Зарабатывал Хари хорошо, тратил деньги довольно осторожно, порой даже скупился, и единственной его страстью были карты. Они имели в его жизни роковое значение, и не потому, что он чересчур увлекался игрой, а из-за его склонности к шулерству, которое нетерпимо среди картежников. Как только это обнаруживалось, что бывало довольно часто, игра обычно кончалась скандалом.
Шулерство было у него своего рода манией или внутренней потребностью, что ли. Впрочем, странности, правда несколько иного свойства, наблюдались и у его дядюшки, почтенного профессора. В минуты, свободные от писания научных статей и составления учебников, он принимался за решение математических ребусов. Профессор выписывал из-за границы специальные журналы и вел с редакциями оживленную переписку. Иногда он сам составлял ребусы из дифференциальных уравнений, с которыми и Аввакум не мог справиться.
Надо сказать, что маниакальные увлечения были характерны для всего их рода. Покойный отец Хари был по профессии ихтиолог, все его считали серьезным, преданным своему делу ученым. Однако и он имел свои причуды: во время отпуска или когда наступали праздники, он брал рюкзак и, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь на речку или на морское побережье, пускался в дремучие леса в надежде набрести на бывший монастырь или заброшенную часовню; он собирал старые подсвечники, ржавые задвижки, ветхие останки иконостасов. Однажды во время подобной экспедиции в горах Странджи он погиб от укуса змеи. Вот почему мне кажется, что в их роду все были со странностями. Участковому ветеринарному врачу не зазорно ловить пестрых бабочек в свободное время, но ихтиологу собирать старые щеколды вовсе не к лицу. Я так считаю.
Теперь немножко о Прекрасной фее. Меня трудно причислить к романтикам, но в порядке исключения я позволю себе привести одно поэтическое сравнение. Изяществом и нежностью Прекрасная фея напоминала водяную лилию, а живостью и резвостью — шаловливую козочку моего старого друга деда Реджепа. Она была поистине редкостным цветком из Магометова рая, созданного богатейшей фантазией восточных поэтов во славу сластолюбивого аллаха. Вот какая была Прекрасная фея — и на лилию походила, и на козочку! Но прежде всего она была женщиной, и какой!
Однако в жизни ей пришлось немало выстрадать. Первое несчастье постигло ее, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Только она поступила стажеркой в Театр оперетты, как помощник дирижера предложил ей прокатиться к Золотым мостам. Водил он машину неплохо, но чем-то отвлекся на мгновение — может, задумался над каким-нибудь контрапунктом — и машина свалилась под откос. Для водителей транспорта рассеянность — опаснейший недостаток, подчас ведущий к гибельным последствиям. Раз сидишь за рулем, нечего засорять себе голову всякими там гаммами, тактами да контрапунктами.
Когда Прекрасной фее исполнилось двадцать лет, она вышла замуж за очень видного инженера, который руководил крупным строительством. Муж был на тридцать лет старше ее, и нетрудно себе представить, какое это было трогательное зрелище, когда молодость и зрелость влюбленно, рука об руку шли по улице. Однако вскоре после свадьбы инженер неожиданно скончался.
Как видите, нельзя сказать, что жизненный путь Прекрасной феи был усеян розами. Но она держалась мужественно. Я ни разу не видел, чтобы эта женщина предавалась скорби или, отчаявшись, облачалась в мрачные одежды. Напротив, все ее наряды были ярких цветов, она даже настояла, чтобы и Хари носил желтый плащ.
Вот в какой необычный мир ввел меня Аввакум. Среди этих чудаковатых людей я казался не в меру прозаичным человеком. Да так оно и было на самом деле — иначе едва ли я добился бы успехов на ветеринарном поприще. Человеку со странностями нелегко бороться за высокие надои молока.
Тот вечер, когда Аввакум впервые привел меня в гости к профессору Найденову, пролетел как сон в летнюю ночь, несмотря на то что на дворе стоял ноябрь и на улице моросил отвратительный дождь.
Бывший кок приготовил для нас отменный шницель, а Хари вынул из глубоких карманов своего плаща две бутылки старого красного вина. Затем они вместе с Аввакумом взяли на руки и перенесли к столу почтенного профессора, что не составляло большого труда — старик весил не более пятидесяти килограммов. Прекрасная фея расцеловала его в обе щеки и весь вечер заботливо ухаживала за ним, как родная дочь. Несмотря на тяжелый недуг, профессор был человек веселый, любил рассказывать старомодные анекдоты, а однажды, в минуту старческого умиления, он подарил своей будущей снохе изящное золотое колечко с маленьким изумрудом. Мы все захлопали в ладоши, Прекрасная фея, обняв профессора, уронила от радости слезу, а бывший кок сыграл на видавшей виды гармошке старинный морской марш.
Затем мы поднялись наверх и разместились в профессорском кабинете. Прекрасная фея надела белый передничек с оборочками и занялась приготовлением кофе; Аввакум с профессором уткнулись в новый алгебраический ребус, а Хари, засучив рукава, с увлечением принялся за свое занятие — он давно уже начал мастерить для дядюшки специальное чудо-кресло. Да, это было настоящее чудо: и кресло для отдыха, и письменный стол, и кровать, к тому же сооружение могло свободно передвигаться, потому что «шасси» его было смонтировано на роликах!
