Таким образом, я показал, как туземцы встречают опасности моря; мы обнаружили, что главной идеей, лежащей в основании этого положения, является убеждение в том, что в случае кораблекрушения люди оказываются полностью в руках колдуний и что спастись от них можно только благодаря собственной магической защите. Эта защита состоит из обрядов и магических формул кайга’у, основные принципы которой нам тоже уже известны. Теперь же нам предстоит дать последовательное описание того, как совершается эта магия, когда толивага снаряжает экспедицию. Следя за ее ходом, мы должны рассказать и о том, как туземцы представляют себе кораблекрушение и каким, судя по их верованиям, должно быть поведение потерпевшего крушение экипажа.
III
Этот рассказ я приведу в строгой последовательности – так, как мне его рассказывали некоторые из наиболее опытных и известных тробрианских мореходов из Синакета, Обураку и Омаракана. Можно представить себе, что в точности такой же рассказ поведает ветеран-толивага своим усагелу на побережьи Йакум: именно такой рассказ слышат члены нашей экспедиции кула, рассевшиеся ночью вокруг костров. Один из стариков, широко известный и превосходный знаток кайга’у, гордящийся этим, расскажет свою историю, дотошно входя во все ее детали, хотя зачастую все остальные уже могли слышать все это раньше и даже помогать при совершении его магии. Затем он перейдет к крайне реалистическому описанию истории кораблекрушения, зримо обрисовывая каждый его момент так подробно, как если бы он и сам его пережил. Строго говоря, никто из ныне живущих туземцев не имеет никакого личного опыта такого рода катастроф, хотя многим и удавалось побеждать трудности штормовой погоды. Основываясь как на этом, так и на том, что они сами слышали о кораблекрушениях (таких, какими их представляет традиция), туземцы расскажут эту историю с характерной живостью. Таким образом, приведенное ниже повествование является не только суммой туземных верований, но и само по себе является этнографическим документом, представляющим ту манеру, в которой такого рода история была бы рассказана у костра на привале, причем одна и та же тема снова и снова повторялась бы одним и тем же рассказчиком, которому внимает одна и та же аудитория, – точно так же, как дети или крестьяне Восточной Европы слушают хорошо знакомые сказки или выдумки. Единственным отклонением от того, что при такого рода рассказе о кораблекрушении могло бы иметь место в реальности, является введение в текст магических формул. Рассказчик и впрямь мог бы повторить магические заклинания – но только повествуя при ясном свете дня, в своей деревне, в кругу близких родственников и приятелей. Однако произнесение заклинаний на маленьком островке посреди океана, да к тому же и ночью, было бы нарушением табу кайга’у; никогда и никто не прочел бы своих магических заклинаний при многочисленных слушателях – разве что в особых случаях во время бдения над телом покойного, где от людей ждут, чтобы они произносили свои заклинания вслух и в присутствии сотен слушателей.
Возвращаясь опять к нашей группе мореходов, сидящих под низкорослыми деревьями пандануса на острове Йакум, давайте же послушаем рассказ одного из спутников отважного Марадианы, теперь уже покойного. Рассказ этот слушает один из потомков великого Манийуву. Он расскажет нам, как ранним утром в день отъезда из Синакета, а иногда и на следующее утро, когда они покидают Мува, он совершает первый обряд кайга’у. Завернув кусочки леййа (корень дикого имбиря) в обрывок сухого бананового листа, он произносит над ним длинное заклинание гийорокайва, или кайга’у «Верха». Он говорит это заклинание в сам лист, свернутый в виде рожка с кусочком имбирного корня на дне, так, чтобы заклинание могло пропитать собой то вещество, которое должно быть заколдовано. Потом он сразу же заворачивает лист так, чтобы заключить в нем магическую силу, и колдун кусочком лыка или веревки привязывает этот сверток к своему левому плечу. Иногда он заколдовывает два кусочка имбиря и делает два сверточка: второй он повесит на шнурке ожерелья и будет носить у себя на груди. Наш повествователь, который является капитаном одной из лодок, будет, вероятно, не единственным из собравшихся вокруг костра туземцев, который носит сверток с заколдованным имбирем; ведь хотя толивага должен всегда совершать этот обряд так же хорошо, как и всю остальную магию кораблекрушения, но, как правило, и некоторые другие старейшие члены его экипажа ее тоже знают и тоже приготовили свои магические узелки.
Вот одно из заклинаний гийорокайва в том виде, в каком его старик прочитал над корнем имбиря:
Гийорокайва 1 (Леййа Кайга’у)
«Я покрою туманом Му’йува!» (повторяется). «Я покрою туманом Мисима!» (повторяется). «Туман поднимается; туман заставит их дрожать. Я покрою туманом перед, я застелю туманом тыл; я покрою туманом тыл, я застелю туманом перед; я наполняю все туманом, туман поднимается; я наполняю все туманом – туманом, который заставит их дрожать».
