Но дружит краснокожая сосна —
Как равная — с березкой бледнолицей.
Для них давно настала, в добрый час,
Торжественного равенства эпоха,
Как бы невольно убеждая нас,
Что быть терпимыми — не так уж плохо.
1966
Жестокий романс
Если уж по-честному признаться,
Выложить всю правду без прикрас —
Он влюблялся, может быть, пятнадцать,
Может быть, и полтораста раз.
Было дело и зимой, и летом,
Осенью случалось, и весной —
Только вся его любовь при этом
Относилась к женщине одной.
1966
Любовь
Когда тебе за пятьдесят,
Будь благодарен той любовной дрожи,
О коей в полный голос голосят
Стихи непросвещенной молодежи.
Потом они расскажут, что туман
Их совратил. Стихи их в воду канут.
Но ты-то знаешь правду и обман.
Но ты умен — и счастлив, что обманут.
1962
На пяти океанах любви
На пяти океанах любви
Нам встречались с тобой острова.
Где наивные ручьи
И по-детски вздыхала трава.
Сколько дней отдыхали мы там,
Сколько прожили на море лет,
Уплывая к таким берегам,
На которых спасения нет.
1965
Вдвоем
Добрым молодцам урок.
Нам теперь — ни сна, ни ласки:
Не пошла наука впрок.
Разве только, словно в сказке,
Добрым молодцам урок.
Жили весело — да вскоре
Подошел недобрый час,
И осталось только горе,
Разделяющее нас.
1964
Лунный луч
Взгляни, как лунный луч блуждает
И озирается вокруг,
Чего-то ищет, ожидает,
И вот он нас нашел — и вдруг
Похорошел от этой встречи,
Упав, в блаженном забытьи,
На обессиленные плечи,
На руки храбрые твои.
1959
Белой ночью
Мы доброю
Научены судьбою,
Среди домашних ссор
И суеты,
Так разводиться — временно —
С тобою,
Как на Неве
Разводятся мосты.
1963
Отдых в лесу
Пусть все стихи, что написал я за год,
Перед тобой сейчас покорно лягут,
Взамен корзины разноцветных ягод,
Которых я собрать тебе не смог.
И все стаканы, выпитые мною,
Пусть возвратят свое вино хмельное,
Чтобы оно летучею волною
Смывало пыль с твоих беспечных ног.
1958
«В тревожном сне лесного государства…»
В тревожном сне лесного государства
Река бесшумна, словно на экране, —
Но здесь природа лишена коварства
И обо всем предупредит заране:
Уже ты слышишь, как она исторгла
Могучий вздох разгневанного бога, —
И оперенная стрела восторга
Пронзит тебя у Белого порога.
1964
«Осенний день, счастливый, несчастливый…»
Осенний день, счастливый, несчастливый,
Он все равно останется за мной
Косым и узким лезвием залива
И старых сосен лисьей желтизной.
Они стоят, не зная перемены
И подымаясь, год за годом, с той
Столь ненавистной и одновременно
Желанной для поэта прямотой.
Вперед, вперед! Простую верность вашу
Я — обещаю сердцу — сберегу.
Уже друзья вослед платками машут, —
Им хорошо и там, на берегу.
Нам — плыть и плыть. Им — только ждать известий
Но если погибать придется мне,
То — не барахтаясь на мелком месте,
А потонув на должной глубине.
1935
Через пять тысяч верст в альбом
Я напишу тебе стихотворенье:
Там будет жаркий азиатский день,
Воды неумолкаемое пенье
И тополя стремительная тень.
И я, идущий с низкого холма
Туда, где под глубокой синевою —
Все белые — зеленою листвою
Окружены окраины дома.
Вперед, вперед! На ярко-белых ставнях
Дробится свет. Бежит, поет вода.
А комнаты молчат. И темнота в них,
И только платье светлое. Тогда
Полдневный мир, который так огромен,
Дома на солнце и вода в тени,
Жара за ставнями, прохлада в доме —
Все скажет нам, что мы совсем одни.
И кончится мое стихотворенье,
И все исчезнет в городе твоем.
Дома уйдут, воды умолкнет пенье,
И только мы останемся. Вдвоем.
1937
Романс
Я лгать не буду, что сожжен жесток
Июльским ветром, как трава степей
Под небом беспощадного Востока.
И я не стал наивней и глупей.
Нет, милая. Не мучась, не ревнуя
И уходя от лишней суеты,
Я небеса за нашу страсть земную
Благодарю. Благодари и ты.
1937
«Где ты пропадаешь эти годы…»
Где ты пропадаешь эти годы
И земной не бережешь красы?
Дура, — неужели ради моды
Рыжих две остригла ты косы?
На каких равнинах пропадая,
Каблучком ступаешь на цветы.
