Я брела обратно в город, силы почти иссякли, в голове царила неразбериха. Мне было непонятно, где заканчиваются законы смертных и начинаются небесные. Я доверяла Сайону и все же хотела довериться и Ристриэлю. Сурриль присматривала за мной с небес, даже когда я ее не видела, что меня утешало, но также вызывало еще больше вопросов. Доверяла ли она Ристриэлю? Присматривала ли за ним так же, как за мной? Или же воспротивилась отцу, только чтобы поддержать меня?
Почему Сайон велел спросить Ристриэля о войне?
Я потерла руки в гусиной коже. У стены города пекарь продавал с тележки горячие булочки. Я охотно купила две и проглотила все до последней крошки, пока поднималась по оживленным улицам Недайи, после чего еще слизала сахарную пудру с пальцев. Приближался полудень, судя по Солнцу. В памяти всплыли времена в Эндвивере, когда мне становилось так скучно, что я устраивала шалости, и теперь я посмеялась над своей юной версией. Какой же простой была жизнь в собственном маленьком мирке с уже выбранным для меня мужем и предрешенным будущим!
Когда я добралась до собора, у него еще толпились люди, хотя шпиль потух, огонь не оставил повреждений. Как некогда я горела заживо в постели Сайона, а затем продолжила жить без каких-либо физических увечий. Я остановилась и закрыла глаза, отгоняя воспоминание. Однако меня вдруг озарило: Сайон видел шрамы моей души так же, как Ристриэль и божки. И тут все Его странные взгляды на меня и сказанные слова обрели смысл: Он чувствовал себя виноватым за нанесенные мне увечья. Тогда, как и сейчас, Он следовал законам Вселенной. И Он все еще меня хотел, несмотря на изуродованную душу.
Однако я не была столь наивна, чтобы полагать, будто Он любит меня больше закона и вообще способен на подобное.
К собору также пришли стражники и пытались утихомирить толпу, которая обращала к ним свои вопросы о богах и звездных матерях, благословениях и проклятиях. Мое внимание переключилось с них на возвышающееся надо мной жуткое место поклонения. Я вспомнила о священнике в Тарносе и его книге о языке богов. Возможно, в этом соборе, таком большом, старом и прославленном, тоже было нечто подобное. Например, книга о небесном законе. Что-то, что поможет мне разобраться с проблемой Ристриэля и спасти его от незавидной участи. При первом посещении я не заметила никакой книги, но ведь я и не искала.
Стоило хотя бы попытаться.
Я протиснулась сквозь толпу, находя место там, где утомившиеся люди ушли домой. Почти у ступенек дорогу перегородил страж.
– Вход запрещен.
Не останавливаясь, я высвободила звездный свет, загоревшийся перед ним, как новый фитиль. Он отпрянул, округлив глаза.
– Пропустите, – потребовала я, и он подчинился. Звездный свет почти сразу погас, однако успел вызвать переполох за спиной. И хорошо, пусть зеваки отвлекут стражников. У меня были дела поважнее.
Захватывающие дух витражи и картины маслом, скульптуры и бюсты, мозаики и колонны стали практически невидимыми для меня. Я искала нечто прагматичное, а не декоративное. Впрочем, нашла время приостановиться у бюста Аградаиз: заглянула в ее медное лицо, вспоминая его залитым ярким сиянием и задаваясь вопросом, когда мне выпадет возможность узнать у Сайона ее историю и помнит ли он ее вообще.
Однако мертвые ничего не могли для меня сейчас сделать, поэтому я почтительно склонила голову, моля о прощении, и продолжила поиски: осмотрела все ниши, полки, таблички вдоль стен. Прошлась по внутренней галерее и заглянула в каждую витрину, затем повторно обошла собор, открывая шкафы и забираясь в огороженные секции. Я наткнулась на книги, но в основном в них были знакомые псалмы или Священные Писания – те же, которые я читала дома.
Раздались шаги, и я увидела приближающегося священника. Выпрямилась, высоко задрав подбородок. Даже стражи не смогли меня остановить, не остановит и он.
– Мне нужны записи, – объяснила я.
Он пропустил мой вопрос мимо ушей.
– Вы – она.
Возможно, он говорил со смотрительницей.
– Прошу прощения?
Он подошел ко мне на расстояние трех шагов, сложил ладони вместе и склонил голову.
– Избранница небес, какая честь!
– Меня зовут Церис.
– Я знаю, кто вы, – он поднял взгляд, и меня обдало холодом, словно я стала такой же металлической, как бюст Аградаиз за углом. – Со мной говорил Солнце. Вы должны к Нему вернуться.
Я вскинула брови. В самом ли деле Сайон обратился к этому человеку или же он вообразил себя неким пророком? Не требовалось большого ума, чтобы предположить, какие отношения связывают звездную мать с Солнцем.
Я глубоко вздохнула, набираясь терпения.
– Я ищу записи о небесных законах. О том, как устроена Вселенная. Что, возможно, передавалось из поколения в поколение и чему учили в стенах этой церкви.
Склонив голову, священник взглянул на меня со снисходительной ухмылкой.
