Когда до берега оставалось около двадцати метров, флотилия построилась в две шеренги, а лодка толи’увалаку оказалась с левой стороны первой шеренги. Когда все люди заняли это положение, в своем судне поднялся Кауйапору и громким голосом обратился к стоящим на берегу. Его слова, произнесенные на языке добу, сохранились в памяти слушателей и были мне пересказаны в тот вечер по-киривински. Он сказал:
«Кто будет первым в кула? Люди с Вакута или вы? Я думаю, что вы будете первенствовать! Принесите браслеты, одну полную корзину, две корзины, изловите свиней, нарвите кокосовых орехов, нарвите орехов бетеля! Ведь это моя увалаку. Скоро ты, о Коута’уйа, сделаешь увалаку, и тогда мы дадим вам много ваигу’а!».
Так говорил Кауйапору, обращаясь к своему главному партнеру Коута’уйа, второму вождю в Синакета. Он не обращался к То’удавада, самому главному вождю, поскольку не был его главным партнером.
Как только закончилась речь, Коута’уйа перешел воду вброд к берегу, неся в каждой руке пару браслетов. За ним следовал маленький мальчик, самый младший его сын, и дул в раковину. За ним шли еще двое мужчин, неся на плечах палку с подвешенными на ней несколькими парами мвали (браслетов), предназначенными для показа. Эта процессия шла по мелководью по направлению к лодке Кауйапору, к которому Коута’уйа, бросив браслеты на помост лодки, обратился с такими словами:
«Это вага (начальный дар)! В свое время я совершу увалаку на Добу, и ты возвратишь мне за это большой соулава (ожерелье) в качестве куду (равноценного дара). Теперь ты получишь еще много браслетов. В Синакета много браслетов. Мы знаем, что в Вакута было много браслетов. Вскоре ты и усагелу сойдете на берег, я поймаю свинью. Я дам тебе много провизии, кокосовых орехов, орехов бетеля, сахарного тростника, бананов!»
Пока он возвращался на берег, в воду вошла самая старшая из его жен, держа на голове корзину (пета) с парой браслетов. Эту корзину она поднесла к лодке Кауйапору. За нею тоже шел мальчик с сигнальной раковиной. Затем раздались звуки раковин со всех сторон берега, и люди поодиночке или группами стали отделяться от остальных и переходить вброд к лодкам. Они торжественно несли мвали, которые висели на палках или на вытянутых руках. Но та неумеренная нарочитость, заставившая положить одну пару браслетов в корзину, которая была бы слишком велика даже для четырех пар, была продемонстрирована только сделавшей это женой вождя. Все это продолжалось какие-то полчаса, пока заходящее солнце струило свой полыхающий пламенем свет в раскрашенные лодки, на золотой песок берега и на двигающиеся по нему бронзовые фигуры оживленных людей. Потом за несколько минут добуанские лодки были отчасти вытащены на берег, а отчасти пришвартованы, а сами мореходы рассеялись по семи деревням Синакета. Можно было увидеть, как они большими группами сидели на помостах, жуя бетель и беседуя с хозяевами по-добуански.
Добуанцы гостили в Синакета три дня. Время от времени звуки раковины сообщали о происходящих сделках кула, то есть о передаче одному из гостей пары браслетов. В Синакета собралась масса людей из других районов; каждый день толпами прибывали в свою столицу аборигены из внутренних деревень южной Бойова, а люди из Кубома, Луба и Киривина, то есть из центральных и северных районов, располагались в домах своих родственников, в хранилищах для ямса и под временными навесами. Если число гостей (то есть тех, кто прибыл с Добу, с островов Амфлетт и Вакута, и тех, кто присоединился к ним по пути) приближалось к восьмистам, то население Синакета насчитывало около пятисот человек. А учитывая, что около тысячи двухсот прибыло из других деревень, можно сделать вывод, что общее число людей в Синакета и вблизи него составило более двух тысяч.
Тробрианские аборигены позаботились, конечно, и о продовольствии. Добуанцы тоже привезли с собой значительное количество провизии. Кроме того, они получили дополнительно кое-какие овощи и свиное мясо и от хозяев. А вот рыбу они добывали в других деревнях Бойова. По сути дела, скаты, акулы и некоторые другие виды рыб являются теми единственными товарами, которые добуанцы получают по обмену по собственной воле. Вся же остальная торговля (подобно тому, как это делают на Добу жители Синакета) должна проводиться с тем сообществом, которое принимает гостей, то есть с Синакета. Жители Синакета в промысловых районах Бойова покупают те же самые изделия, которые они берут с собой на Добу, то есть корзины, горшки для извести, ложки для извести и т. д. Затем они продают это добу точно так же и с той же самой прибылью, как это было описано в главе XV. Как было сказано там же, человек из Синакета никогда не будет торговать со своим партнером, но только с некоторыми другими людьми с Добу. Партнеры только обмениваются подарками. Дары жителям Синакета от гостей с Добу называются вата’и, а от даров пари, предлагаемых жителями Бойова своим заморским партнерам, они отличаются только названием, а не своей экономической или социальной природой. Тало’и, или вручаемый им прощальный дар, как правило, существенней, чем вата’и.
