Избранное — страница 12 из 21

На лезвие меча

Ту сталь перековал.

Три раза закален

Короткий острый меч,

Чтоб князю грудь пронзить

И голову отсечь.

Кузнец, что меч ковал,

Ослеп от жарких искр.

Клинок булатный тверд,

Удар смертельный быстр!

И князю наскоку

Снес голову я с плеч,

И в сердце у него

Я свой оставил меч!

И княжеских сынков,

Что ворвались в мой дом,

Арканом я скрутил

За боевым седлом.

Уносит конь меня,

Куда дороги нет.

У сказочных морей

Лежит мой смелый след.

Туда пути не знал

Ни воин, ни абрек.

Аушеджедж[19] встречал

Меня у бурных рек.

Отыскивая брод,

Я вижу при луне

Сквозь пену быстрых вод

Уснувших рыб на дне.

Плывет передо мной

В струе рогатый сук:

Повесил я на нем

Кольчугу, меч и лук.

Водителем своим

Горды мои друзья

И знают, что в бою

Их не покину я.

Приказа дважды я

Не стану повторять:

Двух кровников кладу

Я на одну кровать!

Кольчуги чешуя —

Привычный мой наряд,

И под моим плечом

Ворота прочь летят!

Нет! Помню я отца,

Мне дорог дом родной!

Зачем же, мать, скажи,

Укор жестокий твой?

Пусть Тамовы — князья

И все их уздени,

Пока не грянул бой,

Свои считают дни!»

3

«Ха-хай! Мой милый сын,

Мой сокол молодой!

Не хочешь слушать ты

И матери седой.

Отец твой был тфокотль,

Он был могуч и прост.

В родную землю он,

Как дуб, корнями врос.

Пахал и сеял он,

И пахарю почет —

Мозоли крепких рук,

Лица соленый пот.

Отец на рукоять

Высокий клен срубил,

Оправил в светлый рог

Зубцы любимых вил.

Лопата у него,

Как горный снег, бела:

Из ясеня она

Оттесана была.

В запряжке у отца —

Два парные быка:

Круты рога быков

И пеги их бока.

Проходят по росе

Быки, не торопясь,

И под дождем идут,

Не оступаясь в грязь.

И стоил цю-быка[20]

Для молока бурдюк.

С решетками арба —

Что княжеский сундук.

Когда отец твой гнул

Колеса для арбы —

Зови колесников

И мастеров любых!

Был обод колеса

И ровен, и упруг.

Не верили глазам

Мужи, столпившись вкруг:

Сомкнулись два конца,

И обод впрямь готов —

Ни стыка не видать,

Ни долота следов!

Острей, чем у отца,

Не сыщешь топора,

И долбня у него —

Сраженный бурей граб.

Свалив столетний дуб,

Он сделал острый клин,

А свить веревку так

Не мог бы даже джин[21]

Была, как птичий пух,

Веревка та легка,

Задорины на ней

Не чувствует рука.

Бывало, твой отец

Впряжет в арбу быков

И едет в дальний лес,

Чтоб нарубить нам дров.

Вершина чинаря[22]

Суха, обнажена,

Высоко в облаках

Над зеленью видна.

И с клекотом глухим

Орлы слетают к ней,

Кружит там над гнездом

Семейство журавлей.

К орлам и журавлям

Поднявшись в высоту,

Отец твой топором

Снимал вершину ту.

Ее на черенки

Он мелко разрубал —

И вот уже полна

Широкая арба.

Работу кончил он,

Но вспомнил вдруг меня

„Хорошая нужна

Растопка для огня.

Чтоб ей не привелось

С трудом очаг раздуть,

Чтоб ей не надорвать

В сырую осень грудь!“

Так говоря себе,

Охапками берет,

Сухой орешник он

И поверху кладет.

Веревкою затем

Увязывал он воз

И с песней на губах

Дрова домой он вез.

Он едет впереди

На вороном коне,

И радостно встречать

Такого мужа мне.

