«Счастье рядышком лежит под одеялом…»
Счастье рядышком лежит под одеялом
И сопит себе тихонько в две ноздри…
Счастье может быть таким вот – очень малым,
И коротким: от зари и до зари.
Мне удача нынче выпала такая:
Счастье спит, припав доверчиво к плечу…
Ничего еще не кончилось, пока я
Твоим именем назвать его хочу.
«У нас немало дней счастливых…»
Они жили долго и счастливо…
У нас немало дней счастливых,
Но мало лет,
Чтобы постичь неторопливо,
Что счастья нет.
Все то, что нам казалось счастьем,
Увы, – печаль.
И нашей друг над другом власти
Ничуть не жаль.
Поскольку власть – всегда утрата
Себя в другом,
Но разве время виновато,
Что жизнь – бегом?
В конце – быстрее, чем в начале, —
В рай или в ад.
Туда, где счастье – и печали
Не воскресят.
«Ждала с войны…»
Ждала с войны,
а он вернулся
совсем не тем,
кого ждала…
Стонал во сне.
Потом проснулся
и попросил,
чтоб налила.
Пил в одиночку,
взгляд тяжелый
уставив в темное окно.
Потом повел сынишку в школу —
Уже поднялся все равно.
Вернулся к вечеру.
Голодный.
Пил в одиночку.
Лег.
Уснул.
Пиджак —
в карман рукав свободный —
она повесила на стул.
Достала письма из комода —
Те, что он ей с войны писал, —
и тихо плакала на кухне,
что дождалась,
да не того…
Незабудки
А рядом с окопом цветут незабудки…
Если память о прошлом похоронил,
Бесполезно раскачивать времени маятник…
Но цветут незабудки на кромках могил
Безымянных,
Как скромный, но искренний
Памятник.
Значит, помнит земля,
Не забыла она
Всех, кто – в ней,
Кто по ней еще ходит израненный…
Вновь цветут незабудки
И снова – весна,
Словно символ
Победы.
Единственный.
Правильный.
…И когда он наступит,
Черед мой уйти,
И рванет мое сердце
Последней гранатой,
Незабудкою мне бы суметь прорасти
Рядом с вами, отцы.
Рядом с вами, ребята…
«Кости болят, и не гнется спина…»
Кости болят, и не гнется спина…
Мама почти что все время – одна.
Смотрит в окно, где то дождик, то снег,
И провожает улыбкою всех,
Кто мимоходом спешит по делам…
Так вот, все сердце свое раздала.
Бедная мама…
Но молвишь при ней —
Скажет, что есть на Руси победней.
– Вот пожалеть-то пристало кого, —
Больше не скажет она ничего,
Лишь улыбнется прохожим в окне
Так, как она улыбнулась бы мне.
«На окошке у мамы горшочки…»
На окошке у мамы горшочки,
А в горшочках – цветочки, цветочки.
И цветут те цветочки весь год.
Даже если за окнами стужа,
Им и в стужу ни капли не хуже —
Мама их непременно польет.
Вот вся жизнь.
Чтоб она расцветала,
Надо, если подумать, так мало:
Не украсть, не солгать, не убить…
Жить стараться по-человечьи
В этой жизни такой быстротечной
И цветочки полить – не забыть!
«Подробности жизни. Детали…»
Подробности жизни. Детали…
Родился. Шлепок тебе дали.
Ты окриком мир огласил
И чей-то халат оросил.
Был вымыт и биркой помечен:
Рост, вес…
Так, похвастаться нечем.
И пол обозначен – мужской
(В роддоме обычай такой).
Пеленкою первою стиснут —
Еще нет ни проблеска мысли,
Одно лишь желание – есть!
Мужчины такие и есть…
Полдня ожиданье кормленья —
И мамина грудь, как спасенье.
Тепло ее ласковых рук
И свет мутноватый вокруг.
Здесь пауза…
Школа. Экзамен.
И ты в ожидании замер…
Пятерка! Ура! Поступил!
О высшем диплом получил.
Работал. Влюбился. Женился.
Потом твой сынишка родился.
Ты снова влюбился. Развод.
На пенсию вышел. И вот —
Пилюли. Больница. Сестрицы.
Уколы. Саднит ягодица.
Зубов не осталось почти…
Ты снова в начале пути,
Где кашица, чуть не из соски.
Пора заготавливать доски
Для ложа – теперь на века.
Ты умер. Обмыт и, пока
Тебя не одели для тризны,
Картонною биркой помечен
И – больше похвастаться нечем.
…Детали. Подробности жизни.
«Не веруя всю жизнь ни в рай, ни в ад…»
Не веруя всю жизнь ни в рай, ни в ад,
Ты с ними вел, как с призраками, битву,
Чтоб, наконец постичь, что победят
Смирение, терпенье и молитва.
Смирись. Терпи. Молись, и станет свет
В конце тоннеля явственнее мрака…
Не страшно верить в то, что рая нет,
Но трудно не поверить в ад, однако…
«Быстрый дождь, как ножом…»
Быстрый дождь, как ножом,
Это утро разрезал.
Пробежал босиком
По карнизам железным.
И ушел на восток,
За дворы, за аллеи,
Вызывая восторг
У травы, у деревьев.
И у тех, кто, как мы,
Расставанием болен,
Но в окошко, увы,
Постучаться не волен.
В двух измерениях
Чтобы ты на плечо мне взбежала…
Живу на полную катушку —
От куража до куража,
На тополиную макушку
Плюю с шестого этажа,
Себя представив великаном,
Которому – до фонаря
Ширь мирового океана,
И даже юная заря.
И тополь – малая травинка —
У исполина под ногой,
Когда небесною тропинкой
Иду, довольный сам собой.
Но, приструнив мою гордыню,
Мне с кухни крикнула жена,
Что на столе, мол, ужин стынет,
И что устала ждать она,
Когда с высот своих спущусь я…
И вот, захлопнулся капкан:
Я к ней на кухню волочуся,
Еще недавно – великан,
Властитель бурь и океанов,
Пришибленный имею вид…
И в измеренье, Богом данном,
Судьба – капелью из-под крана,
Так неприкаянно звенит.
«Ощущение счастья…»
Ощущение счастья
похоже на мед,
до того, как собой
он становится в улье…
И несут его пчелы,
нацелясь, как пули,
золотисто пронизывая
небосвод.
Он еще – предвкушенье
себя самого.
Невесомость.
Порыв,
что сродни вдохновенью.
Нет ни крыши, ни стен —
только солнца свеченье
да цветенья дурманящее
торжество.
Чтобы после забыть,
что родился цветком,
был пыльцою, нектаром —
за миг до полета,
летним днем,
замурованным наглухо
в сотах,
для того лишь,
чтоб сладость почувствовал кто-то…
Счастье – запах в начале
и горечь потом.
Радуница
Березки встали над могилой в рост,