Близился назначенный срок, и вся округа жила подготовкой, поскольку прибрежные деревни должны были привести свои лодки в порядок, а жители внутриостровных сообществ должны были приготовить праздничные наряды и пищу. Пища была предназначена не для еды: ее собирались преподнести вождю для его сагали (церемониальная раздача). Только женщинам из Омаракана приходилось готовить праздничный пир, который должен был состояться после возвращения с тасасориа. Если все женщины вечером отправляются в чащу, чтобы набрать побольше дров, то на Тробрианах это всегда считается признаком того, что приближается какое-то торжественное событие. На следующее утро эти дрова будут использованы для кумкумули, выпекания пищи в земляной печи, что является одной из форм приготовления пищи во время торжественных событий. Вечером в канун церемонии тасасориа люди из Омаракана и Касана’и были все еще заняты многими другими приготовлениями, бегали на берег и назад, наполняли корзины ямсом для сагали, готовили праздничные наряды и украшения на следующий день. Праздничный наряд для женщины – это новая юбка из травы, блестящая свежими красной, белой и фиолетовой красками, а для мужчины – заново выбеленная, снежно-белая набедренная повязка, сделанная из стеблей листьев пальмы арека.
Ранним утром в назначенный день пища была разложена по корзинам из плетеных листьев, поверх нее лежала личная одежда, и все это, как обычно, было прикрыто сложенными циновками и вынесено на берег моря. Женщины несли на головах большие корзины в виде больших перевернутых колоколов, мужчины несли на плечах жерди, причем с каждого конца жерди свисало по две корзины в виде мешков. Другие мужчины несли весла, лопасти, снасти и парус, поскольку это все всегда хранится в деревне. Несколько мужчин из одной деревни принесли прямо на раибоаг (коралловый берег) сделанную из палочек одну из больших призматических емкостей для пищи: ее собирались подарить вождю Омаракана как долю в сагали. Вся деревня пришла в движение, и на ее окраине сквозь обступающие ее рощи можно было увидеть группы людей из внутренних районов, быстро идущих к побережью. Вместе с группой высокопоставленных лиц я покинул деревню около восьми утра. Пройдя через рощицу плодовых деревьев и пальм, которые вокруг деревни Омаракана растут особенно густо, мы вышли на заключенную между двумя стенами зелени обычно монотонную тробрианскую дорогу, которая тянулась среди низких кустов. Вскоре мы вышли к занятому огородами пространству и за легкой покатостью увидели поднимающиеся склоны раибоаг, покрытые буйной растительностью, среди которой тут и там вздымались монументальные валуны из серых кораллов. Через них вела тропинка, петляя среди небольших провалов и выступающих скал, между огромными, старыми деревьями фикуса, с широко разросшимися стволами и воздушными корнями. На вершине рифа перед нами вдруг блеснуло сияющее сквозь листву голубое море, а до наших ушей докатился рокот волн, плещущих о рифы. Вскоре мы очутились среди толпы, собравшейся на берегу около большого лодочного сарая в Омаракана.
Около девяти часов все уже собрались на побережье. Во всю силу светило восходящее солнце, хотя оно и не поднялось достаточно высоко для того, чтобы лить свой свет прямо сверху, оказывая мертвящее воздействие тропического полдня, когда тени вместо того, чтобы выделять детали, стирают всякую вертикальную поверхность, делая всё тусклым и бесформенным. Побережье так и сияло веселыми красками, а живые коричневые тела прекрасно смотрелись на фоне зеленой листвы и белого песка. Аборигены умастили себя кокосовым маслом, разукрасили себя цветами, раскрасили лица. В их волосы вплетены большие красные цветы гибискуса, а венки из белых, прекрасно пахнущих цветов бутиа венчают их густые черные волосы. То была отличная выставка резьбы по эбеновому дереву, палочек и ложек для извести. Были там и украшенные горшочки для извести, и такие предметы украшения, как пояса из красных раковинных дисков или из маленьких раковин каури, носовые палочки (теперь ими уже совсем редко пользуются) и множество других предметов, так хорошо знакомых каждому по этнографическим музейным коллекциям, где их обычно называют «церемониальными», хотя, как уже было сказано выше (глава III, разд. III), им больше подходило бы название «парадные предметы», поскольку это гораздо больше соответствовало бы их действительному назначению.
