Нравилась его открытая улыбка и веселый нрав. Не раз юноша поднимал мне настроение какой-нибудь шуткой, когда я в одиночестве изнывала в саду.
И сегодня, только получив приказ, сразу же послушно ринулся его выполнять.
А этот…
— Ваша светлость желает прогуляться в саду? — Подбоченившись, дворецкий пошел в наступление.
— Моя светлость не обязана перед вами отчитываться. Гастон, будьте любезны, посторонитесь.
Но дворецкий даже не шевельнулся. Упер руки в боки и, важно задрав подбородок, заявил таким тоном, будто разговаривал с какой-то бродяжкой:
— Смею напомнить, его светлость запретил вам покидать дом. Боюсь, я буду вынужден просить вас остаться.
— Боюсь, я буду вынуждена потребовать, чтобы вы отошли, — закипая, процедила сквозь зубы.
Как же он меня бесит. В иные моменты даже больше, чем Моран, этот бессердечный деспот!
Наверное, его чародейская светлость считает, что сможет посадить меня, как какую-то дворнягу, на цепь и, когда приспичит, одаривать своими ласками, после чего сбегать, словно от наскучившей любовницы. А этот подхалим, сейчас нахально ухмыляющийся, знает, на чьей стороне сила, и с удовольствием потакает вредным наклонностям маркиза.
Придется перевоспитывать. Обоих.
Тем более что слуги смотрят. А мне бы не хотелось терять лицо перед ними.
Все эти мысли пронеслись в голове за миг до того, как случилось непонятное. Мгновение — и нарядная ливрея дворецкого занялась пламенем. Огонь заплясал вокруг его до блеска начищенных туфель с пряжками, так и норовя лизнуть белоснежные шелковые чулки.
Голос Гастона взметнулся до фальцета. Истерично визжа, дворецкий затанцевал по холлу, каблуками отбивая по мраморным плитам дробь и неуклюже пытаясь стащить с себя загоревшуюся одежду.
Наверное, стоило начинать бить тревогу и выводить из ступора слуг, замерших кто на ступенях лестницы, кто в коридорчике, что вел на кухню. Но в тот момент мне так удачно под руку подвернулась ваза с букетом. Не теряя времени на извлечение цветов, выплеснула все содержимое фаянсовой красавицы на пляшущего мажордома. От долговязой фигуры Гастона пошел легкий дым.
— Идите поостыньте, месье. И впредь следите за своей одеждой. Не хватало еще, чтобы по вашей вине сгорел весь дом. — С гордым, независимым видом я направилась к выходу, мысленно убеждая себя, что в шоковое состояние вполне могу впасть и позже.
Смельчаков, желающих остановить маркизу, не нашлось, и я беспрепятственно покинула дом. Оказавшись в карете, позволила себе облегченно выдохнуть.
Что это сейчас было?
Приказав кучеру трогаться, откинулась на подушки и зажмурилась. Уже второй раз на моих глазах чуть не сгорел человек. И оба раза я испытывала сильные эмоции — ревность, злость, раздражение.
А теперь еще и непонятное видение в спальне…
Надо бы со всем этим разобраться, причем как можно скорее. Пока я действительно кого-нибудь не спалила.
Собираясь утром в город, думала просто прогуляться по его мощеным улочкам. Окунуться в столичную суету, с надеждой, что это поможет хотя бы на короткое время отвлечься от грустных мыслей. Было любопытно заглянуть на рыночную площадь, где, по словам Мадлен, каждый день выступали бродячие артисты. Полюбоваться старинными зданиями и пестрыми палисадниками, разбитыми вокруг двух- и трехэтажных домов. В Навенне они все добротные, из серого камня, с маленькими балкончиками и розовой черепицей, которая, казалось, горела в лучах полуденного солнца.
Но после того как загорелся Гастон, мои планы резко поменялись. Вместо того чтобы бесцельно бродить по городу, я решила наведаться в столичный коллеж стихий, в котором когда-то учили уму-разуму Флавьена. За обучение в этом элитном магическом учреждении барону ле Фиенн пришлось распрощаться с большей частью дедушкиного наследства. Помнится, брат хвалился богатой библиотекой коллежа, в которую имели доступ все маги Вальхейма. Флавьен утверждал, что библиотека эта полна редких манускриптов и что там можно отыскать ответы на любые вопросы.
Вопрос у меня пока что имелся всего один: что это со мной происходит? Разве бывает, чтобы сила проснулась в столь позднем возрасте? Да еще и так внезапно.
Конечно, я вполне могла унаследовать способности матери, огненной колдуньи, обладавшей, ко всему прочему, и огненным темпераментом, не раз усложнявшим жизнь моему не в меру покладистому батюшке. Но наследство это должно было проявиться лет эдак десять назад. В крайнем случае в день инициации.
Вот уж кто пошел по стопам маменьки, так это близняшки. А вот Маржери, моей любимой старшей сестре, по которой я ужасно скучаю, досталась сила отца, мага земли. Флавьен же оказался удостоен наследия деда, водного чародея. Наверное, поэтому брата всю жизнь влекли заморские странствия.
Отличительной чертой всех магов являются их глаза. Невозможно яркого, насыщенного цвета. У обычных людей такого не встретишь. У всех огненных колдунов глаза зеленые либо же цвета янтаря с золотой поволокой. У магов земли они ореховые. У водных колдунов — синие, как морские глубины. А у властителей воздушной стихии, самых переменчивых созданий Единой, глаза серые, как предгрозовое небо, или бездонно-черные, как сама мгла.
Моран успешно совмещал в себе воздушную стихию и наследие морров. Непредсказуемый колдун, которого мне пока так и не удалось постичь.
В древности маги считались избранными, чуть ли не небожителями. Колдовские роды богатели, удостаивались все больших почестей и новых титулов. В общем, во все времена оставались элитой.
Случалось, одаренный рождался в семье обычных людей. Как наш Касьен. А бывало, в семье потомственных колдунов появлялись пустышки вроде меня, и тогда позор ложился на весь род.
В размышлениях о превратностях судьбы время пролетело незаметно, и вскоре карета мессира маркиза уже въезжала в приветливо распахнутые ворота. Вдали виднелась серая громада коллежа.
Чуть отодвинув шторку, я с интересом взирала на учеников, праздно прогуливающихся по парку, среди цветочных клумб и аккуратно подстриженных кустарников. Одеты юные маги были в широкие, струящиеся складками черные мантии и маленькие квадратные шапочки. Лица тех, что удалось разглядеть издали, выражали задумчивость и беспокойство. Наверное, причиной тому были приближающиеся экзамены.
Перед фасадом коллежа, выполненном в новомодном классическом стиле, весело журчал, поблескивая мрамором, огромный фонтан со статуями трех школяров все в тех же балахонах и несуразных головных уборах. Один бережно прижимал к груди кладезь знаний — раскрытую книгу, другой с задумчивым видом таращился в исписанный свиток, третий мечтательно глазел в небо — наверное, витал в облаках.
Шатающиеся по парку бездельники тоже являлись исключительно представителями сильного пола, среди учащихся я не заметила ни одной девушки. Да это и понятно, удел магичек — обучаться в монастырях хорошим манерам, правилам этикета, танцам и игре на клавесине. Особое внимание уделялось молитвам Единой и лишь поверхностно учили магии. В Вальхейме не принято,