Это вступительная часть формулы, очень ясная и легко переводимая. Туман вызывается магически; слово «туман» повторяется с несколькими глагольными сочетаниями с применением ритмических эффектов и аллитераций. Выражение «дрожать» – майсиси – относится к особому поверию, согласно которому, когда колдун или колдунья приближается к жертве, а этот человек парализует из встречным заклинанием, они перестают ориентироваться и останавливаются, дрожа, на месте.
Главная часть этого заклинания начинается со слова ага’у – «я покрою туманом», которое, как все такого рода ключевые слова заклинаний, первым из всех интонируется в длинном и монотонном запеве, а потом быстро повторяется с рядом слов; потом слово ага’у заменяется выражением ага’у сулу, что означает «я покрою туманом и собью с пути», которое в свою очередь уступает место словам ага’у бода – «покрою туманом, застелю». Список слов, повторяемых потом с каждым из этих трех выражений, очень длинен. Он начинается словами «глаза колдуний»; потом «глаза морского краба». Потом, всегда со словом «глаза», перечисляются те животные, черви и насекомые, которые угрожают тонущим в море людям. Когда список исчерпан, повторяются названия различных частей тела, а в конце читается длинный перечень деревень с предшествующим ему словом ага’у, образуя такого типа фразы: «Я закрою туманом глаза женщин из Вавела» и т. д.
Давайте же реконструируем фрагмент этой средней части. «Я покрою туманом!..», «Я покрою туманом, я покрою туманом глаза колдуний! Я покрою туманом глаза малых крабов! Я покрою туманом глаза крабов-отшельников! Я покрою туманом глаза насекомых на берегу!..» и т. д.
«Я покрою туманом руку, я покрою туманом ногу, я покрою туманом голову, я покрою туманом плечи!..» и т. д.
«Я покрою туманом глаза женщин из Вавела; я покрою туманом глаза женщин из Кауласи; я покрою туманом глаза женщин из Кумилабвага; я покрою туманом глаза женщин из Вакута…» и т. д., и т. д.
«Я покрою туманом, отведу глаза колдуний; я покрою туманом, отведу глаза маленького краба!..» и т. д., и т. д.
«Я покрою туманом, закрою глаза колдуний, я покрою туманом, закрою глаза маленького краба…» и т. д., и т. д.
Легко заметить, каким длинным бывает это заклинание, – а особенно в средней его части, когда колдун часто возвращается к тому, с чего он начал и опять и опять повторяет ключевое слово с другими. По сути, можно это считать типичным тапвана, или средней частью длинного заклинания, где ключевые слова, так сказать, вставляются в разные другие выражения. Одна из черт этой средней части особенно замечательна, а именно то, что она начинается с тех существ, которые находятся внизу – крабов, насекомых и червей: к ним-то и взывают, хотя это заклинание и относится к типу гийорокайва, то есть магии «Верха». Это – часто встречающаяся непоследовательность: противоречие между идеями, воплощенными в заклинании, и теорией магии, в том виде, в каком она эксплицитно сформулирована информаторами. Части тела, перечисляемые в тапвана, относятся к самому заклинателю и его спутникам в лодке. Посредством этой части заклинания он окружает себя и своих спутников туманом, который делает их невидимыми для всех злых сил. После того, как длинная тапвана уже прочитана, следует последняя часть заклинания, которая в этом случае не распевается, но произносится низким, убедительным, нежным голосом.
«Я ударю по твоим бокам, я сверну твою циновку, твою выбеленную циновку из пандануса; я сделаю из нее покров для тебя; я возьму твою доба (юбку из травы), в которой ты спишь; я прикрою твою поясницу, останься там, храпи в своем доме! Я останусь один (здесь называется имя заклинателя). Я останусь на море, я поплыву!»
Эта последняя часть интересно высвечивает веру туземцев в мулукуауси. Мы встречаем здесь выражение той идеи, что тело ведьмы остается дома, покуда сама она путешествует по своим гнусным делам. Молилаква, колдун из Обураку, который сообщил мне это заклинание, так прокомментировал эту последнюю часть:
«Йойова бросает свое тело (инини вовола, что означает буквально «сбрасывает свою кожу»); она лежит и спит, мы слышим ее храп. Ее оболочка (капвалела, то есть ее внешнее тело, ее кожа) остается в доме, а она сама летит (титолела бийова). Ее юбка остается в доме, она летит голой. Если встретит людей, она нас съест. Утром она наденет свое тело и ляжет в своей хижине. Если мы прикроем ее бедра юбкой доба, она уже не сможет больше летать».
