В год спасения русского языка
С книг слетает позолота,
Исчезают имена…
Да и книги неохота
Брать в такие времена.
Чтобы горечь – через руки —
Их безжалостно рвала,
Как в войну – на самокрутки…
Так ведь то война была!
А теперь – иная бойня:
Самокрутка – целый мир…
Спите, классики, спокойно:
Пушкин, Гете и Шекспир.
Спите, милые, не трону
Вас небрежною рукой…
Занимаю оборону,
Хоть и воин – никакой.
Пусть иной считает кто-то,
Будто чтенью грош цена.
Облетает позолота,
Остаются имена,
Чтоб узнала их планета
Лет, так скажем, через сто…
Умирать легко за это,
Потому что есть за что…
Муза
Незнакомки взгляд печальный…
Незнакомки взгляд печальный,
Как старинное вино…
В этом мире все – случайно,
Все за нас предрешено.
Ты, поэт, смеешься вдоволь,
Пьешь, покуда брезжит свет…
О солдатах плачут вдовы —
Вдов у стихотворцев нет.
Потому что изначально,
Будто бы в прощальный час,
Нас оплакал взгляд печальный,
Что однажды был случайно
Музой обращен на нас.
На распутье
Вошли в автобус дочь и мать,
Вогнав меня в озноб…
Я глаз не в силах оторвать
От этих двух особ.
У каждой, и лицо, и стать
Достойны всех похвал…
И я готов влюбленным стать
И – в миг единый – стал!
В кого из них? Не знаю сам
И ведать не хочу…
В мечтах счастливых к небесам
Лечу, лечу, лечу…
В калейдоскопе чувств моих
Мне показалось вдруг,
Что подхожу любой из них,
Как друг или супруг.
Быть, в самом деле, хорошо
На зыбком рубеже,
Где мамам нравишься еще
И дочкам их уже…
«Поспорь со мною, женщина, я сам…»
Не верь поэту, женщина…
Поспорь со мною, женщина, я сам
Готов оспорить каждое мгновенье,
Но продолжаю верить в чудеса,
Как в некое счастливое знаменье.
И, пусть ты это детством назовешь,
Во мне, и правда, детство остается,
Как первый в мае настоящий дождь,
Как одуванчик, что – стать выше – рвется.
И пусть пора настанет отцвести,
Он все равно доверчив, как в начале…
Как нежность, что сумела прорасти
Из грусти или даже из печали.
Чтоб новой грустью стать, что так тиха,
И поздней нежностью, что так печальна,
Как ты сама, которая пока
Чудесна и бесспорна, словно тайна.
Букет
Дождем посеребренная трава,
И жгучей стать готовая крапива.
И ночь, как ты юна, как ты красива,
Как ты права во всем и не права.
А молодость прекрасней правоты,
Она сама себе – и честь, и совесть…
Нарву крапивы и дождем умоюсь,
И в ночь шагну, неверную, как ты.
Забыв о том, что в мире есть добро,
След за собой туманный оставляя,
Я побреду, куда – и сам не знаю,
На башмаки сбирая серебро.
И будет мне легко не понимать
Того, что неизбежно ждет в итоге,
Пить немоту, не разбирать дороги,
Букет крапивы к сердцу прижимать.
«Я мог бы тобой любоваться всю жизнь…»
Я мог бы тобой любоваться всю жизнь,
Но слишком уж жизнь коротка…
Скажи, что и ты меня любишь, скажи,
На свете мы вместе пока.
Но ты так прекрасно умеешь молчать,
Что просьбу назад я беру,
Чтоб снова тобой любоваться начать,
Поверив, что я не умру,
Пока под небесной дугой грозовой
Прозрачен и призрачен свет,
Пока я могу любоваться тобой —
Без всяких признаний в ответ.
Предчувствие
Ах, мне знакома эта пустота
внутри.
Она полнее, чем признанье,
чем до краев налитый
лунный ковш,
в котором стынет мира суета…
И кажется, таит
все наше мирозданье
предчувствие свиданий
и стихов.
Ах, мне знаком бессвязный
счет минут,
который гармоничнее,
чем счастье,
поскольку сам
он предрешен не мной…
Так, не бери на сердце
тщетный труд —
и объясненья, и участья,
меня приведший в храм
безмолвный соучастник мой.
Что ждет нас впереди?
Мы движемся к финалу.
К какому? Все равно,
поскольку сам процесс
движения к нему —
важнее, чем финал.
И пустота в груди,
и счет мгновений малых,
не знаю почему,
имеют больший вес,
чем ты предполагал…
Живая вода
С лица воды не пить, а я все пью,
И не напиться этой мне водицей,
Чтобы запомнить красоту твою,
Которая уже не повторится.
Ее изменят белый свет луны
И золотая тень дневного света…
Уже не повторить такой весны,
Уже не повторить такого лета.
Так для чего дается красота,
Похожая на струи дождевые?
Чтоб показалось, что она не та,
Когда ты с ней столкнешься не впервые?
И, женщину сто тысяч лет любя,
Увидев вновь, почувствуешь мгновенно:
Она сама вчерашнюю себя
Зачеркивает так самозабвенно,
Чтоб новой стать – совсем уже иной,
Не разбирая, в чем она иная…
Я пьян, с лица стекающей водой,
Пока она – не мертвая – живая,
Веселая, как солнышка печать,
Свободная, как ветер во Вселенной,
Пока могу оттенки замечать
И принимать за счастье перемены.
«Когда сойдет июльская жара…»
Когда сойдет июльская жара
И август обозначит перспективу
Грядущих холодов,
Наступит понимания пора,
Как просто быть счастливым
Среди сентябрьских золотых садов,
Откуда дачники вывозят урожай
В своих авто, тяжелых, словно танки,
Оставив возле яблони останки
Хозяйского, былого куража
Для перелетных птиц…
И ты средь них
Торчащий, словно пугало, без толку,
В себе отыщешь старых дум осколки,
Будто в альбоме на забытой полке
Изображения забытых лиц.
О, как светло осколки разбирать,
Смеяться и грустить попеременно,
И перспективу жизни принимать,
Как женщины единственной измену,
Ей все прощая…
В этом весь секрет
Такого неожиданного счастья.
Как вовсе нет погоды у ненастья,
Так, без ненастья, и погоды нет.
Музыка
Свет, отраженный от окон твоих…
Звучала музыка во мне,
И вдруг она умолкла.
Мерцали звезды в вышине,
Как дальних окон стекла.
Из пустоты глухонемой
Тянулись нити света,
Как будто некий мир иной
Ждал от меня ответа:
Зачем живу, и сам я – кто,
И где – всему начало?
И я не знал, ответить что,