Ни листка лебеды.
Потому что там зэки
Вечным преданы снам,
А они – человеки,
Непонятные нам.
А уж дождик и солнце
В их суровой судьбе
Не скорей разберётся,
Чем само КГБ.
В огороде же баско!
Раздербанишь стручок —
Ожерельем из сказки
Засияет горох.
Или калега… Или
Промежутки меж гряд,
Там, где мы хоронили
Умиравших котят.
Лет с восьми, но не боле,
А быть может, и в пять
Радость сердца от боли
Я устал отличать.
Скучно было в бараке:
Жили, еле дыша,
Лишь при помощи браги
Оживала душа.
И тогда уж весенней
Становилась зима.
И являлся Есенин,
И Шульженко сама!
Откровенья, признанья
«Всё видавших в гробу»,
Никакого роптанья
На былую судьбу.
Эти люди взывали,
Чтоб их взяли на фронт,
Только им зашивали
Мёртвой дратвою рот.
Эти люди хотели
Людям счастье нести.
Наконец отсидели,
Но куда же идти?
Будет время, дождёмся
Справедливых начал.
И тогда улыбнёмся,
«Как Ильич завещал».
А покамест остались
Люди в норах своих,
Разве что отвязались
От овчарок цепных.
Впрочем, что мне пеллагра,
Голод, мат, неуют,
Если завтра нас в лагерь
Пионерский везут!
И велела мне мама:
– На базар побеги
И купи три стакана
Кукурузной муки.
Мы добавим картошки,
Есть штук десять у нас,
И изжарим лепёшки
На дорогу для вас.
И побёг я поспешно
На базар городской.
И узрел там потешный
Балаган цирковой.
Мотогонки Морено!
Кто их с чем-то сравнит?
Там не плоская сцена,
А кадушка стоит.
И спиралью коварной
На предельном газу
Казимир с Александрой
Затевают езду.
То один поотстанет,
То другой изнемог,
То друг друга таранят
Насмерть – кончен виток!
И пока ещё рвутся
За душою душа,
Уж Морено смеются,
Мотоциклы глуша.
Вот они показали
Нам своё мастерство.
И навек доказали:
Жизнь – сильнее всего!
…Снова к будке билетной
Я тропу пробивал,
Кем я был?
Малолеткой?
Или отроком стал?
Смерть есть жизнь,
но в тумане —
Голос свыше мне был.
И конечно, мамане
Я муки не купил.
1988
Голоса ночных незнакомцев
Я эту жизнь без памяти люблю.
Так отчего в смятенье и тревоге
Я то и дело по ночам не сплю
И ясно слышу чьи-то монологи?
Монолог звездочёта
Как в марте кот, торчу на крыше я,
Я весь пронизан звёздными лучами.
В великие загадки бытия
Впиваюсь ненасытными очами.
Я с детских лет просиживал штаны
Над скучными трудами Птолемея
О влажном будто действии Луны —
Презренный шарлатан и пустомеля!
Но я и сам вычерпываю муть
В колодцах тайн, мне совестно гордиться,
Равно как тем зачёркивать мой путь,
Кому досталась чистая водица.
Но если нет за нашим братом прав
И на сухую корочку почёта,
Пусть лунным камнем бросит космонавт
В забытую могилу звездочёта.
Молитва поварёнка
Дева Мария, заступница наша!
Не допусти, чтоб сгорели гренки
Или попал таракан в простоквашу, —
Знаешь, как долго болят синяки?
Чищу ли я огурцы для салата
Или слежу, чтоб не выкипел суп, —
Только и думаю: может, когда-то
Был поварёнком и бедный Исус?
Страшен, как склеп, этот пасмурный замок,
Окна в помёте летучих мышей.
Хоть бы единственный Солнечный Заяц
Не погибал от кухонных ножей!
Снимут с него золотистую шубку,
Вымочат в уксусе и – на плиту…
Помнишь, как воины в уксусе губку
Вместо воды подавали Христу?..
Плачет в постели больная сестрёнка,
Стража полночная в колокол бьёт…
Дева Мария, убей поварёнка,
Пусть только Солнечный Заяц живёт!
Монологи повара
Ни знать, ни чернь не могут без еды,
Солёной, сладкой, острой или пресной.
Напрасны философские труды:
Духовной пищей жить неинтересно.
Пока мудрец молчание хранит,
И кофей пьёт, и ждёт пищеваренья,
Уж мать дитя любимое бранит
За ложку ежевичного варенья.
Нет! Человек не только хлебом сыт! —
Вы возмущённо машете руками,
И слёзы льёт в моей кладовке сыр,
Огромный, рыхлый, как цедильный камень.
И в бесконечной темени ночей,
Где вечный спор ведут душа и тело,
Пылает Марс – планета палачей
И поваров, уставших до предела.
Из кулинарной книги старых лет
Послушайте затейливый рецепт:
Вот глухари – Бетховены лесные,
Сражённые под песню наповал
(Уж больше им сонат не токовать),
Лежат на блюдах, как в гробах роскошных,
Украшены заботливой рукой
Брусникой, мандаринами и вишней…
О, это неземное объеденье!
Монолог любознательного человека
Дитя, разбей свои игрушки!
Что там внутри? А ну, давай,
Горошины из погремушки
Проворной лапкой добывай.
Тебя рассерженная няня
Посмела шлёпнуть? Ничего!
Страшнее, брат, непониманье
Устройства сущего всего.
Терпи, непризнанный учёный,
Готовься, маленький герой,
И к Сиракузам осаждённым,
И к Петропавловке сырой.