Как ты веселишься, молодая,
И кого обманываешь ты?
Мало мы, в хорошем этом мире
Грелись у веселого огня:
Три часа (а я хотел четыре)
Ты любила, милая, меня.
1934
Единственное невеселое путешествие
С. Л.
Бедные рифмы
Невесело мне было уезжать.
А думаешь, мне весело скитаться,
В гостиницах унылых ночевать,
Чего-то ждать в пути — и не дождаться,
Чему-то верить, в чем-то сомневаться
И ничего как следует не знать?
Наверно, в жизни нужно зарыдать
Хоть раз один. Не вечно же смеяться
Сумевшему внезапно угадать,
Что нам придется навсегда расстаться,
Что в час, когда сердца должны смягчаться,
Я не смогу ни плакать, ни прощать.
Бессонница(«Я с ума, вероятно, спятил…»)
Я с ума, вероятно, спятил, —
Все мне чудится: в тишине
Работящая птица дятел
Клювом бьет по моей стене.
Ладно — пусть себе суетится
И долбит, и долбит опять.
Пусть уж лучше не ты, а птица
Не дает мне ночами спать.
Вечер
Н. А. Заболоцкому
Те желтые огни в бревенчатых домах,
Та гладкая вода, весла внезапный взмах,
Та тихая река, смиренный воздух тот
Избавили меня от горя и забот.
Пускай на миг один — и то спасибо им:
Они теперь со мной всем обликом своим.
Воспоминаний свет, пронзающий года,
У нас нельзя отнять нигде и никогда.
Примета
День отошел, а мне и горя мало.
Издалека, среди густых ветвей,
Кукушка сорок раз прокуковала,
И я был рад и благодарен ей.
Но ясно мне сквозь дальний дым рассвета,
Что только в миг смятения и тьмы
Нам сердце может радовать примета,
В которую не верим с детства мы.
Лапландия
Когда перейду я на прозу
и разбогатею немного,
Я, может быть, выстрою хижину,
один, не жалея труда.
Вы знаете лес и равнину,
где озеро так одиноко,
Что только скитальцы чайки
любуются им иногда.
Лапландия, милая сердцу!
Твой облик уныл и неярок.
Но те, кто тебя полюбили,
не требуют ярких цветов.
Надолго, товарищ?
Надолго. И мне приготовят в подарок
Рыбацкие сети — Пинегин,
ружье — Соколов-Микитов.
Разлука
И был виновный найден и опознан
Самим собой. И, молодость губя,
Промолвил он: быть может, слишком поздно
Но я решил и осудил себя.
Вы слышали Разлуки дуновенье?
Теперь на годы горя и тревог
Протянуто угрюмое мгновенье,
Когда хотел я плакать — и не мог.
Песенка
И ты был, друг мой, тоже
Получше, помоложе,
И девушка хотела
Не разлюбить вовек.
И сочинил ты в песне,
Что нет ее прелестней,
И сам тому поверил,
Наивный человек.
Но годы, слава богу,
Проходят понемногу,
Живешь, не ожидаешь
Ни писем, ни вестей.
А за стеною где-то
Поется песня эта
О девушке, о счастье,
О юности твоей.
Кандалакша
Вл. Лифшицу
Ну что ж, попробуй. Вдруг все будет так же:
Немного хлеба, водка, соль, табак.
Опять пройдешь по нижней Кандалакше.
Опять перевезет тебя рыбак.
И там, где ты забыл дороги к дому,
Где в белом блеске движется волна,
Сожмется сердце: столь не по-земному
Чиста она, светла и холодна.
Наверх, туда, где сосны завершили
Свой трудный путь. Еще издалека
Увидишь камень, поднятый к вершине
Могучею работой ледника.
А там — подъем окончен. И мгновенно
Поющий ветер хлынет на тебя,
И ты услышишь музыку вселенной,
Неистребимый голос Бытия.
А солнце и не ведает заката,
А облик мира светел и велик.
Да, здесь, на миг, был счастлив ты когда-то.
Быть может, повторится этот миг.
«Прикажете держать себя в руках…»
Прикажете держать себя в руках,
В работе находить свое спасенье,
Слова искать в пустынных рудниках
Под непрерывный гул землетрясенья
И самому, о гибели трубя,
Замучить ту, что все же не разлюбит?..
Стихи, стихи! Возьмут они тебя,
На миг спасут — и навсегда погубят.
Память
Да разве было это? Или снится
Мне сон об этом? Горная река,
Далекая китайская граница
И песенка уйгура-старика.
Да разве было это? На рассвете
Труба и марш. Военный шаг коней.
И с Балтики врывающийся ветер,
И шум ручья, и влажный блеск камней.
И веришь и не веришь... И с трудом
Бредешь за памятью в ее туманы.