Во время пребывания в Синакета добу ночевали на берегу или в своих лодках (см. снимки LIV и XX). Некоторые лодки, искусно оснащенные балдахинами из золотистых циновок, покрывающими часть судна, со своими раскрашенными корпусами, сияющими на солнце на фоне зеленой воды, производили впечатление каких-то фантастических лодок для увеселительных прогулок (см. снимок LV). Между ними бродили аборигены, оживляя Лагуну своим движением, разговорами и смехом.
Группы становились лагерем на берегу, варили пищу в больших глиняных горшках, курили или жевали бетель. Среди них прогуливались большие группы тробрианцев, разглядывавших гостей тактично, но с любопытством. Присутствие женщин не бросалось в глаза, и я не слышал никаких скандалов в связи с интригами, хотя они могли иметь место.
III
Утром четвертого дня вновь зазвучали сигнальные раковины, хотя в последний из трех дней их было почти не слышно. Это был сигнал к отъезду. В лодки складывали провизию и небольшие подарки, тало’и. В конце принесли и несколько мвали – тоже под звуки раковин. Добуанские лодки отплывали одна за другой без каких-либо церемоний или прощальных речей.
Их возвращение было также прервано предписываемой обычаем стоянкой для рыбной ловли: на этот раз они ловили рыбу, а не моллюсков. Часть флотилии остановилась у берега Мува, но большинство встало лагерем на берегу Сусува, на полпути между Синакета и Вакута, где рыбу ловят с помощью отравленного корня, который они для этой цели привезли с Добу. На этот раз они провели на Сусува и Мува три дня, а потом поплыли на Вакута, чтобы получить там тало’и. Дальнейший их путь я не мог бы проследить шаг за шагом, но впоследствии я слышал, что они быстро и без каких-либо происшествий добрались до дома.
Их танарере на берегу Сарубвойна – то есть состязательный показ трофеев – дал более или менее следующие результаты: из Синакета они получили 304 браслета; из Вакута – 344 браслета. Таким образом, всего их было 648. Так как собственно в увалаку из Добу участвовало около шестидесяти лодок – то есть не считая аборигенов с островов Амфлетт и Вакута, которые присоединились по пути и появились перед Синакета, – в этой экспедиции участвовало в лучшем случае около пятисот туземцев с Добу. Среди них было не больше половины взрослых, участвующих в кула мужчин. Так что в среднем на каждые пять мужчин приходилось в среднем примерно тринадцать браслетов. Некоторым досталось не более одной пары, некоторым, возможно, не досталось ни одной, тогда как предводители получили их в больших количествах.
В одной из следующих глав мы проследим за передвижениями по крайней мере некоторых из тех, кто собрался в Синакета из других районов в связи с кула. Прошло всего несколько дней, и все они полностью рассеялись, а деревня обрела свой обычный вид и вернулась к повседневности.
Глава XVIIМагия и кула
I
При рассказе о различных обычаях и действиях во время кула мне приходилось на каждом шагу углубляться в описание магических обрядов и в анализ заклинаний. Это было необходимо прежде всего потому, что, согласно представлениям туземцев о кула, магия кажется им чем-то первостепенным. Кроме того, все магические формулы раскрывают саму суть верований и иллюстрируют типичные идеи столь досконально и выразительно, что никакая иная дорога не смогла бы подвести нас прямиком ко внутреннему миру аборигена. И наконец, существует непосредственный этнографический интерес к познанию деталей магического действа, оказывающего столь большое влияние на племенную жизнь и столь глубоко проникающего в ментальный склад туземцев.
Теперь необходимо дополнить наши знания о магии и собрать все разрозненные данные в единую связную картину. До сих пор многочисленные рассыпанные тут и там замечания и множество конкретных деталей не составляли общего представления о том, что значит магия для туземцев, как они понимают действие магических сил, каковы их затаенные и выражаемые воззрения на природу магической силы. Собрав весь материал, который уже был представлен в предыдущих главах, и дополнив его туземными и этнографическими комментариями, мы сможем прийти к определенному синтезу в отношении киривинской магии.
Все те данные, которые уже были собраны, обнаруживают исключительную важность магии в кула. Однако если бы мы рассматривали какой-либо другой аспект племенной жизни этих аборигенов, то тоже обнаружилось бы, что всякий раз, когда их заботит что-либо, имеющее жизненное значение, они призывают на помощь магию. Без преувеличения можно сказать, что в соответствии с их представлениями магия управляет человеческими судьбами, что она наделяет человека силой властвовать над силами природы и что она является оружием и броней против тех многочисленных опасностей, которые теснят его со всех сторон. Таким образом, в том, что наиболее существенно для человека, то есть в вопросах его здоровья и телесного благополучия, он является не более чем иг