вага: она была раскрашена и разукрашена как полагается, а роскошный парус из плетеного пандануса блестел на фоне голубого моря как золотой. Одна за другой, с интервалами в несколько минут, выплыли и другие лодки: все они плыли на расстоянии в несколько сот ярдов от берега, а потом, свернув паруса, они поплыли на веслах к берегу (фото XL). Это прибытие не было церемониальным, так как на этот раз целью экспедиции были не острова Амфлетт, а только Тробрианы, Вакута и Синакета; эти лодки становились лишь на промежуточную стоянку. И всё-таки это было крупное событие, особенно учитывая тот факт, что позже к флотилии собирались присоединиться лодки с Набвагета. Из примерно шестидесяти добуанских лодок около двадцати пяти примерно с 250 моряками на борту зашли в Набвагета, а другие направились к большей деревне Гумасила. Во всяком случае в деревне собралось примерно в пять раз больше народу, чем там бывало обычно. Обмен кула вообще не совершался, на берегу не дули в сигнальные раковины, и, как мне кажется, ни одна из сторон ни давала, ни получала подарки. Люди сидели группами вокруг хижин своих приятелей, а самые важные гости собрались возле дома Тобва’ина, главного начальника Набвагета.
Много лодок пришвартовалось вдоль побережья за пределами деревни, некоторые скрывались в маленьких заливчиках, а другие пристали на защищенном мелководье. Люди сидели на берегу вокруг костров, готовя себе пищу из продуктов, которые они привезли с собой в лодках. Одну только воду они и брали на острове, наполняя ею из ручьев сосуды, сделанные из скорлупы кокосового ореха. На берегу возле деревни было пришвартовано около дюжины лодок. Поздно вечером я пошел бродить по берегу, чтобы посмотреть, как они устраиваются на ночлег. В ясную лунную ночь маленькие костры отбрасывали слабые красные отблески: между двумя спящими всегда горел один костер из трех поленьев, постепенно передвигавшихся по мере сгорания. Люди спали, покрывшись большими жесткими циновками из пандануса; каждая циновка сгибалась пополам и в таком виде раскладывалась на земле, образуя нечто вроде миниатюрной, призматической формы палатки. Вдоль всего побережья тянулся почти непрерывный ряд спящих людей, перемежаемых кострами, а тусклые циновки были почти невидимы на песке в полнолунье. Судя по всему, это был очень чуткий сон, поскольку то и дело кто-то шевелился, выглядывал из-под своего укрытия, поправлял огонь и окидывал окрестности пытливым взглядом. Трудно сказать, что именно тревожило их сон больше всего: то ли москиты, то ли холодный ветер, то ли страх перед чарами, но я бы сказал, что, скорее всего, последнее.
Ранним утром следующего дня и без всяких предупреждений вся флотилия отчалила от берега. Около восьми часов последняя лодка вышла в море, где экипажи установили мачты и подняли паруса. Не было ни прощальных даров, ни звуков сигнальных раковин, и на этот раз добуанцы оставили место своего отдыха так же, как на него и прибыли – без церемоний или показов. На следующее утро к ним присоединились жители Набвагета. Я остался в деревне с несколькими калеками, женщинами и несколькими мужчинами, которые, возможно, остались для того, чтобы присмотреть за деревней, а может быть, специально для того, чтобы последить за мной и посмотреть, как бы я чего не натворил. Никто из них не был хорошим информатором. По моему недосмотру я пропустил бот, который двумя днями раньше пристал к острову Гумасила и отплыл без меня. При несчастном стечении обстоятельств и плохой погоде мне пришлось бы прождать в Набвагета несколько недель, а может быть, и месяцев. Возможно, мне и удалось бы уплыть на туземной лодке, но тогда наверняка мне пришлось бы отправиться в путь без полевой кровати, палатки и даже письменных принадлежностей и фотоаппарата, что сделало бы мое путешествие совершенно бесплодным. Мне очень повезло, что днем или двумя позже перед деревней Набвагета пришвартовалась моторная лодка, хозяин которой слышал о моем пребывании на островах Амфлетт. Благодаря этому я уже через час плыл обратно по направлению к Тробрианам по следам флотилии кула.
II
Когда на следующее утро мы медленно проплывали по каналам лагуны с ее опаловыми зелеными водами, когда я увидел флотилию из маленьких местных лодок с рыбаками, удящими рыбу в ее мутной воде, и на окружающем ее плоском берегу я увидел несколько хорошо мне известных деревень, мое настроение поднялось, и я почувствовал большое удовольствие, что оставил живописные, этнографически бесплодные острова Амфлетт ради Тробрианов, где у меня много прекрасных информаторов.
Более того: острова Амфлетт, в лице их жителей мужского пола, сами должны были вскоре присоединиться ко мне здесь. Я вышел на берег в Синакета, где каждый жил ожиданием того великого момента, который должен был вскоре наступить: ведь было известно, что добуанская флотилия скоро прибудет, хотя до сих пор не приходило никаких известий о месте ее нахождения. На деле же добуанцы, оставившие Набвагета за двое суток до меня, плыли медленно, при слабом ветре, на восток от моего курса и только этим утром добрались на Вакута.
