), должен совершаться толивага. Однако всякий раз, когда ему нужно было этот обряд совершить, То’улува находил какую-нибудь отговорку и поручал его исполнение другому.
Когда прибыли все лодки и собрались жители всех важнейших деревень (около одиннадцати часов пополудни), было проведено сагали (церемониальная раздача провизии). Пища раздавалась людям из разных деревень, а особенно тем, кто принимал участие в соревнованиях или помогал в постройке новой лодки. Таким образом, провизия, принесенная перед началом сагали всеми деревнями, была попросту перераспределена между ними, причем значительное ее количество добавил сначала сам вождь, что и является обычным для сагали. В этом случае, разумеется, львиная доля досталась жителям Китава, которые помогали при постройке лодки.
После завершения сагали лодки были собраны в одно место, и туземцы начали готовить их к рейсу. Были поставлены мачты, приведены в порядок крепления, приготовлены паруса (см. снимок XXXI). Потом все лодки отчалили и собрались в полумиле от берега за окаймляющим его рифом и по знаку кого-то из людей в одной из лодок все они тронулись с места. Как уже было сказано ранее, такие гонки не являются в полном смысле слова состязаниями, когда лодкам положено стартовать строго в один и тот же момент и пройти одно и то же расстояние, всегда, чтобы стало абсолютно ясно, которая из них оказалась самой быстрой. В этом случае, как всегда, был просто смотр лодок, плывущих с той скоростью, которая им привычна, – смотр, когда все они стартовали примерно в одно и то же время, плыли в одном и том же направлении и проплыли практически одно и то же расстояние.
В соответствии с расписанием событий, сагали закончилось перед полуднем. Потом наступил перерыв, а потом, около часа пополудни, туземцы принялись снаряжать лодки. Потом опять наступила передышка, так что регата началась не ранее трех часов пополудни. Все мероприятие закончилось около четырех, а полчаса спустя лодки из других деревень начали отплывать домой; люди с побережья разошлись, так что с заходом солнца (то есть около шести часов) берег уже почти опустел.
Такой была церемония тасасориа, которую я наблюдал в феврале 1916 г. С точки зрения зрелищности она была прекрасна. Поверхностный наблюдатель почти не уловил бы в ней никакого признака влияния или вмешательства белого человека. Я был единственным белым человеком, который там присутствовал, да, кроме меня, всего два-три туземных учителя-миссионера в белых хлопчатых одеждах. А среди всех остальных присутствующих редко-редко у кого был цветной лоскуток, повязанный наподобие шейного платка или головного убора. Все же остальное представляло собой только сборище голых коричневых тел, блестящих кокосовым маслом, украшенных новыми праздничными нарядами и мелькавшими то тут, то там трехцветными женскими юбками из травы (см. снимки XXX и XXXI).
Но, увы: тот, кто постарался бы вглядеться в то, что под этой поверхностью, заметил бы некоторые признаки упадка и те глубокие перемены, которые представляют собой нечто отличное от того, чем должно было бы быть это туземное собрание в его исконном виде. Да и впрямь: всего три поколения назад даже и внешняя форма торжеств была бы совершенно иной. Туземцы тогда были наверняка вооружены щитами и копьями, а некоторые имели украшенное оружие в виде больших мечей-палиц из твердого дерева, массивных эбеновых палиц или небольших метательных палок. Внимательному наблюдателю предстало бы гораздо больше украшений – таких как носовые палочки, изящно вырезанные ложки для извести, сосуды их тыквы с выполненным выжиганием орнаментом. Некоторые из них теперь или совсем вышли из употребления, или сделаны гораздо хуже и лишены украшений.
Однако другие, и гораздо более глубокие перемены произошли в социальных условиях. Три поколения назад и лодок на воде, и людей на берегу было бы значительно больше. Как уже отмечалось выше, в старину в Киривина было около двадцати лодок, против сегодняшних восьми. Кроме того, куда более сильное влияние вождя и большая, в сравнении с нынешней, важность события наверняка привлекли бы больше людей (численность которых тогда тоже была большей). Сегодня внимание туземцев поглощают иные интересы – такие как ныряние за жемчугом, работа на плантациях белого человека, а многочисленные события, связанные с работой миссий, чиновников или купцов, снижают значимость старых обычаев.
Кроме того, в старые времена люди на берегу были бы гораздо теснее привязаны к местным подразделениям: жители одной деревни держались бы вместе плотнее и недоверчиво, даже враждебно смотрели бы на другие группы – а особенно на те, с которыми их связывает наследственная вражда. Общая напряженность прерывалась бы перепалками и даже небольшими драками – особенно в момент расхождения по домам и на обратном пути.