Такие народные празднества, которые подобны описанному здесь, являются теми случаями, когда парадные предметы, иногда отличающиеся изумительным художественным совершенством, появляются в туземной жизни. До того, как мне представилась возможность увидеть искусство аборигенов во время настоящего показа в их подлинных, «жизненных» декорациях, мне всегда казалось, что существует определенное несоответствие между их художественным исполнением и общей грубостью первобытной жизни – грубостью, которая особенно явно проступает в эстетической сфере. Часто в наших представлениях с понятием «дикаря» ассоциируются засаленные, грязные голые тела, кишащие вшами лохматые головы, и прочие реалистические черты, что во многих отношениях подтверждается и самой действительностью. Однако это несоответствие сразу же исчезает, стоит только увидеть туземное искусство в свойственном ему обрамлении. Празднично одетая толпа аборигенов, золотисто-бронзовый цвет их чистой и умащенной кожи, оттененной сияющей белизной, краснотой и чернотой перьев и украшений, искусно вырезанные и отполированные предметы из эбенового дерева, мастерски сделанные горшочки для извести – все это уже само по себе своеобразно и элегантно, и ни одна деталь художественного исполнения не выглядит гротескной или дисгармоничной. Существует очевидная гармония между праздничным настроением аборигенов, демонстрацией цветов и форм, и той манерой, в которой они надевают и носят свои украшения.
Прибывшие издалека и те, кто из-за долгого пути попортили раскраску и украшения, моются водой и умащаются маслом кокосового ореха непосредственно перед тем, как прибыть на место торжеств. Как правило, лучшая раскраска наносится позже, когда приближается кульминационный момент торжества. В этом же случае, после окончания подготовительных действий (распределение пищи, прибытие других лодок) и перед самым началом регаты, аристократия Омаракана – То’улува, его жены, дети и родственники – удаляются за навесы около сарая для лодки и начинают по полной программе раскрашивать лица красным, белым и черным. Для этого раскалывают молодой орех бетеля, смешивают его с известью и растирают пестиком в ступке; затем добавляют немного ароматической черной смолы (сайаку) и белой извести. Поскольку обычай пользоваться зеркалами еще не очень распространен на Тробрианах, один человек раскрашивает лицо другому, причем оба они проявляют большую заботу и терпение.
Многочисленная толпа проводит весь день, почти не подкрепляя себя пищей – черта, явно отличающая киривинские торжества от наших понятий о развлечениях или пикниках. Не готовится никакой еды, лишь кое-где кто-то подкрепляет себя несколькими бананами и ест зеленые кокосовые орехи. Но даже и эта скромная пища потребляется весьма умеренно.
Как всегда в таких случаях, люди собираются группами; посетители из каждой деревни отдельно. Местные аборигены держатся вблизи своих лодочных сараев, жители Омаракана и Курокаива по естественному обычаю собираются на побережье Каулукуба. Прибывшие из других мест также держатся вместе на берегу соответственно местным разделениям. Так, люди из северных деревень толпились на северной части берега, южане направлялись в сторону юга, и поэтому жители соседних деревень и здесь оказывались рядом. В толпе никто не смешивался, и люди не переходили из одной группы в другую. Никто не покидал своего места. Аристократы поступали так из чувства собственного достоинства, люди низкого звания – из предписанной обычаем скромности. То’улува в течение всего мероприятия просидел на специально воздвигнутом для этой цели помосте, с которого он сходил только для того, чтобы подойти к своей лодке и подготовить ее к рейсу.
Лодочный сарай Омаракана, вокруг которого собрались вождь, его близкие и другие жители деревни, был центром всех действий. Под одной из пальм был возведен довольно высокий помост для То’улува. Перед сараями и навесами стояли в ряд призматические емкости с провизией (пвата’и). Их тут поставили накануне жители Омаракана и Касана’и, частично наполнив их ямсом. Остальную пищу должны были принести люди из других деревень в день лодочных состязаний. Поскольку туземцы приходили сюда именно в этот день, деревня за деревней, то они приносили свою долю, а прежде чем разместиться на предназначенных им местах на побережье, они наносили визит вождю и оставляли ему подношения, которые клались в одно из пвата’и. Не каждая деревня приносила свою долю, однако большинство это делало, хотя из некоторых деревень приносили всего по несколько корзин. А вот одна деревня принесла наполненный ямсом целый пвата’и и преподнесла все это вождю.
Тем временем прибыли восемь лодок, включая лодку Касана’и, которая этим утром при совершении соответствующего магического обряда была церемониально спущена на воду на собственном берегу примерно за полмили отсюда. Лодка из Омаракана тоже была спущена на воду в это утро (снимок ХХХ) при совершении того же магического обряда. Его должен был совершить вождь То’улува, но поскольку он почти не умеет запоминать магических заклинаний (да он и впрямь никогда не совершил ни одного магического обряда из тех, которые ему положено совершать по рангу и по должности), то на этот раз ритуал был совершен одним из его родственников. Это типичный случай, когда правило, очень строго формулируемое аборигенами, когда вы их об этом спрашиваете, в действительности часто соблюдается с послаблениями. Если вы спросите их об этом прямо, то каждый из них ответит, что этот ритуал, как и все другие обряды мвасила (магия кула