И в грозный час, не цепенея,
Ты убедишься, фантазёр,
Что тайна мира жжёт сильнее,
Чем инквизиторский костёр.
Монолог Фауста
Я пытаю железо и серу,
Задеваю огонь бородой,
А за окнами в сумерках серых
Ждёт чудес академгородок.
Мефистофель, голубчик, смотри-ка,
Вот в пальтишке на рыбьем меху
Одиноко бредёт Маргарита,
Без которой я жить не могу.
Я готов под внезапной любовью,
Лишь бы трепет испытывать вновь,
Подписаться и собственной кровью,
Но годится ли белая кровь?..
Монолог о войне и мире
Люди перестаньте воевать!
Пусть уйдут в отставку полководцы.
Что же вы даёте проливать
Кровь свою, как жертвенные овцы?
Люди, перестаньте воевать!
Разве мирный труд вам неугоден?
Разве вам не стыдно вырывать
Друг у друга хлеб и Гроб Господень?
Неужели для окопных вшей
Нас носили матери под сердцем?
Люди, образумьтесь поскорей,
Победите собственное зверство!
Монолог сказочного солдата
– Я бравый сказочный солдат.
Мне служба – трын-трава.
Иду туда, куда велят:
– Ать-два! Ать-два! Ать-два!
Один другому королю
Задумал насолить.
И вот я день и ночь палю,
В кого велят палить.
Меня принцесса в замке ждёт.
Бедняжка без меня
Не ест, не пьёт, лишь слёзы льёт,
Судьбу свою кляня.
Но вот гремит последний залп,
Бежит разбитый враг.
И мы с принцессой пьём бальзам,
Вступив в законный брак.
Я бравый сказочный солдат,
Но очень стыдно мне
Морочить головы ребят
Неправдой о войне.
Монолог зазывалы из тира
Вот вам тир, чтоб стрелять научиться…
Представляете: щёлкнул курок,
И летевшая только что птица
Неподвижно лежит возле ног.
Аккуратно садите по цели,
Прямо в яблочко, не в молоко.
Может, снова дозволят дуэли —
Будет друга прикончить легко.
Или враг трудового народа
Побежал – разлюбил Колыму, —
Нажимаешь на спуск – и свобода
Обеспечена тут же ему.
Я-то вдоволь и всласть настрелялся
И напрасно не тратил свинец,
Хоть Суворов когда-то смеялся:
Пуля – дура, а штык – молодец!
Монолог лесоруба
Топор и паспорт – всё имущество.
Живёшь – и чёрт тебе не брат.
Душа – как девка до замужества,
Как топорище, в аккурат.
Завалишь в три обхвата деревце,
И всё ликует во внутрях.
И шелестят, как листья, денежки
В твоих мозолистых руках.
Но вдруг увидишь: возле саженца
Хлопочет с леечкой малыш,
И провалился бы, и кажется —
Пред грозным Ангелом стоишь!
Голосок из неволи
Сколько разнообразных дорог
До жестокого этого плена
Я прошёл, легкокрылый зверёк,
Голубая пылинка Вселенной!
Человек научился летать,
Но летает ещё плоховато,
Потому что свободу, как тать,
Похищает у нашего брата.
Для чего нас в неволе томят?
Мы уже начинаем сердиться…
А вокруг зоососны шумят.
А вдали зоосолнце садится…
Монолог подсадного волка
О, человек! Прости, прости мне! —
Я волк несчастный подсадной.
Стрихнин, свинец… – тебе не стыдно
Так говорить с моей роднёй!
Ведь тайна звёзд едва почата,
И скорый суд – ещё не суд.
А может, истину волчата
Вам в серых лапках принесут?
Вы злобных псов на нас пошлёте,
Но им пощады не видать.
Вы красных шапочек нашьёте,
Но ими нас не закидать!
Монологи стариков
Годы нас не радуют, не красят:
Ты ослеп, а я с ума схожу.
День рожденья для меня не праздник —
Скоро буйну голову сложу.
Наплевать на всё, приободриться —
Или саван заживо надеть?
Стал злословить, стал на ощупь бриться,
Неохота в зеркало глядеть.
В ушах не музыка, а сера.
В глазах не пламень, а зола.
Ушли любовь, надежда, вера —
Тоска зелёная вползла.
А что нам чудное мгновенье
Оставило? Вчерашний суп?
Засахарившееся варенье?
Я верил в счастье, юн и глуп!
Я и теперь не злой оракул —
Душа податлива, как воск.
Но, как искусственный каракуль,
Угрюм и холоден мой мозг.
Нагим пришёл я в этот мир
Зелёно-голубой.
И ничего в последний миг
Я не возьму с собой:
Ни книг, любезных с детских лет,
Ни сухарей ржаных,
Всё, покидая этот свет,
Оставлю для живых.
Не в барстве дни мои прошли,
И после смерти мне
Четыре кубика земли
Достаточно вполне.
Монолог меломана
А музыка? Ужели и она
От истины навек отдалена?
Когда земля уходит из-под ног,
И злобный рок ступает на порог —
Мне Людвиг Ван Бетховен помогает.
Он так хотел, чтоб в нотных чертежах,
В компактности фонической модели
Идущие по лезвию ножа
Хоть слабую надежду разглядели.
Поставь пластинку. Вслушайся в орган.
И оргия слепого урагана
Разбитый мир швырнёт к твоим ногам
И лишь тогда затихнет покаянно.
Но неизбежен солнечный финал!
Жива во тьме единственная искра!
А разве ты и сам не понимал,
Что счастье есть, хотя оно не близко…
1964–1988