Однако, стоит им только выйти в море, вожди опять оказываются первыми – по крайней мере в теории, потому что на практике первой будет плыть самая быстрая лодка.
В мореходных обычаях Вакута, другого сообщества южной Бойова, совершающего кула вместе с Добу, субклан Луквасисига, который зовется Толавага, имеет привилегию первенства во всех связанных с постройкой лодки операциях. И на море они также сохраняют одну прерогативу, в которой отказано другим: человеку, который управляет меньшим веслом, токабина вийойу, позволено постоянно стоять на помосте. Вот как об этом говорят туземцы:
«Это знак Толавага (субклана) из Вакута; где бы мы ни увидели человека, стоящего на вийойу, мы говорим: там плывет лодка Толаваги!»
Однако самые большие привилегии, гарантированные субклану в плавании, – это те, которые можно наблюдать в Каватариа. Жители этого рыбацкого и мореходного сообщества с северного берега Лагуны совершают далекие и опасные плавания к северо-западной оконечности острова Фергюссон. Эти экспедиции за саго, орешками бетеля и свиньями будут описаны в главе XXI, однако об их морских обычаях надо сказать уже сейчас.
Субклан Кулутула клана Луквасисига обладает теми же привилегиями первенства в постройке лодок, что и кланы Толабвага и Толавага в южных деревнях – но только в еще большей степени. Ведь каждый этап постройки их лодки должен производиться сначала в первый день, и лишь потом, на следующий день, за ними могут последовать другие. Это относится и к спуску на воду: лодка Кулутула должна быть спущена на воду в первый день, и только на следующий день – лодки вождей и обычных членов племени. Когда настает момент отправления, лодка Кулутула оставляет побережье первой, а во время плавания никакой другой лодке опережать ее не позволяется. По прибытии на песчаные отмели или на перевалочный пункт на островах Амфлетт лодка Кулутула должна стать на якорь первой; первым ее экипаж выходит на берег и первым же разбивает свой лагерь. Лишь после этого за ним могут последовать и остальные. По прибытии на конечное место назначения этот приоритет теряет свою силу. Когда экспедиция достигает далеких Койа, люди Кулутула выходят на берег первыми; первыми они должны быть и одарены приветственным даром «чужака» (токинана). Кулутула получает этот дар вместе с вязкой бетеля, которой он колотит о «голову» лодки до тех пор, пока орешки не разлетятся. На обратном пути клан Кулутула опять вынужден занять свое естественное, низкое положение.
Здесь можно заметить, что все эти три привилегированных субклана трех деревень относятся к клану Луквасисига и что в названиях двух из них – Толавага и Толабвага – слышится поразительное сходство со словом толивага, хотя это сходство и следовало бы подтвердить более строгими, чем те, которыми я сейчас располагаю, методами сравнительной этимологии. Тот факт, что эти кланы при особых обстоятельствах мореплавания вновь обретают то, что может быть их утраченным превосходством, указывает на интересный исторический пережиток. Название Кулутула несомненно идентично Кулуталу – названию независимого тотемного клана в восточной части Архипелага Маршалла Бенетта и на острове Вудларк[67].
IV
Теперь мы вернемся к нашей синакетанской флотилии, плывущей к югу вдоль барьерного рифа и минующей один маленький островок за другим. Если они не отправились из Мува очень рано – а задержки являются одной из характерных черт туземной жизни – и если им не благоприятствовал очень хороший ветер, то они, вероятно, вынуждены высадиться на одном из песчаных островов – Легуматабу, Габувана или Йакум. Здесь, с западной стороны, защищенная от преобладающих здесь пассатов, расположена крошечная лагуна, ограниченная двумя естественными молами кораллового рифа, тянущегося от северной и южной оконечностей острова. На чистом белом песке, под тоненькими деревьями пандануса, аборигены разводят костры, варят на них пищу из ямса и собранные тут же яйца диких птиц. Когда темнота сгущается, собирая туземцев в круг, рассказы о кула начинаются снова.
Прислушаемся же к некоторым таким разговорам, попробуем погрузиться в атмосферу, окружающую эту кучку туземцев, выброшенных на какое-то время на узкую песчаную отмель вдали от их домов и вынужденных во время предстоящего им долгого путешествия рассчитывать лишь на свои хрупкие лодки. Тьма, рокот разбивающихся о рифы бурунов, сухое потрескивание на ветру листьев пандануса – все это создает такое настроение, в котором легко поверить в опасности со стороны ведьм и всех тех обычно скрывающихся существ, которые готовы появиться, когда людей вдруг охватит ужас. Тон туземцев, несомненно, изменится, если по такому случаю вы попросите их рассказать о таких вещах: это будет уже не та спокойная, зачастую рационалистическая манера рассказа о них при ярком свете дня в палатке этнографа. Именно при подобных обстоятельствах я слышал самые потрясающие признания касательно этой стороны туземных поверий и психологии. Сидя на пустынном берегу Санароа в окружении членов команды тробрианцев, добуанцев и нескольких местных жителей, я впервые услышал историю о скачущих камнях. Прошлой ночью, когда мы пытались встать на якорь у берегов Гумасила на островах Амфлетт, нас застал яростный шквал, который разодрал один из наших парусов и вынудил нас плыть по ветру, в темную ночь, под проливным дождем. Все члены экипажа, кроме меня, отчетливо видели летающих ведьм в виде пламени на верхушке мачты. Я не могу судить, были ли это огни св. Эльма, поскольку я оставался в каюте, мучимый морской болезнью и безразличный к опасностям, ведьмам и даже этнографическим открытиям. Вдохновленные этим происшествием, члены экипажа рассказали мне, что это, как правило, бывает знаком несчастья и что именно такой свет появился несколько лет назад в лодке, которая затонула почти в этом же месте, где нас сейчас застал шквал; но, по счастью, все спаслись. Этот рассказ повлек за собой другие, и мне поведали о всякого рода опасностях, причем туземцы говорили об этом с глубокой убежденностью став совершенно искренними под влиянием происшествий прошлой ночи, окружающей темноты и трудностей положения: ведь нам предстояло починить парус и предпринять еще одну трудную попытку высадиться на острова Амфлетт.
