Интерьер собора походил на эндвиверский, только скульптуры и украшения были вычурными и своеобразными. При входе меня приветствовало позолоченное Солнце с радостным лицом и волнистыми лучами вокруг головы. Я про себя улыбнулась: интересно, что подумал бы Солнце о такой интерпретации его лика? Видел ли Он ее когда-нибудь и понравилась ли она ему? Почувствовал ли себя так же странно, как я при виде своей статуи?
Послышалось мужское бормотание, и я неспешно пошла на звук, разглядывая убранство собора. Вместо витражей было обычное стекло, однако в северном проходе висела прелюбопытная инсталляция с символическими небесами: Солнцем, Луной, Землей и звездами. На одной из стен красовался потрясающий старинный гобелен длиной добрых двадцать футов, изображавший некое сражение, о котором я никогда не слышала.
Обойдя портик, я обнаружила в апсиде мужчину, предположительно отца Мили. Он сидел за маленьким столом и переписывал текст из книги четким аккуратным почерком, тыльная сторона ладони испачкалась чернилами. Чтобы не пугать старика и ненароком не вызвать у него сердечный приступ, я постаралась ступать громче. Он поднял голову и поправил кривые очки на носу.
– Это вы, Ална?
– Меня зовут Церис Вендин.
– Ох. – Он отложил перо и встал. – Глаза у меня уже не те, что в молодости, поэтому дальше своего носа ничего не… Вы сказали Церис Вендин?
Я кивнула, но, не уверенная, увидел ли старичок, добавила:
– Да.
Он замер.
– Из Эндвивера?
– Я – мать звезд, о которой говорили паломники.
Его губы задрожали, он обошел стол и посмотрел на меня, прищурившись.
– Боги, в самом деле она? – он поклонился, закряхтел и выпрямился. На вид ему было под семьдесят лет.
Я придержала его за плечи, помогая сохранить равновесие.
– Прошу, не утруждайтесь ради меня. Я лишь проезжаю мимо и не хочу, чтобы о моем присутствии прознал народ. К вам меня просила заглянуть Марда.
– Да, да! Но останьтесь же, нам нужно запечатлеть ваш образ…
– Утром я продолжу свой путь до Недайи.
Возможно, не стоило упоминать конечной цели путешествия. Однако добрый отец понимающе закивал, и я успокоилась. Попытайся они запереть меня здесь, как отец Айдан, я наверняка смогу вновь улизнуть, особенно с помощью Ристриэля.
– Ну разумеется… Если бы вы только… только написали о своем путешествии, или благословили воду, или оставили отпечаток руки… я буду безмерно благодарен.
Я нахмурилась: едва ли мне по силам что-либо благословить.
– С радостью.
Ответ привел его в восторг, он вернулся к столу и принялся рыться в скудных материалах. Я последовала за ним и взглянула на книгу, над которой он корпел. К счастью, мой отец был обучен грамоте и передал эти знания мне. Потребовалось несколько строк, чтобы понять написанное, и я жадно пробежала глазами страницу.
– Это же язык богов!
– Да, да. Тарносу доверена большая часть словаря. – Так, вероятно, называлась деревня. – Разумеется, он неполный, но мы обязаны помнить все, что получится, и передавать знания следующим поколениям. Я уже делаю третью копию и почти закончил.
Я с восхищением разглядывала книгу, провела пальцами по краям.
– Можно?
– Ох! Конечно-конечно, – он повернул ко мне готовый экземпляр и вновь поправил очки. – Возможно, вы и сами знаете несколько слов.
Я не знала. Впрочем, иногда слышала иностранные речи во дворце Солнца. Книга была открыта на букве «Т», и я осторожно перелистала вперед, перед глазами прыгали слова: Урн, Фон, Харалус, Шиана, Шамен…
Я приостановилась, заметив «Эль» вверху страницы. Довольно распространенный слог в божественных именах. Рядом было написано значение: «Тот, кто».
Поддавшись любопытству, я вернулась к букве «Р» и просмотрела страницу. И действительно, ближе к середине было слово «Рестри». Дыхание перехватило, когда я прочитала перевод:
«Оковы, закованный; быть связанным».
Я отдернула руку от книги, словно у нее выросли когти. Ристриэль… «Тот, кто закован»?
Таково значение его имени?
«Я сбежал».
Что за место такое покинул Ристриэль, если его назвали в честь собственного плена?
– Боги, в чем дело?
Отец Мили наклонился совсем близко к моему лицу, чтобы лучше рассмотреть. Потирая озябшие руки, я сказала:
– Простите. Путь был долгим, и вдруг навалилась усталость. Можно ли здесь где-нибудь передохнуть?
– Разумеется! – он взял мою руку и повел в деамбулаторий. – У меня здесь есть комнатка, можете остановиться в ней. Обо мне не беспокойтесь, в деревне живет мой сын, переночую у него.
– Разве он не удивится, почему вы не здесь?
– Я пообещаю рассказать ему позже, – он подмигнул, и старческое лицо так забавно сморщилось, что я рассмеялась. – Чувствуйте себя как дома. Я прослежу, чтобы вам принесли горячий ужин.
– Спасибо, – я похлопала его по руке, надеясь, что мне удалось спрятать свое беспокойство. – Да благословит вас Солнце за вашу доброту.
Ристриэль появился за моим окном перед тем, как за горизонтом скрылись последние лучи Солнца.
