Потребовать у девушки спиртного.
«Да будет так, — кивает Ованес, —
Я замечаю, что с твоим приездом
В меня как будто бы вселился бес,
Он прямо в душу, окаянный, влез,
Усевшись там определенным местом,
И не видать, чтоб скоро он исчез.
И если это, друг мой, предпосылка,
То следствием пусть явится бутылка».
По мне, хоть две бутылки: я не жмот, —
Они ускорят ровный ритм рассказа, —
Но люди скажут, что виновен тот,
Кто совратил непьющего Шираза,
Который духом трезвости слывет
От Закавказья до Владикавказа.
Я не хочу, чтоб от меня народ
Шарахался, как от дурного глаза.
И так тревога прибавляет сил,
Что я октаву эту удлинил.
А впрочем, пусть десятки зорких глаз,
Слегка знакомых или незнакомых,
Все это видят: нам пришлось не раз
Спокойно пить в прославленных хоромах
И что ж? Мы живы, Больше ничего
Не выжмешь ив рассказа моего.
1965
«Хмельного от хлеба и соли…»
Хмельного от хлеба и соли,
Меня развлекали друзья —
Но думал старик поневоле
О том, о чем думать нельзя.
Спала под снегами Европа.
А тут уже знал человек
Звериную злобу потопа,
И разум, и Ноев ковчег.
1965
В горном монастыре
Здесь позабудешь ты о многом
Здесь не монахи, а жрецы
Бредут за каменным порогом,
И жертвенная кровь овцы
Насмешка идола над богом
Течет в унынии убогом,
И спят в пещерах мертвецы.
1966
Облака над Севаном
А. Галенцу
Пришедший из далеких стран
С поклажею нехитрой,
Сезанн, влюбившийся в Севан,
Колдует над палитрой.
Над ними глыба облаков
Плотна и серебриста —
Она как шерсть для башлыков
И рай — для пейзажиста.
1965
У Балабека Миклэляна
На перекрестке путей
В дебрях безводного юга
Дряхлая эта лачуга —
Истинный рай для гостей.
Я не забыл ничего,
То, что запомнил, — навечно:
Так не пируют беспечно
Сильные мира сего.
Щедрому дому под стать
Кружки, подобные чашам.
Что я смогу пожелать
Добрым хозяевам нашим?
Мирные славит труды
Бывший бродяга и воин:
Было бы вдоволь воды —
А за вино я спокоен.
1966
Деревенский праздник
Вино и хлеб, рожденные из камня,
Гостеприимство трудовой души, —
Вся эта жизнь ясна и дорога мне,
И люди здесь добры и хороши.
Трудись и празднуй! Мирной жизнью
Необходимо в каменной пустыне:
Тут грешники становятся святыми,
Но и святые склонны согрешить.
1966
Две чайки
С. Кара-Дэмуру
Как неожиданно воспоминанья
Соединяют вместе север с югом,
Вот и сейчас, вне моего сознанья,
Они спокойно сходятся друг с другом:
Две чайки возникают предо мною,
Как будто в сновидении незваном,
Хотя одну я видел над Невою,
Другую — в знойном небе над Севаном.
1966
Наш старый критик
Все равно мы вытащим его
На далекую прогулку в горы,
Чтобы наши гордые просторы
Он не принимал за колдовство.
Чтобы и за совесть и за страх
Понял наш насмешливый коллега,
Как смертельно устает в горах
Сердце пожилого человека.
1966
«Пиры — это битвы. Заране…»
Пиры — это битвы. Заране
Был час испытанья суров:
Меня проверяли армяне —
Пригоден ли я для пиров.
И вот на колхозном базаре
Я принял как первый удар
Кувшин ледяного маджари
И красного перца пожар.
1965
Мысли из гостиницы «Армения»
Вдали от родимого края,
В табачной прокуренной мгле,
Я понял, что я умираю
На древней армянской земле.
Душа разрывалась на части,
И тело ей вторило тут —
И длилось все это несчастье
Не больше чем десять минут.
1966
Военный парад в Ереване
Путь к справедливости — далек и труден.
Трибуны — слева,
Справа — Арарат.
И дальнобойные стволы орудий
Под солнцем
Недвусмысленно блестят.
И, призрачной прикрытая одеждой,
Следит за ними
С самого утра
С тревогою, восторгом и надеждой
Великая Армянская Гора.
1965
Ереванский пейзаж
Здесь грозный памятник стоял
И нас давил, как слово божье,
И вот — остался пьедестал,
Где мы толпились у подножья.
И так, и этак вьется нить,
Но сердце человека радо,
Что никому не заслонить
Архитектуру Арарата.
1966
Два варианта письма Арутюну Галенцу
1. «Когда устану я и затоскую...»
Когда устану я и затоскую
Среди литературных передряг —
Я к Вам приду, как странник, в мастерскую
И постучусь, и задержусь в дверях.
А там — иная жизнь, иные нравы,
Там, в обаяньи мудрой тишины,
Вам, может быть, и впрямь не нужно славы,
Но слава скажет, что Вы ей нужны.
2. «Угрюмый день. С утра передо мной...»
Угрюмый день. С утра передо мной
Течет туман, в низинах расползаясь.
Но мне везет: в краю, где свет и зной,
Есть на примете у меня оазис.
Я на воздушном прилечу коне
Напиться из волшебного колодца —
И не в пустыню надо ехать мне,
А в Ереван, на улицу Моштоца.
1966
В «Арагиле» [2]
Л. М. Мкртчяну
Собранье дятлов, соек и синиц
Мне скрашивало зимние досуги —
Так неужели здесь, на знойном юге,
Я позабуду этих милых птиц?
Но ты, Левон, ты мне захлопнул дверь
К воспоминаньям о родных пенатах,
И я из всех друзей своих пернатых
Предпочитаю аиста теперь.
1966
«Двин»
Ты прав опять, мой добрый Вартанян:
Нет коньяка, что равен был бы «Двину»,
Пусть я сейчас наполовину пьян,
Но я зато и трезв наполовину.
Я закаляюсь в медленном огне,
Чтоб мысль работала легко и ясно,
И то, что в Ленинграде вредно мне,
В Армении — полезно и прекрасно.
1966
Спортивные известия
Какая сила в маленькой стране,
Пленившей помыслы мои и чувства,
Сам посуди, ну что за дело мне
До шахматного древнего искусства?
А я по вечерам известий жду,
Переживаю праведно и рьяно —
И с прочими армянами в ряду
Болею за железного Тиграна.
1966
Вернувшись из Еревана, навещаю старых знакомых
Здесь все знакомо и уныло,
Здесь к чаю — торт и молоко,
И далеко до «Арагила»,
И до веселья далеко.
Не разговор, а прозябанье,
И, чайной ложечкой звеня,
Ханжа с поджатыми губами
Давно косится на меня.
1966
Подражание Пушкину
«Не забыли мы, как в селах отчих…»
Не забыли мы, как в селах отчих
Полыхал неистовый пожар —
На страну строителей и зодчих
Пали ятаганы янычар.
И когда нас буря долу гнула,
Различали мы через туман
Драгоценные дворцы Стамбула,
Созданные гением армян.
Валуны
Мне кажется, что когда-то
Природа, в глубоком горе,
Оплакивала Армению
Каменными слезами,
И слезы, соединяясь
Подобно шарикам ртути,
Образовали эти
Гладкие валуны.
1966
«Так будет до самого марта…»
Так будет до самого марта:
Я сплю среди зимних ночей
А горы Гарни и Гегарта
Стоят у постели моей.