Плавание через морской рукав Пилолу
I
И вот, наконец, экспедиция кула по-настоящему готова отправиться в путь. Лодкам предстоит длительное путешествие: перед ними морской рукав Пилолу, протянувшийся между Тробрианами и островами д'Антркасто. На севере эта часть моря ограничена архипелагом Тробриан, то есть островами Вакута, Бойова и Кайлеула, соединяющимися на западе с разбросанным поясом островов Лусансэй. На востоке от южной оконечности Вакута до островов Амфлетт тянется длинный подводный риф, образующий протяженную преграду для плавания, но являющийся плохим укрытием от восточных ветров и морей. На юге этот барьер соединяется с островами Амфлетт, которые вместе с северным побережьем островов Фергюссон и Гудинаф образуют южное побережье Пилолу. На западе Пилолу переходит в море между островом-континентом Новой Гвинеи и архипелагом Бисмарка. По сути то, что туземцы называют именем Пилолу, – это всего лишь огромная бухта лагуны Лусансэй, самого большого в мире кораллового атолла. Для туземцев название Пилолу связано с множеством эмоциональных ассоциаций, идущих от магии и мифа; связано с опытом прошлых поколений, о котором рассказывают старики у деревенских костров, и с лично пережитыми приключениями.
Поскольку искатели приключений кула плывут под наполненными ветром парусами, то мелководная Тробрианская лагуна вскоре остается позади, и мутные, зеленые воды, усеянные коричневыми пятнами там, где буйно разрослись кверху морские водоросли, и местами вспыхивающие ярко-изумрудными пятнами там, где просвечивает чистое песчаное мелкое дно, уступают место глубокому морю насыщенно-зеленого оттенка. Низменная полоса земли, широкой полосой окружающая Тробрианскую лагуну, становится все тоньше и исчезает в тумане, а перед мореходами все выше и выше поднимаются южные горы. В ясный день они видны даже с Тробриан. Чистые контуры островов Амфлетт становятся все меньше, но зато четче и материальнее на фоне силуэтов более высоких гор позади. А они, похожие на далекие тучи, окутаны венками кучевых облаков, почти всегда окружающих их вершины. Ближайший пик Койатабу – гора табу[65], – на северной оконечности острова Фергюссон, – это стройная, несколько наклонная пирамида. Она служит самым примечательным ориентиром морякам, направляя их на юг. Справа от нее, если смотреть на юго-запад, вырастает широкая массивная гора Койабвага’у – гора колдунов, – обозначающая северо-западную оконечность острова Фергюссон. Горы на острове Гудинаф видны только в очень ясную погоду – да и то еле-еле.
В течение одного-двух дней этим бестелесным, туманным формам предстоит принять то, что тробрианцам кажется великолепным и огромным размером. Им предстоит окружить торговцев кула своими плотными стенами отвесных скал и зеленых джунглей, изборожденных глубокими ущельями и пересекаемых стремительными ручейками. Теперь тробрианцам предстоит заплывать в глубокие затененные бухты, в которых гудит эхо неведомого им голоса водопадов и звучат таинственные крики незнакомых птиц, которые никогда не прилетают на Тробрианы: смех кукубурру («зимородок-хохотун», буквально – «хохочущий дурак»)[66], или меланхолический зов вороны Южных Морей. Море изменит цвет еще раз, станет чисто голубым, а в его прозрачных водах покажет себя чудесный мир разноцветных кораллов, рыб и морских водорослей – мир, который, по странной географической иронии, жители кораллового острова вряд ли могут когда-либо увидеть у себя дома и должны, чтобы его обнаружить, приехать в этот вулканический район.
Здесь же они обнаружат и чудесные, тяжелые и плотные камни разных цветов и форм, тогда как на их родине встречаются камни только одного вида – неинтересный, белый, мертвый коралл. Здесь, помимо разных типов гранита, базальта и вулканического туфа, они смогут увидеть экземпляры черного обсидиана с острыми краями и металлическим звуком при ударе и большие залежи красной и желтой охры. За большими насыпями вулканического пепла они увидят источники, периодически выбрасывающие струи кипящей воды. Обо всех этих чудесах молодой тробрианец слышит рассказы и видит их привезенные на родину образцы, и потому он, несомненно, испытает ощущение чуда, когда окажется среди всего этого впервые, а потом он будет с жадностью искать любой возможности, чтобы вновь поплыть на Койа. Так что ландшафт, раскрывающийся теперь перед ними, – это своего рода земля обетованная, страна, о которой говорят почти как о легенде.
