Теперь перейдем к текстам остальных заклинаний, относящихся к вышеприведенному рассказу, но не приводимых там для того, чтобы не лишить его плавности. В первую очередь это заклинание кайтариа, – то самое, которое толивага, плывя со своей командой на отломанном поплавке лодки, произносит нараспев громко и медленно, чтобы привлечь к себе иравийака.
Заклинание кайтариа
«Я лежу, я буду лежать в моем доме, большом доме. Я навострю свой слух, я буду слушать рев моря – оно пенится, оно шумит. На дно Каусубийаи, приплыви, подними меня, возьми меня, доставь меня на берег Набонабвана». После этого идет предложение, содержащее такие мифологические аллюзии, которые мне не удалось истолковать. После этого идет главная часть заклинания:
«Рыба суйусайу вынесет меня наверх; моего ребенка, суйусайу, вынесет мне наверх; вещи моего ребенка, суйусайу, вынесет мне наверх; мою корзину и т. д.; мой горшочек с известью и т. д.; мою ложку для извести и т. д.; мой дом и т. д.; повторяя слова «рыба суйусайу, вынесет мне наверх» вместе с разными выражениями, описывающими снаряжение как толивага, так и его ребенка – возможно, члена потерпевшего крушение экипажа.
Заклинание (в той форме, в какой мне его сообщили) не имеет заключительной части: только начало повторяется после главной части. Не исключено, что и сам Молилаква, мой информатор, не знает заклинание до конца. Аборигены очень легко забывают такие магические формулы, которые, заучив их, никогда не используют и читают, может быть, раз в году во время траурной церемонии или по случаю, когда хотят произвести впечатление. Существует ярко выраженное различие между нерешительным и неуверенным изложением этого заклинания информаторами и той легкостью, с которой, например, распевает свои заклинания огородный маг, произнося их год за годом при всем народе.
Я не могу дать правильный комментарий мифологическим названиям Каусубийаи и Набонабвана, фигурирующим в первой части заклинания. Не мог я установить и того, что вообще означает эта часть – идет ли речь о самом маге, который отдыхает и слышит шум моря, или же здесь представлены ощущения рыбы, которая слышит призыв о помощи. В то же время значение средней части совершенно ясно. Суйусайу, этот синоним иравийака, является только его магическим именем, используемым только в заклинаниях, а не тогда, когда речь идет об обычных разговорах.
Другая формула, которую я должен здесь привести, – это другое заклинание гийорокайва, которое произносят при выплевывании имбирного корня на берег после спасения, а также при заклинании трав, которые затем кладут на берегу и придавливают камнем. Это заклинание тесно связано с мифом о происхождении кайга’у, который нужно здесь привести, чтобы сделать формулу понятной.
Когда-то очень давно, почти в начале мира, на Квайавата, одном из островов архипелага маршала Бенетта, жила семья, которая не соответствовала нашим представлениям о семейной жизни, но была вполне естественной в мире киривинской мифологии. Она состояла из мужчины Калайтайту, его сестры Исенадога и младшего брата – собаки по имени Токулубвейдога. Их имена, равно как и имена других мифологических существ, показывают, что изначально они должны были иметь своего рода описательный характер. Дога означает закрученный, почти кольцеобразный клык борова, используемый как украшение. Имя собачьего члена семьи могло означать нечто вроде «Человек с закрученными клыками на голове», а имя сестры – «Женщина, украшенная дога». Имя старшего брата имело в своем составе слово тайту, которое означает основную пищу туземцев (мелкий ямс) и глагол калай, означающий «надевать украшения». Однако, насколько я понимаю, из этой этимологии нам не удастся вывести ничего такого, что могло бы помочь истолкованию этого мифа. В буквальном переводе я приведу краткую версию этого мифа в том виде, в котором я услышал его в первый раз, когда сведения вызывался сообщать мне Молилаква из Обураку.
Миф Токулубвайдога
«Они жили в Квайавата; однажды Калайтайта отправляется рыбачить, входит в маленькую лодку (кево’у). За ним плывет собака. Он прибывает на Дигумену. Они ловят рыбу со старшим братом. Они поймали рыбу! Старший брат сидит на веслах; младший снова плывет за ним; плывет, возвращаются на Квайавата. Они умерли; пришел Модокеи, научился кайга’у у Токулубвайдога. Имя их матери, матери Токулубвайдога – Тобунайгу».
Это небольшой фрагмент дает нам неплохое представление о том, что представляет собой первый вариант – даже столь строго фиксированного типа повествования, как миф. Его необходимо дополнить исследованиями как мотивов поведения различных лиц, так и отношений одного события к другому. Так, из ответов на последующие вопросы ясно, что старший брат отказался взять с собой собаку на эту рыбалку. Тогда Токулубвайдога решил отправиться туда сам и, следуя за лодкой брата, приплыл на Дигумену. Брат удивился, увидев его, но тем не менее они взялись за работу вместе. Собака выловила больше рыбы, чем ее брат, что вызывало его зависть. Поэтому человек отказался забрать с собой собаку домой. Тогда Токулубвайдога прыгнул в воду, снова поплыл и благополучно прибыл в Квайавата. Соль этой истории в том, что собака смогла переплыть море, поскольку знала магию кайга’у, поскольку иначе акулы, мулукуауси или другие злые существа съели бы ее. Магию она узнала от своей матери, достойной Тобунайгу, которая могла преподать ей эту магию потому, что сама была мулукуауси. Другим важным аспектом этого мифа, также почти отсутствующим в первой из представленных мне версий, является его социологический смысл. Прежде всего мы встречаемся с очень интересным случаем, которому нет параллели в киривинской традиции: мать этих троих принадлежала клану Луквасисига. В то же время очень неадекватным является то, что собака, то есть животное из клана Лукуба, родилась в семье Луквасисига. Тем не менее она была членом этой семьи, о чем можно судить по ее словам: «Хорошо, я буду Лукуба, это мой клан».