Все слухи, доходившие до меня на островах Амфлетт о предварительных передвижениях тробрианских туземцев, оказались верными. Аборигены Вакута действительно побывали на востоке, на Китава, и привезли с собой много браслетов. Несколько позже Китава посетил вождь Киривина – То’улува, который вернулся оттуда пять или шесть дней назад, привезя с собой 213 пар браслетов. Затем в Киривина отправились жители Синакета и из этих 213 пар им удалось получить для себя 154. Поскольку в Синакета уже было до этого 150 пар, добуанцев ждало в общей сложности 304 их пары. Утром в день моего прибытия вернулся и экипаж синакетанцев из Киривина: они спешили домой для того, чтобы все приготовить к приему добуанцев. А новости о них мы получили в тот же самый день: эти новости передавались от одной деревни к другой и необыкновенно быстро дошли до нас из Вакута. Нам рассказали и о том, что флотилия увалаку будет в Синакета через два-три дня.
Это время я потратил на то, чтобы освежить мои знания об этой фазе кула, которую мне предстояло наблюдать, а также попытаться получить ясное представление о каждой детали всего того, что вскоре произойдет. В социологической работе исключительно важно хорошо знать заранее лежащие в основе события правила и главные его идеи, а особенно если в него вовлечены большие массы туземцев. В противном случае какие-то действительно важные события могут быть оттеснены на второй план совершенно несущественными и случайными действиями толпы, вследствие чего наблюдатель может и не понять значения того, что он видит. Несомненно, если кто-то сможет несколько раз повторить свои наблюдения за одним и тем же явлением, то сущностные и важнейшие черты выявятся благодаря их регулярности и неизменности. Однако если, как часто бывает в полевой этнографической работе, исследователь имеет возможность быть свидетелем публичного торжества только единожды, то ему необходимо заблаговременно изучить его, так сказать, анатомию, а потом сконцентрироваться на наблюдениях за тем, как эти общие принципы выражаются конкретно, оценить тон общего поведения, следы эмоций или страстей, и множество тех мелких, но значимых деталей, которые можно обнаружить только непосредственным наблюдением и которые проливают свет на реальные, личные отношения аборигенов к этому институту. Так что я занялся пересмотром моих давних заметок и их проверкой, придавая моему материалу детализированную и конкретную форму.
На третий день, в полдень, когда я сидел и делал записи, по деревням прошла весть о том, что заметили добуанские лодки. И действительно, пока я поспешал к берегу, далеко-далеко показались похожие на лепестки, парящие над горизонтом, паруса приближающейся флотилии. Я сразу прыгнул в лодку и поплыл в направлении мыса Кайкуйава, расположенного примерно в миле к югу от Синакета. Туда прибывали одна за другой добуанские лодки, экипажи которых опускали паруса и разбирали мачты. И вот, наконец, передо мной, пришвартовавшись, собралась вся флотилия, насчитывающая теперь свыше восьмидесяти лодок (см. фото XLVIII). По несколько человек от каждой лодки добрались вброд до берега, откуда они вернулись с большими охапками листьев. Я видел, как они мылись, натирались и – этап за этапом – украшали себя к празднику (см. снимок XLIX). Каждый предмет, прежде чем его использовать или надеть, заговаривался несколькими людьми в лодке. Украшениями, с которыми обращались особенно бережно, были неказистые на вид высушенные травы, вынимавшиеся из тех небольших емкостей, в которых они оставались с того времени, как они были заговорены на Добу. Теперь эти травы втыкались в браслеты. Все происходило очень быстро, почти лихорадочно, создавая скорее впечатление совершаемого второпях технического действия, нежели торжественной и детально разработанной церемонии. Однако церемониальная сторона событий должна была вскоре проявиться.
Когда приготовления закончились, вся флотилия компактно сгруппировалась, приняв не слишком правильный, но довольно упорядоченный вид: в каждом ряду было по четыре или пять лодок, а сами ряды следовали один за другим. В таком порядке они и отплыли, отталкиваясь от дна лагуны, слишком мелкой для того, чтобы идти по ней на веслах, и направились в сторону берега Синакета. Когда им оставалось около десяти минут пути до берега, мореходы начали дуть во все сигнальные раковины, и на лодках послышался говорок произносимых заклинаний. Из соображений этикета я не мог приблизиться к лодкам на такое расстояние, чтобы можно было видеть детали совершаемых обрядов, но мне говорили, что они были такими же, как и те, которые совершались тробрианцами по их прибытии на Добу, что было описано в главе XIII. Общее впечатление было очень сильным: таким было зрелище великолепно раскрашенных и в полном украшении лодок, быстро скользящих по зеленым водам лагуны по направлению к пальмовой роще: расположенная вдоль песчаного берега, сейчас она кишела ожидающими аборигенами. Однако, мне кажется, что прибытие Тробрианской флотилии к Добу должно быть куда более эффектным, чем даже это зрелище. Гораздо более живописный пейзаж, церемониальные удары веслами в форме листьев по глубокой воде, более сильное чувство опасности и напряженности (по сравнению с тем, которое ощущают жители Добу, прибывая с визитом к смиренным тробрианцам) – все это должно быть куда драматичней и производить большее впечатление, чем та сцена, которую я только что описал.