Но тут же на ближайшей из полян
Ты замечаешь переплёт семян,
И снова жизнь прекрасна,
и «ковёр
Опавших листьев вновь
ласкает взор», —
Как говорят фенологи в статьях…
Жду осени в отеческих краях.
1970
«Скоро снеги седенькие лягут…»
Скоро снеги седенькие лягут,
Волки пьют вино из волчьих ягод,
И стоят осинки на ветру,
Красные,
как гибель на миру.
1970
«Чтоб обращаться к миру…»
Чтоб обращаться к миру,
Паче того – к богам,
Нужно хотя бы лиру,
Ежели не орган.
Ты же от всех в сторонке,
Радуясь и грустя,
Песенки на гребёнке
Складывал, как дитя.
1970
«Алхимик напустит тумана…»
Алхимик напустит тумана
Доверчивым людям в глаза,
И вот уже слиток обманный
Ни в чём заподозрить нельзя.
Старатель и роет, и моет,
Нуждой и надеждой гоним,
И волк енисейский не воет,
А блеет в сравнении с ним.
Поэзия! Странная штука:
Кому-то – шутя, с кондачка,
Кому-то с немыслимой мукой
Даётся любая строка.
И всё же фальшивое – гаснет,
А то, что на совесть – горит.
И всё же со временем ясно:
Поэт ли с тобой говорит.
1970
«Потепленье, нетерпенье…»
Потепленье, нетерпенье,
Чувств прорвавшихся стремнины.
Даже ворон чистит перья,
Собираясь на смотрины.
Даже самый наиробкий
Школьник, вымазавшись мелом,
Вместо эллипсов и ромбов
Выдаёт сердца и стрелы.
Даже там, в больничном зданье,
За решёткой и за шторкой,
Бонапарт целует няне
Руки, пахнущие хлоркой.
1970
«Ночь печальна, ночь темна…»
Ночь печальна, ночь темна.
Жаль, что в доме нет вина.
Жаль, что нету рядом
Друга с добрым взглядом.
1970
Мать жеребёнка
Брела на огни городов,
Бурлачила в роще и в поле.
Возила по тридцать пудов,
Зимой, почитай, и поболе.
Уже засыпая почти,
Безвкусной соломой хрустела.
И всё не могла понести,
А так жеребёнка хотела!
И всё-таки ей повезло,
И вот у неё жеребёнок,
Такой золотой, что село
Глядит, как на солнце, спросонок.
Он вырос, он в силу вошёл.
Он важных начальников возит.
Роскошная грива – как шёлк,
И ноги не вязнут в навозе.
Она ещё издали ржёт,
Его заприметив случайно.
И долго, старательно лжёт,
Что тоже живёт беспечально.
1971
Верблюд
О чём ты думаешь, верблюд,
Когда размеренно ступаешь,
Когда тебя за что-то бьют,
Когда свой тощий горб съедаешь?
В твоих глазах – моя тоска:
Я жду оазиса удачи,
И каждая моя строка —
Верблюжий след в степи горячей.
А этот массовый тираж
И эти званые обеды —
Не что иное, как мираж,
Как иллюзорные победы.
1972
Рябиновый сад
Лежу на больничной постели,
Мне снится рябиновый сад.
Листочки уже облетели,
А красные гроздья – висят.
И мать говорит мне:
«Мой мальчик,
Ты помни, когда я уйду,
Что жизнь наша горче и ярче,
Чем ягоды в этом саду».
1973
«В окна пахнуло душистой смолой…»
В окна пахнуло душистой смолой.
Выглянул – вот тебе на! —
Женщина пилит двуручной пилой
Толстые брёвна одна.
Где же её муженёк удалой
Бродит с утра дотемна?
Женщина пилит двуручной пилой
Толстые брёвна одна.
Может, в гостях у соперницы злой
Хлещет вино, сатана?
Женщина пилит двуручной пилой
Толстые брёвна одна.
Может, сразила калёной стрелой
Этого парня война?
Женщина пилит двуручной пилой
Толстые брёвна одна.
1973
«Не искал, где живётся получше…»
Не искал, где живётся получше,
Не молился чужим парусам:
За морями теплушка – полушка,
Да невесело русским глазам!
