...Мороз крепчает, слабого губя.
Но ты силен! Явись из дальней дали!
Врагов твои герои побеждали,
Ты — ради дружбы —
Победишь себя!
1962
Александру Прокофьеву
За окнами сразу идет во тьму
Спокойнейшая Нева.
Хозяин сидит,
И плывет в дыму
Тяжелая голова.
Перо в руках
И «сафо» в зубах
Одинаково горячи.
И дымит табак,
И сидит байбак
В кресле, как на печи.
Учтя домашних туфель нрав,
Блаженствуют пока,
Лукавым лаком просияв,
Калоши байбака.
Заходит месяц пухленький,
Рассвет восходит тоненький;
Умнейший кот республики
Лежит на подоконнике.
Пора кончать.
И спать пора.
И катятся едва
Из-под весомого пера
Отменные слова.
Нажмите, хозяин,
Побейте беду,—
С поэзией — дело табак...
И вот надевает шинель на ходу
И маузер взводит байбак.
И следом за Вами, куда ни пойдешь,
Военные трубы похода,
И следом за мною пошла молодежь
Ребята девятого года.
Игра по-хорошему стоила свеч:
Шеренга врагов поредела...
И это действительно верная вещь,
Воистину кровное дело!
Снова утро заморосило,
За Невой залегла заря.
Сентября золотая сила
Осыпается просто зря.
Против этой поры соседства,
Против осени — боже мой! —
Есть одно неплохое средство,
Называемое зимой.
За ночь снег заметет поляны,
Нерушимую тишь песка...
Так, негаданно и нежданно,
Смерть появится у виска.
Может, где-нибудь под Казанью
Подойдет она, леденя
Высшей мерою наказанья —
Дружбой, отнятой у меня.
Покушались — и то не порвана.
Мы ее понимали так:
Если дружба, то, значит, поровну
Бой, победу, беду, табак.
Мы шагали не в одиночку,
Мы — в тяжелой жаре ночей
Через жесткую оболочку
Проникавшие в суть вещей.
Сквозь ненужные нам предметы,
За покров многолетней тьмы,
В солнце будущего планеты
Не мигая смотрели мы.
Нас одна обучала школа —
Революция, только ты
Выбирала слова и голос
Через головы мелкоты.
И, по воле твоей сверкая,
Наша дружба кругом видна —
Драгоценная и мужская,
И проверенная до дна.
1933
«Мы славили дружбу наперекор…»
А. А. Прокофьеву
Мы славили дружбу наперекор
Молве. К хитрецам — спиной.
Мы славили дружбу, а не разговор
За столиками в пивной.
Понятие, выросшее в огне,
Отбросившее золу,
Суровое братство, которого нет
И быть не может в тылу.
Зачем же поэзии вечный бой
Изволил определить —
В одном окопе да нам с тобой
Махорки не поделить!
1934
Старым смоленским друзьям
Юность всяким превратностям рада,
Ей бы только менять города:
Кто-то выбрал гранит Ленинграда,
Кто-то стал москвичом навсегда.
Тридцать лет не бывал я в Смоленске,
Не видал — от греха своего —
Ни садов его в солнечном блеске,
Ни стены знаменитой его;
И закатов его, и рассветов,
Колыбелей его и могил...
И в Смоленскую школу поэтов
Македонов меня не включил.
Почему же все чаще и чаще,
От Невы до истоков Днепра,
Наподобие птицы летящей,
Сны уносят меня до утра.
Окружают меня чудесами
И тревожат всю ночь напролет,
Будто там — на углу под часами —
До сих пор меня девушка ждет,
Чтобы вместе, знакомой тропою,
Нам добраться до Чертова рва,
Где, укрывшись в овраге от зноя,
Лихорадочно дышит трава,
Чтобы в небо родное вглядеться,
К роднику ледяному припасть
И вдвоем воскресить наше детство
И доподлинной родины власть.
