Тема и основной мотив «Аргонавтов», который звучит во всей книге, – это обмен кула. Это обмен особого типа, охватывающий только определенные предметы, которые считаются туземцами особенно ценными. Это ожерелья из красных раковин, которые называются соулава, и браслеты из белых раковин, мвали. Оба эти предмета для туземцев выступают чем-то вроде наших драгоценностей и так и называются – ваигу’а. Передвигаясь в противоположных направлениях – соулава по часовой стрелке, мвали – в обратную сторону, они встречаются между собой и обмениваются. В то же время никогда не обмениваются одни и те же ваигу’а. кула – межплеменной обмен, он совершается между многими островными сообществами, расстояние между которыми часто достигает сотен километров, которые он объединяет в одно большое сообщество кула. Территориально он охватывает ряд островов и архипелагов Северо-Западной Меланезии, образующих замкнутое кольцо, основанием которого служит континентальная часть Новой Гвинеи.
Обмен ценностями является главным актом кула. Он всегда совершается публично с соблюдением определенных формальностей, что придает этому акту особо торжественный характер, наполовину ритуальный. Этот обмен не основан на коммерческих началах, хотя операциям кула часто сопутствуют обмены потребительских товаров, таких как пищевые продукты, гончарные или плетеные изделия, или другие рукодельные вещи. Эти торговые акции, однако, имеют совершенно иную цель, другую экономическую подоплеку. С ними связаны другие обычаи, туземцы называют их другим словом.
Кроме самого обмена кула – это еще и плавание по далеким и опасным морям, а также визиты к чужим, иноязычным племенам. Для гостей поддержка, которую они находят в домах своих партнеров, их гостеприимство и забота, и вытекающее из этого чувство безопасности как в физическом, так и в магическом смысле является условием, без которого эти визиты были бы невозможны. Таким образом возникает широкоохватная, объединяющая многие местности, организация кула, в рамках которой осуществляется заморская торговля.
Но кула – это еще и ряд других актов и действий, таких как постройка лодок и знание правил навигации, демонстрация продуктов питания, пиршества, культовые практики, разработанная система магии и мифология. К этому мы еще вернемся.
Я указал на несколько черт кула, которые образуют важный институт племенной жизни. Вокруг кула возникает ряд актов и действий, частью входящих в состав этого обмена, частью с ним связанных, а иногда, казалось бы, далеких от него, и все они образуют логически взаимосвязанную целостность. Такую картину, целостный очерк кула, автор дает в третьей главе. Читатель, который хотел бы получить общее представление об этом важном институте, действие которого пронизывает множество аспектов туземной жизни, должен прежде всего познакомиться с содержанием этой главы.
Картина кула, нарисованная этнографом, хотя она построена на информации, полученной в полевых исследованиях, не является лишь отражением, точной калькой высказываний и толкований туземных информаторов. Ведь даже самые сообразительные из туземцев, утверждает Малиновский, не имеют полной, целостной картины этого огромного института. Они знают его частности, понимают мотивы, какими руководствуются отдельные участники обмена, но они не могут сформулировать основные социологические функции кула. Такая картина целого, интерпретация функций кула в индивидуальной жизни партнеров, а также в жизни общества является мысленной конструкцией, которую создает этнограф. Она возникает на основании личных наблюдений за действиями людей и на сопоставлении высказываний информаторов с некоторыми теоретическими предпосылками. Наблюдение человеческих действий или запись высказываний – это еще далеко не вся научная работа. Для того чтобы они стали научным построением, нужен длительный процесс, совершающийся в уме исследователя. Лишь его конечный продукт – совокупность культурно значимых обобщений, основанных на индуктивных посылках и представленных в виде закономерностей – становится научной конструкцией. Можно добавить, что теоретические конструкции социальной антропологии, то есть в данном случае создание целостной картины института кула, не отличаются принципиально от конструкций в точных науках. Разница только количественная. В то время как законы физики могут быть выделены из более широкого описательного контекста, выражены в нескольких общих принципах, сформулированных количественно, такая процедура была бы малопродуктивна в науках о человеке. Эти законы, выступающие, как мы уже отметили, в виде некоторых абстрактных конструкций, должны получить в гуманитарных науках полное материальное содержание, должны быть качественно связанными с другими областями человеческой деятельности. Социальная антропология, поскольку она является теоретической наукой, должна быть глубоко укоренена в конкретной исторической действительности.