Может быть, и в живых я остался,
И беда не накрыла волной
Оттого, что упрямо хватался
За соломинку с крыши родной.
1973
Грустный Бёрнс
Р. Белову
Был когда-то я парень не промах, друзья,
И какая беда ни приди —
И себя, и других успокаивал я:
Наихудшее – всё впереди.
Покосился мой дом, развалилась семья,
Сердце мышью скребётся в груди,
Но ещё не развенчана правда моя:
Наихудшее – всё впереди.
Дождь устало танцует на кучах гнилья,
Ни луча, хоть глаза прогляди.
Ничего, ничего, дорогая земля,
Наихудшее – всё впереди…
1973
«Эти тихие речки под тонкой слюдою…»
Эти тихие речки
под тонкой слюдою,
Это пламя осин
при клубящейся мгле,
Этот стог на лугу,
как с нехитрой едою
Чугунок на шершавом
крестьянском столе…
Далеко, далеко,
далеко моё детство,
Сколько зим,
сколько лет у меня на счету! —
А на русский простор
не могу наглядеться,
Всё гляжу и гляжу
на его красоту.
В путь-дорогу пора
перелётному клину.
Полегли камыши
на глухих рукавах.
Не печалься, мой край, —
я тебя не покину,
Я в России живу
не на птичьих правах.
1974
«От кирпичного завода…»
От кирпичного завода
На кожевенный завод
Заунывная подвода
По лесам меня везёт.
Вот и первые снежинки
Начинают угрожать:
Не сумели паутинки
Дней погожих удержать.
То исклёванный шиповник,
То нахохленный стожок.
И вздыхаешь, как виновник,
Будто мог, да не помог.
Будто эта холодина,
Эта дрожь листвы рябой,
Эта грустная картина
Нарисована тобой.
1974
«Подгулявших ветров голоса…»
Подгулявших ветров голоса
Превозносят предзимье.
Сиротливо глядят небеса
На земное унынье.
Ни цветов, ни порхающих птах,
Ни коровьего стада.
Мёртвый жемчуг дрожит на ветвях
Облетевшего сада.
1974
«Поздняя осень. Дождливо. Темно…»
Поздняя осень. Дождливо. Темно.
Только волшебный горшочек герани
Радует нас сквозь чужое окно,
Всё остальное – терзает и ранит.
Солнце всё дальше от знака Весов.
Вялые волны струятся всё тише.
Вниз головой, как летучие мыши,
Спят отражения чёрных лесов.
1974
«Я был пацаном голопятым…»
Я был пацаном голопятым,
Но память навек сберегла,
Какая у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денёчки,
Когда без вина веселя,
Пластинкой о синем платочке
Вращалась родная земля.
1975
«Опять за окошком подённая медь…»
Опять за окошком подённая медь.
Да, милая, это – Шопен.
Да, лучше железные нервы иметь.
Да, всё, что нам дорого – тлен.
Однажды вот так и меня понесут
На трёх полотенцах друзья,
Поскольку я тоже – скудельный сосуд,
Поскольку не вечен и я.
Но как пресмыкаться,
не лезть на рожон,
Бояться ли царства теней,
Коль скоро я так
хорошо обожжён
Неверной любовью твоей?
1975
«И опять в мой вешний город…»
И опять в мой вешний город
В белом платье ночь пришла
И обиды все, и горечь
Как рукой с души сняла.
И легко-легко мне стало,
Как ребёнку, засыпать.
И откуда-то звучало:
Я приду к тебе опять.
1975
Провинциальные поэты
Провинциальные поэты,
Не вознесённые волной,
Чьи золотые эполеты —
Ладони матушки больной,
Кому не музыка рояля
Вошла под ногти, а земля,
О нет, вы так и не узнали,
Как жалит зависти змея!
И мне бы, други, если локтем
К кому прижмётся красота,
Не мазать ей ворота дёгтем,
Не трогать белого листа!
1975
Черепаха
Одиночество. Однако
Эта каторга не в счёт,
Если рядом черепаха
Закадычная живёт.
Хорошо, что ты сверяешь