Я села на узкой кровати отца Мили, отчаявшись заснуть, и провела пальцем по кольцу.
– Как ты меня находишь?
Он не касался подоконника.
– По твоему звездному свету. Тарнос небольшой.
Значит, ему было известно название деревни. Я помолчала, собираясь с мыслями.
– В той битве один из божков… – осторожно начала я, – сказал, что «в тебе ее тьма». Что он имел в виду?
Взгляд его темных глаз мгновение меня изучал.
– Звездный свет и тень – это не добро и зло, какими их изображают многие смертные. Они просто свет и тьма. Цель моего существования всегда была благой, пусть я и рожден из тьмы.
Я придвинулась к краю кровати.
– В каком смысле «рожден из тьмы»?
Он так пристально в меня вглядывался, что я заалела. Интересно, краснел ли Ристриэль или всегда был холоден, как летний ручеек?
– Меня породили во время войны. Вражда между Солнцем и Луной почти столь же стара, как они сами. Я – один из шрамов Луны, – он на мгновение задумался и коснулся было собора, но передумал. – Часть ее тьмы упала на Матушку-Землю… – он сложил вместе ладони, большие пальцы нервно подергивались. – Она дает жизнь всему сущему, родился и я.
Приоткрыв рот, я пыталась понять, как жизнь может появиться таким странным образом.
– Твоя мать – Луна?
– И Земля тоже, – уточнил он, – но пути богов иные, чем пути смертных. Это не… то же самое.
Я вспомнила молящий взгляд, с которым он смотрел на небо и Луну. Мечтал ли он о матери, как всякий смертный?
Мечтал ли о материнской любви?
Я соскользнула с кровати и, подойдя к окну, положила ладони на мраморный подоконник.
– Ристриэль, кто дал тебе имя?
Его испуганные, выразительные глаза округлились.
И тут издали раздался неземной вой. Звук, который я не услышала бы, не будь во мне звездного света.
Очевидно, мы не настолько далеко убежали от преследователей, насколько полагали. Ристриэль взглянул на мое кольцо.
Я повернула его, и янтарная полоса потемнела.
– Надо спешить.
Он кивнул и исчез. Я сгребла вещи и бросилась к выходу, но приостановилась у стола отца Мили, где лежали письменные принадлежности. Я почувствовала себя неблагодарной, оттого что ничего ему не оставила. Поэтому быстро помазала руку чернилами и прижала к тонкому листу пергамента.
Ристриэль встретил меня у единственной двери собора, и мы рванули в лес.
Они гнались за нами, как голодные волки.
Небесный вой, казалось, эхом раздавался меж деревьев, не тревожа, впрочем, ни единого земного существа, а меня пронзая так, будто я была тканью, а он – иголкой, неровными стежками протягивающей через меня грубую нить. Когда мы пробегали под лунным светом, Ристриэль обратился в лошадь. Едва мы вернулись в тень, он боднул меня головой, поднимая себе на спину. Я еле успела схватиться за его гриву, прежде чем он метнулся в лес. Он старался держаться тени, однако Луна сияла слишком ярко, а деревья были слишком коренастыми, и на нас в конце концов упал луч лунного света, и я провалилась сквозь Ристриэля, чудом избежав повреждений. Он вновь обернулся человеком, забрал мои сумки, схватил за руку и потащил через ночь, время от времени исчезая под воздействием магии Луны.
Затрещали ветки, задрожала Земля, ритм преследования становился громче и громче. Ристриэль кинулся за толстое, несуразное дерево, тяжело дыша, как смертный.
– Оставайся здесь, – сказал он. – Спрячься. Ты им не нужна.
Я покачала головой и схватила его за руку.
– Я тебя не брошу…
По воздуху пронесся резкий свист, глаза Ристриэля вдруг округлились, и он отпрянул от меня так резко, будто его дернули за веревку. Впрочем, действительно дернули. В слабом свете, который пробивался сквозь деревья, мелькнуло нечто похожее на гарпун из слоновой кости, который вонзился в ногу Ристриэля: вокруг начали расплываться серебристый свет и темно-синяя кровь.
– Нет! – закричала я, и кожа у меня засияла. Я кинулась за ним следом и увидела Шу, божество с серебристыми рогами, который держал волшебную веревку, прикрепленную к гарпуну. У его ног зарычал божок-гремлин. К нам несся Яр, как настоящий скакун.
Ристриэль хватался за ногу, задыхаясь. Вокруг него начали сгущаться тени, но Шу безжалостно дернул за веревку, протащив его еще немного к себе.
– Не вздумай!
– Отпустите его! – воскликнула я, сияя ярче, чем когда-либо, отбрасывая на рощу еще больше света. Лицо у Ристриэля побледнело, как полотно, он покачал головой и толкнул меня, веля бежать.
Я не собиралась его бросать.
Сзади ко мне подобрался Яр, вороша под собой старую листву. Если он и узнал меня и понял, что я ему солгала, то не подал виду.
– Ты не знаешь, за кого заступаешься, – он снял с пояса сетку из слоновой кости. – Отойди или сама ответишь за его преступления.
Я оглянулась на огромного зверя с рогами в синюю полоску. Руки у меня дрожали, кожа горела от звездного света, вышедшего из-под моей власти. Я злилась, я боялась, и я причиняла Ристриэлю боль. Ибо он был соткан из тени, а моя сила – из света.