Один из важнейших моментов зрелища, о котором туземцы, пожалуй, думают больше всего – показ провизии, – тоже выглядел бы совсем иначе. Вождь, которого я видел сидящим на помосте в окружении только нескольких жен и не вызывающим почти никакого внимания, в прежних обстоятельствах имел бы втрое больше жен и, следовательно, свойственников. А поскольку именно они служат для него источником большей части дохода, он тогда устроил бы куда больший сагали, чем ему это по силам теперь.
Три поколения назад все событие было бы для туземцев куда торжественней и драматичней. Да и само расстояние до соседнего острова Китава кажется теперь гораздо меньше. В прошлом его нельзя было, как теперь, преодолеть на паровом судне белого человека. Тогда лодки с побережья были единственным средством туда добраться и потому их ценность в глазах туземцев должна была быть еще выше, хотя и сегодня они их чрезвычайно ценят. Очертания далеких островов и маленькая флотилия лодок на берегу были для туземцев первым актом большой заморской экспедиции и куда более значительным, чем теперь, событием. Богатые трофеи браслетов, прибытие многих вожделенных вещей и привезенные из далеких стран новости – все это в давние времена значило гораздо больше, чем может значить теперь. Война, танцы и кула привносили в племенную жизнь романтический и героический элементы. Теперь, когда войны запрещены правительством, танцы под влиянием миссионеров дискредитированы, остается один только обмен кула, но даже и он лишен теперь части своего очарования.
II
Прежде чем перейти к следующему этапу, мы должны прервать описание очередных событий экспедиции кула и рассмотреть некоторые имеющие более общую важность вопросы. В ходе этого повествования я затронул, хотя и не останавливаясь на них подробно, некоторые проблемы социологии труда. В начале предыдущей главы было упомянуто, что постройка лодки требует определенной организации труда, и мы действительно могли убедиться в том, что в ходе постройки употребляются различные виды работ, а в особенности ближе к концу приходится много трудиться коллективно. Мы видели и то, что во время церемонии спуска на воду владелец лодки расплачивается со специалистом и его помощниками. Следовательно, эти два пункта – организация труда, и в частности, коллективный труд и система оплаты работы специалистов – должны быть рассмотрены шире.
Организация труда. Прежде всего важно понять, что киривинец способен работать хорошо, производительно и систематически. Однако он должен иметь эффективный стимул к работе – будь то та или иная обязанность, налагаемая правилами племенной жизни, будь то приманка в виде амбиций и ценностей, подсказанных обычаем и традицией. Перспектива прибыли, зачастую являющаяся стимулом работы в более цивилизованных обществах, в туземных условиях никогда не побуждает к работе. А потому оказываются неудачными попытки белого человека заставить туземца работать под влиянием этого стимула.
Именно поэтому традиционное мнение о ленивом и беспечном туземце не только стало обычной присказкой среднего белого поселенца, но попадается и в хороших книгах о путешествиях и даже в серьезных этнографических описаниях. Для нас труд является (или был до недавнего времени) товаром, который, как всякий прочий товар, продается на свободном рынке. Человек, привыкший мыслить категориями расхожей экономической теории, будет естественно оперировать понятием спроса и предложения и потому применять их к работе туземцев. Люди несведущие думают точно так же, хотя и не такими учеными терминами, и видя, что туземцы работают на белого человека плохо, даже и тогда, когда с ними достаточно хорошо обращаются, приходят к выводу, что они мало способны к труду. Эта ошибка объясняется той же причиной, которая лежит в основе всех наших ошибочных представлений о людях разных культур. Если вы вырвете человека из его социальной среды, то тем самым вы лишите его почти всех стимулов к моральной устойчивости, экономической производительности, лишив его даже и интереса к жизни. И если потом вы будете оценивать его по моральным, правовым или экономическим критериям, так же чуждым его сути, то в результате вы получите только карикатуру на него.
Однако туземцы способны не только к энергичной, систематической и умелой работе; их социальные условия создают еще и возможность применения организованного труда. В начале IV главы мы уже дали очерк социологии постройки лодки, и теперь, когда мы уже знаем подробности ее этапов, представляется возможность подтвердить вышесказанное и сделать некоторые выводы относительно организации труда. А поскольку мы так часто используем это выражение, я должен еще раз подчеркнуть, что туземцы способны к организованной работе и что это спорное утверждение не является трюизмом, что должны показать дальнейшие рассуждения. Уже упомянутое мнение о ленивом, индивидуалистическом и эгоистичном дикаре, который живет дарами природы, дожидаясь, пока они созреют и упадут ему в рот, имплицитно исключает возможность выполнения эффективной работы, интегрированной социальными факторами в организованное усилие