Это последнее высказывание относится к магическому акту прикрывания – как он выражен в последней части заклинания.
Здесь мы находим другой вариант поверья о природе мулукуауси, который нужно добавить к уже упомянутым выше. До этого мы встречались с поверием в разделение женщины на ту часть, которая остается в доме, и ту часть, которая летает. Однако в этом случае реальная личность локализована в летающей ипостаси, тогда как то, что остается, является «оболочкой». В свете этого поверия было бы неправильно воображать, будто мулукуауси, летающая часть, «посылается». Вообще такие категории, как «действующая сила», «посылаемое», «реальное я», «эманация» и т. п., могут прилагаться к туземным повериям лишь очень и очень приблизительно, а точное определение следует давать в терминах туземных формулировок.
Заключительная фраза этого заклинания, выражающая желание остаться одному в море, чтобы свободно плыть по волнам, свидетельствует о вере в то, что, помимо мулукуауси, никакая другая опасность не угрожает человеку, который на обломке разбитой лодки плывет по течению среди пенящихся волн штормового моря.
После произнесения этого длинного заклинания толивага, как он рассказывает нам в своем повествовании, должен совершить другой обряд – на этот раз над своим горшочком для извести. Вынув затычку, сделанную из свернутого листа пальмы и плетенного волокна, из той обожженной на огне и разукрашенной бутыли из тыквы, в которой он хранит известь, толивага произносит другое заклинание из цикла гийорокайва.
Гийорокайва 2 (Пвака Кайга’у)
«Там на Мурува, я поднимусь, я встану! Ива, Севатупа впереди – я грохочу, я разгоняю. Касабвайбвайрета, Намедили, Тобуритолу, Тобвебвесо, Таува’у, Бо’абва’у, Расараса. Они потерялись, они исчезают».
Это вступление, полное архаических выражений, подразумеваемых смыслов, аллюзий и имен собственных, очень неясно. Первые слова, вероятно, относятся к «столицам» колдовства: Мурува (или Муруа – остров Вудларк), Ива, Севатупа. Длинный перечень следующих потом собственных имен содержит в себе и несколько мифических, – таких, например, как Касабвайбвайрета, и некоторых других, которые я не могу объяснить, хотя слова Тобвебвесо, Таува’у и Бо’абва’у подразумевают, что это такой перечень, в котором фигурируют имена колдунов. Как правило, в такого рода заклинаниях перечень имен обозначает, что здесь перечислены все те, которые использовали и употребляли эту формулу. В некоторых случаях люди, о которых здесь упоминается, – явно мифологические герои. Иногда называется несколько мифических имен, а потом читается перечень имен существовавших в действительности людей, что создает своего рода родословную заклинания. Если называемые в этом заклятии имена являются именами предков, то все они относятся к мифическим личностям, а не к реальным пращурам[70]. Последние слова содержат выражения, типичные для кайга’у. Потом идет средняя часть.
«Я встаю, я убегаю от бара’у. Я встаю, я убегаю от йойова. Я встаю, я убегаю от мулукуауси. Я встаю, я убегаю от бово’у» и т. д. при повторении ключевых слов «Я встаю, я убегаю от…» вместе со словами, которые используются при описании летающих ведьм в разных соседних районах. Так, слово бара’у происходит из Муйива (остров Вудларк), где оно означает колдунью, а не колдуна, как в других районах массим. Слова йойова, мулукуауси в объяснении не нуждаются. Бово’у – это амфлетанское слово. Далее идут слова из Добу, Тубетубе и т. д. Потом повторяется целый период с добавлением «…от глаз» в середине каждой фразы, так что это звучит так:
«Я встаю, я убегаю от глаз бара’у. Я встаю, я убегаю от глаз йойова», и т. д. Ключевые слова «Я встаю, я убегаю от…» потом заменяются предложением: «Они сбиваются с пути», которое, в свою очередь, уступает место другому: «Море стало чистым». Вся эта средняя часть заклинания ясна и не нуждается в комментариях. Потом идет заключительный период (догина): «Я – манудери (маленькая птичка), я – кидикиди (маленькая морская птичка), я – поплавок лодки, я – кусок морской водоросли. Я сотворю туман, покуда он не покроет все, я окутаю все туманом, я сотворю завесы из тумана. Туман, я окутан туманом, я растаял в тумане. Море чисто, (мулукуауси) блуждают в тумане». Эта часть также не нуждается в специальном комментарии.
Это опять длинное заклинание типа гийорокайва, то есть заклинание, направленное против мулукуауси. В этом отношении оно вполне последовательно, так как в своей средней части обращено исключительно к мулукуауси.