...Бревенчатый под тихим солнцем дом
И вереском поросшие поляны.
И то, чего забыть никак нельзя,
Хотя бы вовсе память изменила:
И труд, и вдохновенье, и друзья,
И ты со мной. Все это было. Было.
«О, если мог бы я, хоть на мгновенье…»
О, если мог бы я, хоть на мгновенье,
Поверить в то, что все вернется вдруг
И я почувствую прикосновенье
Таких далеких и желанных рук!
За окнами, в сиянье зимней стужи,
Лежит залив. Кругом — холмы, леса.
А мне все кажется, что это хуже,
Чем жить в аду — но верить в чудеса.
«Что мне теперь песок любой пустыни…»
Что мне теперь песок любой пустыни,
Любого моря блещущий прибой,
Мне, ясно понимающему ныне,
Насколько я в долгу перед тобой.
Я дешево плачу: смертельной мукой,
Томительным сознанием вины,
Отчаяньем, и горем, и разлукой —
За ту любовь, которой нет цены.
«Ни судьбе, ни искусству, ни славе…»
Ни судьбе, ни искусству, ни славе,
Никому я тебя не отдам.
Не могу я болтать и лукавить,
К тридцати приближаясь годам.
Все уносят могучие реки.
И, не слишком ценя бытие,
Я тебе благодарен навеки
За любовь, за неверье твое.
«Гляжу — не наглядеться никогда…»
Гляжу — не наглядеться никогда.
О, как по-детски спишь ты, дорогая.
Вот и глядел бы долгие года
И сам не спал, твой сон оберегая.
Но все, что так необходимо мне,
По-нищенски судьба смогла отмерить.
...Как в детстве, что-нибудь скажи во сне,
Чтоб я сумел словам твоим поверить.
Песцы
Октябрь, а снег уже лежит на ветках.
Внизу холодный, чистый блеск реки.
А тут живут за проволочной сеткой
Хорошенькие быстрые зверьки.
И в ноябре совсем похорошеют,
Совсем готовы будут на убой,
Чтоб кто-нибудь другой тебе на шею
Накинул мех туманно-голубой.
Лев в клетке за полярным кругом
Вагон стоял на ледяной равнине.
Кругом — враги в одеждах меховых.
Но о другой, сияющей пустыне
Он размышлял и не глядел на них.
Мне ремесло не лжет и не наскучит.
Работник, а не праздный ротозей,
Я спрашиваю: кто меня научит
Держаться так среди своих друзей.
Борьба с воображением
Что, брат? Воображенье одолело?
Под солнцем тесно стало вам двоим?
А ну, скорей укройся, воин смелый,
За пресловутым юмором твоим!
Освободись от дружеских объятий!
Попробовал? Не вышло ничего?
Попробуй силою! Смелей, приятель!
Дурак! Отелло! Задуши его.
«Ты скажешь: сам взгляни на это снова…»
Ты скажешь: сам взгляни на это снова —
Да разве к счастью, славе и добру
Быть мнительным и грустным до смешного?
Пускай. И это на себя беру.
И голову теряя, и приличье,
Все револьверы в небо разрядив,
Я вижу, как я все преувеличил
И как я все же прав был и правдив.
«Однажды, когда я себе самому…»
Однажды, когда я себе самому
Казался веселым и смелым,
Спросил я судьбу свою: что и к чему
Написано в книге ее и во тьму
Нельзя ли взглянуть между делом?
Какую награду сулит мне борьба,
Какую придумала милость?
И я увидал, что старуха судьба
Ко мне хорошо относилась.
Сказала она: «Александр Ильич,
Дорогу твою мы отыщем.
Прости и послушай: ты счастлив и нищ.
Ты будешь несчастным и нищим».
«Да, это я сказал. Не будь упрямым…»
Да, это я сказал. Не будь упрямым
И трубку телефонную сними,
И позабудь, наедине с Хайямом,
О том, как суетятся за дверьми.
А стоит только вам разговориться —
И ты увидишь мир с иных высот.
Сам посуди: тебе, товарищ, тридцать,
А старику, пожалуй, девятьсот.
Посвящение(«Недобрая была тогда погода…»)
Недобрая была тогда погода.
И дождь, и снег. На сердце. На судьбе.
И то, что я писал в теченье года.
Все это — длинное письмо тебе.
Поймешь ли ты? — Поймешь. (Разборчив почерк.)
Открытым сердцем, милою душой.
Заплачешь ли? — Заплачешь. Тихо. Ночью.
Одна в постели, ставшей вдруг чужой.
И все слова и все прикосновенья
Забудешь? — Не забудешь ничего.
Быть может, только на одно мгновенье...
А я писал, безумец, для него.
1939
Мурманск