Характеризуя обмен кула, мы употребили несколько раз слово «институт». Это слово у Малиновского обладает определенным значением и выступает в роли полезного и оперативного инструмента полевого исследования. Социолог, я думаю, назвал бы его некоторой подсистемой, не индифферентной, но сконструированной для некоторых целей, культурно определенных и вытекающих из господствующей системы ценностей. Таким образом, институт у Малиновского – это всегда сложное, многомерное образование, совокупность межчеловеческих отношений, имеющая свой собственный персонал (человеческий субстрат), свой мотивирующий мир ценностей (карту), свою совокупность норм и предписаний, свои определенные действия и свою материальную базу. Эту совокупность межчеловеческих отношений этнограф видит в сфере своих полевых исследований как конкретную человеческую группу. Эта группа, или человеческий коллектив, находится в определенных взаимных отношениях, а также, что исключительно характерно для системы Малиновского, она всегда связана с культурно определенными человеческими потребностями, которые удовлетворяются всем арсеналом культуры.
Институты в системе полевой этнографии Малиновского являются основными, неделимыми элементами культуры – ее клетками, не сводимыми к более мелким единицам. Атомизация культуры, ее разложение на отдельные элементы или свойства, как это делали эволюционисты или немецкая историческая школа, недопустима. В то же время институт или подсистемы всегда соотнесены со всем содержанием культурных систем, понимаемых здесь как некоторые функционирующие целостности.
Имея перед собой общий абрис кула и выяснив смысл понятия «институт» в системе Малиновского, окинем взглядом строение всей книги.
Книга начинается общей характеристикой меланезийских сообществ, принимающих участие в кула. Здесь приводятся данные об этнических различиях и расовом составе, красочные описания ландшафтов и пейзажей, внешнего вида аборигенов, их убранства, типов строений и очертаний деревень. Здесь мы находим также некоторые данные о социальной структуре, разделении труда, хозяйственных специализациях некоторых островных сообществ. Эти данные, почерпнутые из существующих этнографических работ, главным образом из книг К. Г. Зелигмана, а также дополненные личными наблюдениями, сделанными во время краткого пребывания автора на некоторых из этих островов, не выходят, однако, за рамки принятого стандарта этнографического исследования.
Картина усложняется в главе II, где мы попадаем на Тробрианские острова, хорошо знакомые автору. Но это все еще вступительный очерк, передающий первое впечатление этнографа при встрече с местом полевых исследований, то есть в тот момент, когда чувства исследователя обострены, когда он все видит зорко и необычайно метко. Мы следуем за автором на остров Бойова, в его северный район Киривина. Он делится с нами впечатлениями от встреченных здесь антропологических типов, рассказывает о том, как выглядят женщины и каково их положение в жизни племени. Он показывает нам туземную деревню, ведет в огороды, рисуя подробную картину труда, рассказывает об увлечениях людей, работающих в них, а также о связанной с этим магии. Здесь мы находим также исчерпывающие данные о семье, об отношениях родства по материнской линии у жителей Тробрианских островов, сведения о кланах и подкланах, территориальной структуре, а также много сведений о политической организации и о роли вождей и начальников в племенной жизни. Автор вводит нас также в мир верований и культов аборигенов, упоминает о роли черной магии в их жизни. Мы знакомимся с важнейшими районами архипелага Тробрианских островов, причем картина создается под углом зрения центральной темы книги – обмена кула.
После описания института кула, о чем мы уже говорили, автор приступает, начиная с главы VI, к подробному описанию обмена. Описание это вместе с рассказом о сопутствующих обмену действиях составляет содержание остальных глав книги. Обратим здесь внимание только на важнейшие моменты.
Автор описывает туземную лодку, связанные с ней оценки и расчеты, а также ее устройство, состав экипажа, распределение ролей, командования и принцип собственности на нее – короче, всю ее социологию. Затем идет описание технологических процессов, связанных с постройкой большой лодки, способной ходить в дальние морские экспедиции кула. Здесь идет описание того, как выбирают и срубают соответствующее дерево, рассказ о сопутствующих этому магических процедурах, о том, как срубленный ствол транспортируют в деревню, как долбят колоду, как строят надводную часть лодки и стягивают ее бечевой – и все это с подробным описанием магии и мифов, связанных с кула. Далее описывается спуск лодки на воду, пробная регата, которой сопутствует ряд вознаграждений и обязательных подарков. По этому поводу автор высказывает некоторые интересные теоретические соображения о социологии труда или психологии дарения, пытаясь привести их в определенную систему.