Бывший кок подал нам бисквит с кремом, мы пили кофе с ликером. После кофе Хари предложил поиграть в… жмурки. Я вытаращил глаза, мне показалось, что я ослышался, и это вызвало взрыв смеха. Но тут Прекрасная фея топнула ножкой, и тотчас же лица насмешников стали серьезными. Затем она мило взглянула на меня и даже слегка улыбнулась. А ведь говорят, что, если чья-нибудь невеста ласково посмотрит на другого и улыбнется ему, это может послужить началом небольшого романа. Вот почему мне показалось, что температура в комнате поднялась по меньшей мере градусов на двадцать. Впрочем, перед этим я выпил полную рюмку ликеру.
Профессор, увлеченный ребусом, не обращал на нас никакого внимания. Он даже не заметил, как мы вышли из кабинета.
Хари погасил свет, и игра началась. Игра была простая, но очень увлекательная, так как все происходило в непроглядной тьме. Каждый из нас мог прятаться где угодно, по всему дому, начиная от прихожей и кончая чердаком. На один только профессорский кабинет был наложен запрет. Разумеется, в игре участвовал, и притом весьма активно, и бывший кок. Несмотря на свои девяносто килограммов, он с поразительной ловкостью, к тому же совершенно бесшумно двигался по лестницам и таился по углам, словно рысь. Но если кто-либо из нас все же обнаруживал его, он хлопал себя руками по бедрам, давился от смеха и сипло при этом гудел, словно речной пароход.
Все время, пока мы играли, я чувствовал, что каждый из нас постоянно находится в поле зрения Аввакума — он мог безошибочно сказать, кто в данный момент где скрывается, а его беспомощность, которую он проявлял во время поисков, была чистейшим притворством. Однако роль свою он играл очень естественно, как талантливый артист.
Этот вечер оставил в моей памяти самые приятные воспоминания. Особенно запечатлелся такой случай: спрятавшись в чуланчике за кухней, я замер в темноте и стал прислушиваться; к двери приближались чьи-то легкие, торопливые шаги. Затем дверь открылась, и в тот же миг я почувствовал опьяняющий запах духов. В тесной каморке этот запах подействовал на меня, словно хлороформ, мне не стало хватать воздуха, и я лихорадочно задышал раскрытым ртом…
И тогда Прекрасная фея осторожно прикрыла дверь, ощупью приблизилась ко мне, нагнулась и обняла меня за шею. Ее волосы касались моего лица, я ощущал ее упругую грудь, ее горячее дыхание. Мне было так приятно, что я закрыл глаза.
Выходит, не случайно она тогда улыбнулась мне, остановила на мне затуманенный взгляд — я сразу же понял, что ее влечет ко мне.
Но кто способен понять капризы любви?
Пока я раздумывал, что сказать, какими словами выразить свою радость, она все время что-то шептала мне на ухо и вдруг назвала меня Аввакумом… И тогда передо мной с беспощадной ясностью открылось все.
Чтобы помочь Прекрасной фее выйти из неловкого положения, я осторожно освободился из ее объятий и молча выскользнул из чуланчика. В тот же миг я налетел на что-то огромное и неподвижное, после чего послышался отчаянный рев. Это ревел бывший кок. То ли от восторга, что обнаружил меня, то ли от испуга, но он ревел, как раненый бык. Но тут чья-то рука закрыла ему рот и настоящий Аввакум довольно грозно сказал:
— Перестань реветь или я заткну тебе глотку вот этим веником, слышишь?
Так закончилась эта сцена.
Игра продолжалась еще некоторое время, но я участвовал в ней уже без особого желания и энтузиазма. Разве знаешь, что с тобой может еще приключиться? В этой игре всякое возможно. Достаточно того, что Прекрасная фея время от времени бросала в мою сторону негодующие взгляды.
4
В тот же вечер 27 ноября — запомните дату! — когда мы играли в прятки, на южной границе в секторе L-Z была объявлена тревога.
Погода стояла прескверная: моросил дождь, темное небо низко нависло над горными хребтами, затем опустилось еще ниже и как бы грудью навалилось на верхушки высоких сосен. Из сырых темных ущелий поднимался густой туман; он накатывался волнами на склоны, забирался в леса и глухие овраги и там словно замирал. Стало так темно, что нельзя было отличить исполинскую ель от орешника, мягкую осыпь от скалистого утеса.
В этом месиве из дождя и тумана даже самое острое зрение не спасало — глаза проникали сквозь густой мрак лишь на один-два шага, не более, а свет электрического фонарика уходил жалким, тонким лучиком на метр от руки. В этих условиях пограничные патрули движутся по компасу, больше надеясь на служебных собак с их безошибочным чутьем, на свой навык и интуицию.
Этим людям, привыкшим к жизни среди диких гор и лесов, понятны звуки земли. Ведь когда человек ступает на гнилую листву, или на сосновые иголки, или на мокрую траву, земля отзывается по-разному. Различными способами она предупреждает человека, когда перед ним подъем, когда спуск, когда крутой обрыв. Как никто другой, пограничник понимает и язык тишины. Зимой и летом, на открытой поляне и в молчаливой лесной чаще тишина различна. По-разному говорит она в ясную погоду и в туман, глубокой ночью и на рассвете, в сосновом бору и в буковой роще. Тишина всегда различна, у нее всегда разный язык.