Теперь эпизод ссоры между братьями приобретает особое значение, поскольку собака – единственное существо, которое мать научила магии кайга’у – не передала ее своему брату и своей сестре, которые принадлежали клану Луквасисига, и потому магия переходила из поколение в поколение только в клане самой собаки – Лукуба. Следует допустить (хотя мой информатор ничего об этом не знал), что Модокеи, научившийся магии у собаки, тоже был из клана Лукуба.
Подобно всем мифологическим праматерям, Тобунайгу не имела мужа, и это обстоятельство не вызывает у туземцев никакого удивления или комментария, так как физиологический аспект отцовства им неизвестен, в чем я мог неоднократно убедиться.
Сравнивая – благодаря расспросам – фрагмент мифа с его последующим расширенным вариантом, мы убеждаемся, что в предоставленной нам версии отсутствуют самые важные моменты. Связь событий, происхождение кайга’у, важные социологические детали приходилось буквально вытягивать из информатора, или, точнее сказать, надо было его склонять к тому, чтобы некоторые детали он раскрывал более подробно, касался связанных с мифом вопросов, и лишь затем, исходя из этого, приходилось собирать и соединять другие кусочки головоломки. И в то же время имена людей, несущественные подробности о том, что они делали и чем были заняты, – все это неизменно мне сообщалось.
Приведем теперь формулу кайга’у, которая, как было сказано, исходила от собаки, а в конечном счете – от ее матери.
Кайга’у Токулубвайдога
«Тобунайгу (повторяется), Манеманайгу (повторяется), моя мать – змея, я сам – змея; я сам – змея, моя мать – змея. Токулубвайдога, Исенадога, Матагагаи, Калайтайту; булумава’у табугу Мадокеи. Я укрою туманом перед; я завешу тыл; я укрою туманом тыл; я завешу перед».
В этом вступлении содержится первое призывание имени мулукуауси, от которой берет начало это заклинание. Парное дополнение к ней – Манеманайгу – согласно моему информатору, происходит от архаического слова нема, равнозначного сегодняшнему йама – рука. «Как есть правая рука к левой, так и Тобунайгу – к Манеманайгу», что было выражено как факт, хотя и не в столь грамматически правильной форме: «Вот правая рука, вот левая» (хлопая ими вместе), «так и Тобунайгу к Манеманайгу».
Правилен ли анализ моего информатора, этот вопрос должен оставаться открытым. Надо помнить, что магия воспринимается туземцами не как этнографический документ, позволяющий его интерпретировать и совершенствовать, но как орудие власти. Слова нужны здесь для того, чтобы действовать, а не чтобы их изучать. Такие вопросы, как смысл заклинаний, приводили, как правило, информаторов в замешательство, и потому нелегко объяснить какую-то формулу или получить правильный комментарий к ней. И тем не менее есть и такие туземцы, которые, очевидно, пытались докопаться до основ того, что представляют собой различные слова в магии. Переходя к дальнейшим комментариям, скажу, что предложение «Моя мать – змея и т. д.» Молилаква объяснил мне так: «Предположим, что мы натолкнулись на змею: она сейчас же исчезнет, она не остается: так же мы, люди: когда мулукуауси хватают нас, мы исчезаем». То есть мы исчезаем после произнесения этой магической формулы, поскольку в формуле заранее выражен желаемый результат. Описание поведения змеи, которое дал Молилаква, не соответствует, судя по моему опыту, естественной истории, но, вероятно, выражает лежащую в основе мысль о неуловимости змеи, что, естественно, является одним из метафорических образов, используемых в заклятии. После призывания змеи следует череда слов, являющихся мифическими именами. О четырех из них мы находим упоминания в вышеизложенном мифе, тогда как остальные неясны. Последнему имени, имени Модокеи, предшествуют слова булумавау табугу, которые означают «только что побывавший дух моего предка». Эти слова используются, как правило, в заклинаниях по отношению к действительным праотцам того, кто эти заклинания читает.
Средняя часть заклинания звучит так:
«Я закрою глаза колдуний из Китава; я закрою глаза колдуний из Кумвагейа; я закрою глаза колдуний из Ива; я закрою глаза колдуний из Гава и т. д., и т. д.», – следует перечисление всех деревень и островов, славящихся своими колдуньями. Этот список повторяется еще раз, с заменой выражения «Я закрою…» выражением «Я окутаю туманом», которое, в свою очередь, сменяется словами: «Роса окутывает». Эта средняя часть не нуждается в комментариях.
Окончание этой формулы звучит так:
«Я толкну твое тело, я возьму твою юбку духа, я прикрою твои ягодицы, я возьму твою циновку, циновку из пандануса, я возьму твою накидку. Я ударю тебя ногой, иди отсюда, лети над Тума, иди прочь. Я один на море (здесь упоминается имя заклинателя), я уплыву отсюда, хорошо». Эта последняя часть заклинания так похожа на окончание того заклинания, которое приводилось в начале этой главы первым, что и здесь не требуется комментариев.
Все представленные в этой главе данные о мифологии и магии основаны на туземной вере в летающих колдуний и поверьях, связанных с морскими опасностями, поверьях, в которых элементы реальности переплетены с традиционно фиксированными фантазиями таким образом, который, однако, свойствен человеческим повериям вообще. Но теперь пора возвратиться к экипажу наших мореходов на берегу Йаким: проведя здесь ночь, на следующее утро они оснащают мачты и с благоприятным ветром вскоре достигают вод Гумасила и Домдом.