Я всегда замечал, что всякий раз, когда туземцы находятся в подобных обстоятельствах, в окружении темноты и близкой опасности, они естественным образом поворачивают разговор к обсуждению таких вещей и существ, в которых традиционно были сосредоточены все страхи и наваждения целых поколений.
Так что если мы представим себе, что слушаем рассказ об опасностях и ужасах мореплавания, сидя около костра на Йаким или Легуматабу, то мы не будем далеки от реальности. Один из тех, кто особенно хорошо знаком с традицией и любит рассказывать истории, может сослаться и на собственный опыт или на хорошо известный случай из прошлого, тогда как другие будут ему вторить, вставляя свои комментарии, или рассказывая собственные истории. Будут пересказаны основные поверья, а молодежь, слушая столь знакомые им легенды, будет испытывать при этом неослабевающий интерес.
Они услышат рассказ об огромном спруте (квита), который лежит на дне в ожидании лодок, плывущих по открытому морю. Это не обычный, хотя и исключительного размера, квита, но особый спрут таких гигантских размеров, что он мог бы покрыть своим туловищем целую деревню; его щупальца толщиной с кокосовые пальмы тянутся прямо через море. Пуская в ход типичное преувеличение, туземцы скажут: иканубвади Пилолу… «покрывает собой весь Пилолу» (морской рукав между Тробрианами и островами Амфлетт). Его настоящее место обитания – на востоке, в «о Муйува», как туземцы называют этот район моря и островов, где также, как гласит предание, известна определенная магия против этой жуткой твари. Лишь редко заплывает этот спрут в воды между Тробрианами и островами Амфлетт, но есть люди, которые его там видели. Один старик из Синакета рассказывает, как он, будучи еще довольно молодым, возвращаясь из Добу, плыл на лодке во главе флотилии, а несколько лодок плыли справа и слева от него. Вдруг члены его экипажа увидели прямо перед собой гигантского квита. Застыв от страха, они потеряли дар речи, а сам этот человек, взобравшись на помост, знаками предупредил другие лодки об опасности. Вдруг все они повернули, и флотилия разделилась на две части и начала сильно петлять, уклоняясь от курса, что дало возможность избежать осьминога. Беда той лодке, которую схватит гигантский квита! Он схватит ее быстро и будет держать ее, лишив возможности двигаться, несколько дней до тех пор, пока экипаж, уже погибая от голода и жажды, не решится пожертвовать одним из маленьких мальчиков. Украшенный драгоценностями, он будет выброшен за борт, и тогда удовлетворенный квита перестанет стискивать лодку и освободит ее. Когда я однажды спросил туземца, почему в таком случае нельзя пожертвовать кем-то из взрослых, он ответил мне так:
«Взрослый человек на это не согласился бы; у мальчика нет ума. Мы берем его силой и бросаем квита».
Другой опасностью, угрожающей лодке в открытом море, является большой, особый Дождь или Вода, падающая сверху, называемая Синаматаногиноги. Когда в дождливую или плохую погоду лодка, несмотря на все усилия вычерпать из нее воду, все же наполняется ею, Синаматаногиноги низвергается сверху и разбивает ее. Трудно судить, что именно служит основой этого поверия – то ли смерчи, то ли ливни, то ли просто очень большие волны, разбивающие лодку. Однако в целом это поверье объяснить куда легче, нежели предыдущее.
Из всех этих поверий наиболее примечательным является поверье об огромных живых камнях, которые лежат в ожидании плывущих лодок, гонятся за ними, прыгают на них и разбивают их вдребезги. Всякий раз, когда у туземцев появляется причина опасаться этих камней, все члены экипажа должны хранить молчание, поскольку смех и громкие разговоры привлекают камни. Иногда их можно увидеть на расстоянии выпрыгивающими из моря или движущимися по воде. Да и мне их показывали, когда мы плыли от Койатабу, и хотя я ничего и не увидел, однако туземцы, по всей очевидности, искренне верили в то, что они их видят. Однако лишь в одном я уверен – в том, что на несколько миль в округе никаких коралловых рифов на поверхности воды не было. Туземцы также довольно хорошо знают, что эти живые камни отличаются от любых рифов или отмелей, поскольку они двигаются, а, учуяв лодку, пустятся ее догонять, нарочно разобьют ее и раздавят людей. Эти опытные рыбаки никогда бы не спутали скачущих рыб с чем-то еще, хотя, говоря о живых камнях, они могут сравнивать их со скачущим дельфином или скатами (stingaree).