В наряде лучшем я

Жду мужа у ворот

И слышу, как в пути

Он весело поет.

Но вот его коня

Держу я в поводу

И пегих двух, быков

К соломе я веду.

И в золото рога

Окрашены зарей,

И в золоте — стога

Соломы просяной.

И муж проходит в дом,

Обняв меня рукой,

В кафтане золотом,

В папахе золотой.

Когда идет легко

Он в комнату мою,

Я золотой ковер

Бросаю на скамью.

И режет твой отец —

Ведь стол готов уже! —

И пасту[23], и шашлык

Своим ножом — франдже[24].

Он ел и пил, смеясь,

Смотрел он мне в лицо

И черные усы

Закручивал в кольцо.

Огонь любимых глаз

Мой поднимает дух,

И бились, как одно,

Сердца супругов двух!

Мой сын! Ты позабыл

Обычаи отца,

Забыл, что у князей

Змеиные сердца.

Опомнись, милый сын!

Смотри, не пожалей,

Когда они придут

За головой твоей!

Подобен будь отцу

И в час тот роковой

Их встреть лицом к лицу,

Не повернись спиной!»

4

«Нет! Помню я отца,

Мне дорог дом родной!

Зачем же, мать, скажи

Укор жестокий твой?

Пыль к небу поднялась,

И гул стоит в степи:

Войска двух ханов там

Готовы в бой вступить.

Как стадо быстрых серн,

За днями дни бегут,

Но ханские войска

Друг друга стерегут.

Труслив, как заяц, хан,

В сердцах князей — боязнь!

На воинов таких

Тфокотль глядит, смеясь.

Я на лихом коне

Взлетаю на курган,

Три тени вдалеке

Видны мне сквозь туман.

Три княжеских сынка

Трусят на клячах в ряд,

Заметили меня

И тихо говорят:

„Тфокотля без труда,

Подкравшись, мы убьем,

Коня его и лук,

И добрый меч возьмем,

И шапку, И кафтан, —

Ведь мы, князья, бедны! —

Красивого коня

Сменяем на штаны![25]

Их речь — шакалий визг!

Врагам и невдомек,

Что первым быть в бою

Давно я дал зарок!

На княжеских сынков

Я словно не гляжу,

Но лук тугой в руке

Под буркою держу.

Три жала в их сердца —

Три острые стрелы —

Бесшумно и легко

Летят из синей мглы.

Тфокотля меток глаз,

Не дрогнула рука —

И падают с коней

Три княжеских сынка!

Слезаю я с седла,

Мой меч разить готов:

Три чуба взмах один

Срезает с их голов.

Примятая трава

Туда, где кончен бой,

Уорков подлых трех

Приводит вслед за мной.

В чувяках без подошв

И в шапках набекрень,

Они едят и пьют,

Бахвалятся весь день.

Намочены вином,

Обвисли их усы,

Слезятся их глаза

И в радуге — носы.

Уорков — пьяниц тех,

Всю злую их родню

По праву, в двух словах,

С пустой копной сравню!

Так, скрывшись под намет,

За чашей круговой

Ведут они войну

И с пивом, и с бузой.

Но буркой машет ночь,

Уорки все храбрей,

И вот уже они

Седлают лошадей.

Как волки, скачут в степь

(Уорк готов всегда

Погибшего бойца

Ограбить без стыда!).

И, отыскав тела,

Что я покинул там,

Друг другу говорят:

„Почет и слава нам!

Отваги большей нет,

Нет подвига честней!

В бою сразили мы

Трех вражеских князей!!

Изодранный бешмет

Джигиту не к лицу:

Богатый их убор —

Награда удальцу!

Черкески, бурки их

И резвых трех коней

Мы сделаем теперь

Добычею своей!“

До нитки обобрав

Простертые тела,

Они понурых кляч

Берут под удила.

И, возвратившись в стан

Из вылазки ночной,