А музыка молчала…
И в этом тоже был ответ
Той тишине бездонной,
Где никогда не гаснет свет,
Свет отраженный…
«Порою, ты мне кажешься сестрой…»
Порою, ты мне кажешься сестрой,
Как будто в нас кровь общая струится…
В глаза мои ты так глядишь порой,
Как смотрит в очи братские сестрица.
Я этому сравненью даже рад,
И пусть оно – из правил исключенье,
Мы пред искусством, как сестра и брат,
Все остальное – грех кровосмешенья.
«Ты мной любима даже и тогда…»
Ты мной любима даже и тогда,
Когда любовь на ненависть похожа,
И онемев, язык сказать не может
О ней ни слово «нет», ни слово «да».
Как будто чувство, это – тайный код,
Который неподвластен объясненью,
И все, что даровало Провиденье,
Оно же, без зазренья, отберет!
И годы счастья, и короткий миг,
Где – что-то перепутавшие люди:
Друг друга ненавидим, словно любим,
И любим, будто ненавидим – мы…
«День стал длинней, погода холодней…»
День стал длинней, погода холодней —
В природе все разумно и прекрасно.
И в череде идущих зимних дней
Люблю тебя спокойней и нежней,
Что с возрастом, должно быть, сообразно.
Люблю тебя нежнее, но при том
Спокойствие мое – не есть остуда.
Так в ореоле солнца золотом
Тепло таится то, что подо льдом
Земле еще не ведомо покуда.
Но день длиннее, значит, каждый час
Зиме не стоит хмуриться сердито.
Лед все прозрачней, все наивней наст.
Все очевидней перемены в нас,
Все ощутимей то, что в сердце скрыто.
«Ты дорожишь случайным взглядом…»
Ты дорожишь случайным взглядом,
Случайным вздохом за спиной,
И забываешь тех, кто рядом
Живет с тобой судьбой одной.
Ни в чем не соблюдая меры,
Ты даже в нежности жесток.
Все веришь в мифы и химеры,
А доброта тебе не впрок.
Неужто в том лишь суть искусства
И вдохновенья злая суть,
Чтоб превращать химеры в чувство,
Чтоб мифом стать когда-нибудь?
У водопада
Глядеть, как падает вода
Из ниоткуда – в никуда,
Есть устриц, запивая пивом —
Не мало, чтобы быть счастливым,
И все же это – ерунда.
Пусть жизнь из створок перламутра
Полезнее, чем творог утром,
Пусть пиво печени вредит,
Вода, в итоге, победит —
Не стоит объясняться нудно.
Нас понесет с тобой она,
Самодостаточна, вольна
И бесконечна, словно вечность.
Мы поплывем на лодке млечной,
Не зная отдыха и сна.
Не надо весел и ветрил,
Не надо тратить чувств и сил,
Отдавшись быстрому теченью,
Как птица отдается пенью,
Едва почуяв силу крыл…
Сон
Ах, как сладко быть с тобою,
Никуда не торопясь,
Под соленый шум прибоя
К вешним грезам уносясь.
Рай земной не станет ближе,
Если знать его секрет…
Распахнув глаза, увижу
То, что моря рядом нет.
Просто музыка звучала
Где-то в сердца глубине,
И нечаянно, сначала,
Приникала ты ко мне.
И во сне, на явь похожем,
Не понятно: спал, не спал —
К чуть солоноватой коже
Я губами припадал.
И волна волос качалась
Надо мною, как волна.
В сердце музыка звучала,
Не кончалась все она…
Поэмы
Последний комиссарПоэма лирических отступлений
Поэму написал я без сюжета,
Где действие закручено в спираль…
О чем она?
Да так, о том, об этом…
О том, чего мне жаль, чего – не жаль.
Смешались в ней мечты, воспоминанья,
Игра воображенья, предсказанья —
Все то, что есть игра на —
и —
ти —
я.
Но, истинно, писал не по заданью
И только то, что сам задумал я!
А если отошел вдруг от устава
И съехал в рассужденьях влево вправо,
Читающая публика простит…
А не простит (она имеет право!) —
Надежда есть: мой прах покроет слава.
(Ушедших славить на Руси в чести).
Но я в себе не эту блажь лелею…
Быть может, нежною рукой твоею,
Любовь, вдруг прикоснется бытие
К строкам моим,
Когда сам не сумею
Тебе прочесть творение мое.
И ты, без сожаленья, без досады,
Поэмы главы пробегая взглядом,
В своей, мне недоступной, тишине
С улыбкой, может, вспомнишь обо мне.
Черт догадал родиться комиссаром
Да с сатанинскою звездой во лбу…
Ах, Окуджава, со своей гитарой
Вы исковеркали мою судьбу.
Я ваш талант, конечно, уважаю
И пыльный шлем свой не спешу снимать.
Но родина моя, как мать чужая,
Которой – сын я, мне она – не мать!
Но, родина моя, души присягой,
Раз присягнув, тебе не изменял…
А ты меняешь лозунги и флаги
Под улюлюканье мирских менял.
Довольствуешься черствою буханкой,
Пьяна извечной собственной виной.
И призраки «единственной гражданской»
Уже маячат за твоей спиной.
Революции сжирают нас,
Как свое потомство скорпионы.
И выводят новых под знамена…
Чтоб Наполеонов пробил час,
Робеспьер послал на казнь Дантона,
Сам же оказался вне закона,
Как враги, поверженные им…
Прав Господь, влекомые идеей,
Душу предаем, как иудеи,
И того не знаем, что творим!
Посреди обманчивого света
Мы срываем наши эполеты
Пред последней страшною чертой.
Прав Господь. Но правотою этой
Наша жизнь сегодня не согрета,
Впрочем, как любою правотой.
И, как наши предки, не печалясь,
Мы в коней стреляем у причалов,
Чтоб во времена иные плыть…
И Россия словно кобылица…
Выстрелить в нее иль застрелиться,
Коль не хватит мужества, чтоб жить?..
Еще мы спорим, кто правее правых
И кто левее левых, в аккурат…
И три вождя, как будто змей трехглавый
Октябрьский приветствуют парад.
Еще в костры не побросали книги
О том, что делать нам, куда идти,
И догматизма тяжкие вериги
У тех и этих, до поры, в чести!
И все ж в умах непониманье зреет:
Куда идем? – Кругом такая грязь…
Обратно? Там орел двуглавый реет,
Налево и направо обратясь.
Вперед? А там совсем невероятно:
Уже поднял кулак на брата брат…
Как будто повернули мы обратно,
И путь вперед – такой же путь назад!
Так как нам быть? Как будем жить мы, если
Во всей вселенной непрерывна связь?..
Еще мы спорим и стоим на месте,
Налево и направо обратясь.
…Нам дуют ветры то в лицо, то в спину.
Над головою кружит воронье…
Чем больше топчем мы свою трясину,
Тем глубже погружаемся в нее.
Он путч – не путч?.. Да кто тут разберет!
Когда бы знать все это наперед…
А мы, так получилось, что не знали:
Инспекцию из министерства ждали
И жили все как будто на вокзале
Уже недели две, а то и три…
Кто не служил, поймет меня едва ли,
Каких высоких слов не говори.
Когда ты от зари и до зари —
На полигоне жарком пропадаешь,
Предвидя: не зачтется ратный труд —