– Единственные законы, которые должны вас беспокоить, – это необходимость поклоняться богам и изучать Священные Писания. В них заключено все, что вам нужно знать.
Я не стала скрывать сердитого выражения, которое проступило на лице. Затем отложила сборник псалмов, вышла из ниши и миновала священника.
– Вы ничего не знаете.
Развернувшись, я направилась к главному выходу, однако мужчина последовал за мной, его голос становился громче с каждым произнесенным слогом.
– Вы, верно, потеряли рассудок? Из всех женщин именно вы выжили, и Солнце коснулся этого самого собора, а вы смеете покинуть Его?
Когда я не обернулась, он ускорился и встал передо мной, преграждая путь.
– Может, отец вашей звезды и бог, – выговорил он, тяжело дыша, – но вы по-прежнему порочная женщина. Почему бы не вернуться к Нему, если он претендует на вас?
Кровь отхлынула от лица, затем горячий пульс вернул их к щекам. Я засияла, но не по своей воле, а потому, что гнев вспыхнул в опасной близости от границы самоконтроля.
– Да как вы смеете!
К моему потрясению, священник оглядел сияющую кожу с восторгом, по-видимому, не подозревая об оскорблении, которое нанес моему женскому достоинству.
– Хвала Солнцу!
Я чуть не рявкнула, что не Солнце даровал мне этот свет, а Сурриль, но в последний момент передумала. Не стоило расточать силы в этом месте. Сдерживая гнев по мере возможности, я изобразила потрясение.
– Он здесь! Ждет нас на улице.
Священник побледнел и развернулся к выходу так стремительно, что споткнулся о собственную рясу. Воспользовавшись его жаждой встретиться со своим богом, я кинулась в противоположном направлении, в боковой зал за галереей. Декор оскудел за несколько шагов, стены превратились в неровный камень, холодный и голый. Маршрут подходил мне даже больше: не следовало раскрывать местоположение Ристриэля перед толпой.
В склепе я увидела гробницу Аградаиз, и меня пробрал озноб, глаза наполнились слезами при воспоминании о красоте моего видения. Красоте, которую, возможно, способен описать только родной язык богов. Сказать, что я больше не мечтала о ней, что мне не хотелось увидеть ее вновь, было бы ложью. Я буду тосковать по ней все смертные годы. Однако моя судьба необратимо изменилась, и пока я не была готова утверждать, что не к лучшему. За пределами загробной жизни также скрывается красота. Красота, которую я познала полностью, к которой прикоснулась, красота столь же многогранная, как глубина ночного неба.
Мысли о двуличном священнике улетучились, случайные, подобно летней снежинке.
Я толкнула плечом узкую дверь в подвал и спустилась еще на шесть ступенек. Лампа горела, мерцая. Я почувствовала облегчение при виде Ристриэля, который сидел, упершись локтями в колени и понурив голову. Волосы чернее черного закрывали половину лица. Когда я приблизилась, он взглянул на меня сквозь пряди.
Опустившись рядом с ним на колени, я спросила:
– Тебе лучше?
Уголок его рта дрогнул.
– Будет лучше.
Я взяла его ладонь и осмотрела, провела по ней пальцем, обвела фаланги. Он наблюдал так, словно это был некий танец, который он никогда прежде не видел.
Не было видно никаких повреждений – ни порезов, ни синяков, ни царапин, – но это не означало, что их не было. В конце концов, Ристриэль не был смертным.
Кстати об этом.
Я нежно опустила его руку.
– Ты никогда мне не лгал.
Он напрягся и сразу поморщился от травм, мне невидимых.
– Никогда.
– Но также ни разу меня не поправил.
Его понимающий взгляд встретился с моим.
Я глубоко вздохнула.
– Ты не божок.
Он раздумывал несколько мгновений. Казалось, мы вернулись к старому: я умирала от желания узнать правду, а он ее избегал. Но тут он ответил:
– Нет, не божок.
Я и сама догадалась, тем не менее его признание вызвало тревогу.
– Кто же ты тогда?
Ведь не мог он оказаться демоном. В нем столько доброты!
Ристриэль на мгновение задумался.
– По классификации смертных я полубог.
Сердце забилось сильнее. Полубог! Второй по могуществу ранг небесных существ. В голове закружился ворох вопросов, однако громче всех гудел тот, который мне велел задать Сайон: «Спроси, почему началась эта война. Спроси, какую роль в ней сыграл он».
– Война… – начала я, но Ристриэль взял меня за руку, останавливая.
– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. – Его глаза были такими глубокими, бесконечными и печальными. – Даже если правда тебя рассердит.
В горле застрял ком, который я постаралась проглотить.
– Я не сержусь. Больше нет.
Его губы вновь дрогнули.
– Он тебе рассказал?
Я покачала головой.
– Только велел спросить у тебя.
Думаю, Ристриэль и сам признался бы.
– Это моя вина. Война, – заговорил он хриплым голосом, чуть громче шепота. – Мое существование ее остановило. А теперь, когда я сбежал, они вновь воюют.
Я в замешательстве покачала головой.
– Ристриэль, кто ты?
– Ты как-то спросила, кто дал мне имя.