После распевного произнесения заклинания над горшочком с известью его хорошо закрывают и не открывают вплоть до окончания путешествия. Надо отметить, что оба эти заклинания гийорокайва были произнесены нашим толивага в деревне или на берегу Мува и днем. Ведь, как было сказано выше, табу запрещает произносить их ночью или на море. С момента произнесения этих двух заклинаний толивага держит при себе оба заколдованных вещества – корень имбиря и известь в горшочке для извести. У него в лодке есть также и несколько камней, привезенных с Койа и называемых бинабина – в отличие от мертвого коралла, который называется дакуна. Над этими камнями в момент наступления опасности произносится заклинание Подземного мира, или гийотанава. Далее приводится формула этого типа – такая же короткая, какими они всегда бывают:
Гийотанава 1 (Дакуна Кайга’у)
«Мужчина, юноша, женщина, молодая девушка; женщина, молодая девушка, мужчина, юноша! Следы, следы стерты паутиной; следы стерты переворачиванием (того, на чем они были оставлены); я жму, я закрываю! Акулы из Дукутабуйа, я жму, я закрываю! Акулы из Кадувага, я жму, я закрываю, и т. д.». Называются поочередно акулы из Мува, Галейа, Бонари и Каулококи. Все эти слова являются названиями знаменитых частей моря в Тробрианской Лагуне и вокруг нее. Формула заканчивается следующими словами: «Я сжимаю твою шею, я открываю проход Кийава, я сбрасываю тебя вниз, о акула. Уходи под воду, акула; умирай, акула, умирай!»
Комментарий к вступительным фразам этого заклинания, данный мне моим информатором Молилаква из Обураку, был следующим:
«Этой магии учатся люди, когда они еще совсем молоды. Отсюда и упоминание о молодых людях».
Упоминание о стирании следов станет яснее благодаря приведенному ниже рассказу, из которого мы узнаем, что стереть следы, не дать акуле и мулукуауси ориентироваться по запаху – таковы главные заботы потерпевшего крушение экипажа. Центральная часть, равно как и окончание, относится только к акулам. Проход Кийава близ Тума упоминается в нескольких видах магических заклинаний, отвращающих злое влияние. Этот проход пролегает между главным островом и островом Тума и ведет к неизвестным регионам северо-западных морей.
Лучше всего процитировать здесь другую, очень драматичную формулу типа гийотанава. Ведь именно эта формула читается в критический момент крушения лодки. В ту минуту, когда моряки решают покинуть судно и прыгнуть в море, толивага встает и, медленно поворачиваясь кругом так, чтобы бросить свои слова на все четыре стороны света, громко произносит нараспев такое заклинание:
Гийотанава 2
«Пенься, пенься, бьющаяся волна, волна! Я войду в бьющуюся волну и выплыву за ней. Я войду в волну сзади и выплыву из ее бьющейся пены!
Туман, густеющий туман, окружающий туман, окружи, окружи меня!
Туман, густеющий туман, окружающий туман, окружи, окружи меня, мою мачту!
Туман, густеющий туман и т. д…, окружи меня, нос моей лодки.
Туман, и т. д…, окружи меня, мой парус.
Туман, и т. д…, окружи меня, мое рулевое весло.
Туман, и т. д…, окружи меня, мою оснастку.
Туман, и т. д…, окружи меня, мой помост».
И так далее, называя одну за другой все части лодки и ее принадлежности. Потом идет заключительная часть заклинания:
«Я отделяю небеса туманом, я заставляю море дрожать от тумана; я закрываю ваши пасти, акулы, бонубону (маленькие червяки), гинуквадево (другие червяки). Идите вниз, а мы поплывем наверху».
Эта магическая формула почти не требует комментариев. Ее начало очень ясно и необыкновенно выразительно описывает ту ситуацию, в которой оно произносится. Заключение прямо относится к главной цели этой магии, каковой является избавление от Преисподней, от опасных морских животных. Единственная неясность возникает в средней части, где ключевые магические слова «окутывать туманом» связываются с перечнем названий частей лодки. Я не уверен, надо ли это понимать в том смысле, что толивага хочет окружить туманом всю свою лодку так, чтобы ее не могли увидеть акулы и тому подобные твари, или же, напротив, собираясь вот-вот покинуть лодку и желая оторваться от тех ее различных частей, которые могли бы напасть на него и «съесть его», он, следовательно, хочет окружить каждую из них туманом, чтобы их ослепить. Эта последняя интерпретация вроде бы соответствует цитированному выше поверию, согласно которому определенные части лодки, а особенно резные человеческие фигурки на носу и мачте, борта лодки и некоторые другие ее элементы «съедают» потерпевших крушение людей. Но опять-таки в этом заклятии перечисляются не определенные части лодки, но каждая ее часть, что, несомненно, не соответствует этому поверию, так что вопрос следует оставить открытым.