Да и впрямь пейзаж здесь на границе двух разных миров в высшей степени впечатляет. Выплыв из Тробриан во время своей последней экспедиции, я из-за непогоды два дня провел на небольшой песчаной отмели, покрытой несколькими деревьями пандануса, – примерно на полпути между Тробрианскими островами и островами Амфлетт. К северу лежало темнеющее море, а большие грозовые тучи нависали там, где, я это знал, находится большой плоский остров Бойова – над Тробрианами. К югу, на фоне более ясного неба, виднелись обрывистые горы, отстоящие друг от друга и занимающие полгоризонта. Пейзаж казался пропитанным мифами и легендами, необычайными приключениями, надеждами и страхами целых поколений туземных мореходов. На этой песчаной отмели они часто становились лагерем, если их задерживал штиль или угрожала непогода. На таком вот островке останавливался и великий мифический герой Касабвайбвайрета: его бросили там спутники, и он спасся только потому, что улетел на своей лодке в небо. Здесь опять-таки останавливался экипаж мифической лодки, чтобы ее переконопатить. Сидя здесь и смотря в сторону столь отчетливо видимых, но недоступных южных гор, я понимал, какие чувства должны переживать тробрианцы, охваченные желанием добраться до Койа, встретить чужих людей и провести с ними обмен кула, – желанием, которое, пожалуй, становилось еще острее из-за того, что к нему примешивался страх. Отсюда, к западу от островов Амфлетт, они видят большой пролив Габу, где однажды экипаж целой флотилии тробрианских лодок был убит и съеден жителями неизвестных деревень, с которыми они пытались совершить обмен кула. А еще рассказывают истории об отдельных лодках, которые, унесенные ветром в сторону от флотилии, были прибиты к северному побережью острова Фергюссон, где все команды погибали от рук каннибалов. Существуют также легенды о некоторых неопытных туземцах, которые навещая соседние Дейде’и, плыли по кристальной воде больших каменных бухт и утонули там, чтобы встретить страшную смерть в их почти кипящей воде.
Но хотя легендарные опасности дальних берегов и могут потрясать воображение туземцев, однако опасности настоящего плавания еще более реальны. Море, по которому они плывут, усеяно рифами, песчаными отмелями и подводными коралловыми скалами. И хотя в хорошую погоду они не столько опасны для туземной лодки, сколько для европейского судна, они все-таки достаточно неприятны. Но главная опасность туземного плавания заключена все-таки в беззащитности лодки. Как уже было сказано выше, она не может плыть близко к ветру и потому не может лавировать. Если ветер меняет направление, то лодку приходится поворачивать и плыть назад. Это очень неприятно, но не обязательно грозит какой-то опасностью. Однако если ветер прекращается, а лодка оказывается в одном из сильных течений со скоростью от трех до пяти узлов, или же если она вышла из строя и дрейфует вправо под углом к курсу, то ситуация становится опасной. К западу лежит открытое море, и, стоит только лодке там оказаться, у нее почти не останется шансов вернуться обратно. К востоку же тянется риф, о который в плохую погоду туземная лодка наверняка разобьется. В мае 1918 г. лодка из Добу, возвращавшаяся домой на несколько дней позднее, чем остальная флотилия, была захвачена сильным юго-восточным ветром – таким сильным, что она должна была изменить курс и плыть на северо-запад к одному из островов Лусансэй. Ее уже считали погибшей, когда в августе она возвратилась со случайно подувшим северо-западным ветром. И все-таки, направляясь к маленькому островку, лодка почти не имела шансов избежать опасности. Если бы лодку унесло дальше на запад, она бы вообще никогда не причалила к берегу.
Существуют и другие рассказы об исчезнувших лодках. Учитывая то, в каких условиях им приходится плавать, просто удивительно, что такие происшествия не случаются чаще. Плавание должно происходить, так сказать, по проведенным через море прямым линиям. Стоит только сбиться с этого курса, как тут же возникают всякого рода опасности. Более того, мореходам необходимо плыть, ориентируясь на фиксированные точки на берегу. Ведь если (это относится, конечно, к давним временам) и приходится сходить на берег где бы то ни было (за исключением тех мест, которые населены дружественными племенами), то встречающие их опасности почти так же грозны, как опасности рифов и акул. Если мореходам приходится проплывать мимо дружественных деревень на островах Амфлетт и Добу, то во всех других местах они могли бы встретить смерть. Даже и теперь, хотя опасность быть убитым уже гораздо меньше (правда, она еще не исчезла совсем), туземцы почувствуют себя весьма неуютно, если им придется думать о высадке на берег в незнакомом районе: их страшит смерть не только от насилия, но, еще больше, от черной магии. Так что, когда туземцы плывут через Пилолу, только очень небольшие участки на горизонте представляют безопасную цель путешествия.
Да и впрямь: на востоке, за опасным барьером рифов, расстилается дружественный горизонт, обозначенный для мореходов островами Маршалла Беннетта и островом Вудларк – страной, известной под названием Омуйува. К югу расположена Койа, известная также как земля кинана: это наименование приложимо ко всем вообще туземцам островов д’Антркасто и Амфлетт. Однако к юго-западу и к западу простирается глубокое открытое море (бебега), за которым находятся земли, населенные людьми с хвостами и людьми с крыльями, о которых кроме этого мало что известно. К северу, за рифом маленьких коралловых островов, лежащих вне Тробриан, находятся две страны: Кокопава и Кайталуги. Кокопава населена обычными мужчинами и женщинами, которые ходят почти нагишом и являются прекрасными земледельцами. Соответствует ли эта страна южному побережью Новой Британии, где люди действительно ходят без всякой одежды, сказать трудно.