Но утверждать – на самом деле
Или почудилось – нельзя.
«Пушкин, Лермонтов, Есенин…»
Пушкин, Лермонтов, Есенин,
Блок, Ахматова, а там
Никого… В какие сени
Спрятан Осип Мандельштам?
Принимайте, чаем с солью
Угощайте —
он ваш друг,
Хоть его судьбой и болью
Не замкнётся тесный круг.
«Не верьте мне, люди, не верьте…»
Не верьте мне, люди, не верьте,
Но я-то уже не треплюсь:
Я жизни боюсь, а не смерти,
Я собственной жизни боюсь.
«Где когда-то колокольчики…»
Где когда-то
колокольчики
Заливались
в старину,
Там сегодня
дальнобойщики
С ног сшибают
тишину.
Весна 2002
«Медленно, будто бы в гору…»
Медленно, будто бы в гору,
На невидимку-звезду
В необратимую пору
Я, задыхаясь, иду.
Стихи без слов
Всё, мной изречённое, лживо.
О, Муза, я чувствую сам,
Что ты навсегда приложила
Свой пальчик к печальным устам.
Тебя, обдирая как липку,
Я жил, искушая судьбу,
Как будто любую ошибку
Успеешь исправить в гробу.
Напрасно истаяло тело,
Напрасно металась душа.
И вот я стою у предела,
Свой суд над собою верша.
1989
Боль
Ты хочешь истины? Изволь:
Жизнь ненадолго нам даётся.
Быть может, только наша боль
На белом свете остаётся…
«…И я растворяюсь, как капля, в воде…»
…И я растворяюсь,
как капля,
в воде.
Я знаю, что буду
всегда
и везде.
26 сентября 2002
Поэмы
Хозяйка маков
Лицо в морщинах
и темней, чем глина,
Лишь седина,
как первый снег, светла.
Наверно, это ожила былина
И на Урал рябиновый пришла.
Искровянив о злые камни ноги,
Она брела под солнцем и во мгле,
И падал снег на волосы в дороге,
И не растаял в избяном тепле.
И не слова былина выпускала
Из рукава льняного полотна,
А плакала о ком-то и вздыхала,
Вздыхала,
одинёшенька-одна.
Девчушка в ярко-розовой косынке
Тогда стояла на моём пути.
Я мог бы из летучей паутинки
Скакалку ей хорошую сплести,
Я мог отдать ей скопленные марки
И крышки папиросных коробков
И для неё, преодолев помарки,
Переписать «Варяг» и «Сулико».
Да что «Варяг»!
Я мог в то время смело
С одним портфелем
выстоять в борьбе,
Пусть только скажет раз ещё
«Отелло»
Мне этот рыжик из седьмого «бэ»!
Я помню:
часто лампочка мигала,
Ночная птица плакала в лесу.
Я в первый раз
отрёкся от шпаргалок
И написал про «девичью красу».
Я написал о «радостной дороге»,
О «бедном сердце,
вспыхнувшем огнём»,
И кончил тем, что с Ленкой
«мы пороги
Любые дважды два перешагнём».
А дальше очень просто получилось:
Она стихи неспелые прочла
И на меня всю алгебру косилась,
А в перемену мимо проплыла.
Но вдруг вернулась,
за тетрадкой вроде,
Кивнула мне, улыбочкой дразня:
– У Кузьмичихи маки в огороде
Сорви! —
И убежала от меня.
У Кузьмичихи маки в огороде —
Как Ленкина косынка, лепестки.
Оса над ними свой движок заводит,
И ветерки летят вперегонки.
У Кузьмичихи в огороде маки.
По листьям капли катятся дрожа…
Да вот покажет, где зимуют раки,
Старуха, коль не сможешь убежать!
Забор зубаст. Одервенели ноги,
Но и назад отрезаны пути.
Ведь я писал про трудные пороги —
Я должен Ленке маки принести!
Давным-давно баклуши било детство,
Махру курило ярую тайком, —
Но разве есть на белом свете средство,
Чтобы забыть о времени таком?!
Я вижу вновь
лицо темней, чем глина,
И седину, что словно снег,
светла.
Нет, это не ожившая былина
К нам на Урал рябиновый пришла.