1963
РАЗМЫШЛЯЯ ОБ ИСКУССТВЕ
С чего начинается
Если — в самые разные сроки —
Ты ни разу не сдался в бою,
То сойдутся в одно твои строки
И составят поэму твою.
Пусть теперь, через многие лета,
Ищешь ты отпущенья грехов —
Лебединая песня поэта
Начинается с первых стихов.
1963
Караван
По ночам, чтоб отдохнуть от зноя,
Трудится — безропотен и строг —
Под широкой лунной белизною
Караван неторопливых строк.
Верен многолетней дисциплине,
Продолжает он ночной поход...
Где-то — за пределами пустыни —
Лают псы. А караван идет.
1964
«Молчанье озлобляет нас. Но ложь…»
Молчанье озлобляет нас. Но ложь —
Она, в своем рассчитанном звучаньи,
Давно Поэзию не ставит в грош
И потому — опаснее молчанья.
Где ж Совнаркома грозная печать
И ленинская подпись под декретом,
Где навсегда запрещено поэтам:
Во-первых — лгать, а во-вторых — молчать?!
1964
Двадцать лет спустя
Вадиму Шефнеру
Быть может, надеялись где-то,
Что наша работа — пустяк,
Но в таинствах мрака и света
Мы знали, что это не так:
Ведь было бы попросту глупо —
Как воду носить решетом, —
Чтоб наша бродячая труппа
Играла в театре пустом.
1964
Степь
Поэт, как время над просторами,
Царит в степи своей голодной;
Тот, кто уходит в глубь Истории,
Уходит в глубь души народной.
Там, где в пещере люди грезили,
Там — на стене — его начало:
Там молчаливая Поэзия
Свои стихи нарисовала.
1964
Другу
Б. М. Лихареву
Если, бросив дурные привычки,
Ты в иные поверишь пути —
Мы поедем с тобой в электричке,
Чтобы сказочный терем найти.
Я заранее ставлю в известность
Человека, такого как ты,
Что приедем мы в дачную местность,
В самый полдень ее духоты.
Но тотчас же за пыльным вокзалом,
Миновав овощные ларьки,
Мы пройдем к чудесам небывалым,
Но реальным — всему вопреки.
Видишь издали, в солнечном блеске,
Как в окно устремившийся день
Очертил на сквозной занавеске
Знаменитого профиля тень.
Нам остались забор и лужайка,
Чтобы все повидать наконец, —
Чтобы вышла седая хозяйка,
Приглашая гостей во дворец.
Ты забудешь вокзал и киоски,
Ахнув, словно в кино детвора:
Почему на высокой прическе
Не надета корона с утра?
Все забудешь ты в этом чертоге,
Где сердца превращаются в слух,
Подивясь на волшебные строки —
На ее верноподданных слуг.
Нет, на старость они непохожи,
Потому что сюда в кабинет
Или Смерть, или Молодость вхожи,
Но для Старости доступа нет.
Может, песню ты сложишь про это
От своих заседаний вдали, —
Как спокойная гордость поэта
Стала гордостью русской земли.
1960
Два стихотворения
Памяти
Евгения Львовича Шварца
Сказка Андерсена
Когда поэт в беде —
Угнетена Природа
И робок свет восхода
На облачной гряде.
И к беднякам в оконце,
Повсюду и везде,
Опаздывает солнце —
Когда поэт в беде.
Детство
Ночь бродила в черной полумаске,
С азиатской саблей наголо, —
И тогда нас утешали сказки,
Где Добром одолевают Зло.
Взрослый день восходит в ясном свете.
И пока не наступила ночь,
Склонны мы забыть про сказки эти,
Что еще сумеют нам помочь.
1964
Рассвет
Смотри и слушай: не сейчас ли
И звук звучит, и светит свет?
Покамест звезды не погасли,
Готовься встретить день, поэт.
Вновь будут звезды загораться
И птицы петь в ночной тиши, —
Пойми их труд, чтоб разобраться
В системе вечных декораций
К последним подвигам души.
И если крылья не повисли