Нет, это горе-горькое оплакав,
Старуха в тесной горенке жила
И огоньки негаснущие маков
На память о сынах своих зажгла.
Трёх сыновей
она на фронт послала,
Три ворона накаркали беду.
Тогда три грядки старая вскопала
У стихнувших соседей на виду.
Три грядки серых
под весенним небом,
И грядки те напоминали ей
То три кусочка аржаного хлеба,
То три могилки русых сыновей.
…И вот варнак в кепчонке,
в грязной майке,
Воспитанный околицей смельчак,
Как воронёнок, падает на маки,
И вырывает с корнем первый мак!
И над старухой небо почернело,
И губы побелели у неё.
Она сказать, наверное, хотела:
– Не трогай! это кровное моё!
Но не сумела вымолвить словечка,
Лишь заскрипело жалобно крылечко…
. .
Всё как в тумане —
стены, стол и кружка,
На скатерти примятые цветы,
И, наклонившись надо мной,
старушка
Чуть слышно шепчет:
– Борька, милый… ты?!
Мне страшно, а она смеётся тихо:
– Я знала… Вот квашонку завела…
Болтают люди: дескать, Кузьмичиха
Без сыновей совсем с ума сошла…
И вдруг она качнулась, резко встала
И выкрикнула хрипло:
– Это ложь!
Устала, парень, ох, как я устала!
А ты похож…
на младшего… похож…
Три сына было – каждый слава Богу!
Три солнышка – не засветиться им.
Бери – чего уж!
Мёртвым не помогут,
Бери цветы, они нужней живым…
Они живым нужней.
Холодный ветер
Хлестал наотмашь по лицу меня,
Когда я нёс цветы святые эти,
Цветы из негасимого огня…
1958
Сентиментальная история
Мы жили в таёжном посёлке.
Посёлок – двенадцать бараков,
Поставленных криво и косо
На земляничной земле.
И на следах лосиных
Стоял магазин в посёлке,
И выходил детсадик
Окнами в глухомань.
Я помню из всех бараков
Яснее всего четвёртый,
Похожий на все бараки
И крышей, и писком крыс.
В нём жили почти всё немцы,
А русских раз-два и обчёлся:
Раз – я да братишка с бабкой,
Безногий сапожник – два.
Все будние дни сапожник
Стучал, как голодный дятел,
А в праздники матерился
И пил разведённый спирт.
Он ноги оставил в Берлине,
В Берлине, как говорил он.
Медалью его «За отвагу»
Играла вся ребятня.
Он сам был похож на мальчишку,
Когда война разыгралась.
Когда он вернулся с фронта,
Жена от него ушла.
Она говорила, плача,
Что век бы жила с Глушковым,
Когда б не просил он сонный
Ноги ему укрыть…
Глушков просыпался рано:
Ещё за окошком месяц
И гимна ещё не играло
Радио на стене.
– Чего ты не спишь, служивый?
Он выплюнет мелкие гвозди.
– Какой интерес – без бабы?
Без бабы сплошной кошмар! —
Так взрослым давал ответ он.
А нам бы сказал иначе:
– Приснился мне, хлопцы, леший
С зелёною бородой.
Мигнул он мне красным глазом:
«Глушков, ты мужик исправный.
Сегодня пущу я дождик
Из гвоздиков золотых,
И ты собирай сколь надо,
Хоть горсточку, хоть котомку.
Смотри, не проспи с похмелья —
Товар пропадёт зазря».
– И вы, дядя Петя, ходили?
– Ходилок-то, милый, нету…
– И вы, дядя Петя, не врёте?
– Глушков отродясь не врал!
Глушков разожжёт папироску,
Тонюсенькую, как гвоздик,
– Оставил одиннадцатый номер
Я в Берлине немчуре.
Напрасно мы их тут пригрели —
Они у меня в печёнках!
Да я бы… своими руками…
Подай-ка бутылку мне.
Комнатка вся в открытках,
Сладких, пасхальных. Кроме
Этих открыток сладких
Есть у Шарлотты сын…
Есть голубая чашка
С надписью по-немецки:
«Меньше двух зёрен кофе
В чашку не можно класть…»
Часто грустит Шарлотта,
Тихо поёт Шарлотта,
Как заманил матроса
Остров Мадагаскар…