ии к слову бомала. Если где и есть такой след, то его можно найти в употреблении слова бома, которым называется табуированная роща, в которую людям обычно не позволяют входить и где можно найти охраняемые традицией места – часто это отверстия в земле, из которых вышли первые люди и появилась первая магия. Выражение тобома (приставка то– означает личное местоимение) обозначает человека высокого ранга, но вряд ли сакрального человека.
IX
Наконец, несколько слов следует сказать о социологическом или церемониальном обрамлении магии. Часто упоминалось о простоте обрядов и о их вещественном характере. Об этом упоминалось в связи с постройкой лодки, да и в земледельческой магии мы обнаружили в равной степени простые и чисто деловые действия. Называя магические действия «церемониальными», мы имеем в виду, что они происходят при большом стечении народа и при соблюдении как зрителями, так и исполнителями, определенных правил поведения – таких, как всеобщее молчание, почтительное внимание к тому, что делается (по крайней мере, выказывая определенный интерес). Если же во время той же самой работы человек быстро совершает магическое действие, пока остальные разговаривают и смеются, оставляя его совершенно в стороне, то это накладывает на магические действия определенный социальный отпечаток и не позволит нам использовать термин «церемониальный» в качестве отличительного признака магических действий. Некоторые из них действительно имеют этот характер. Например, тот инициирующий обряд, с которого начинается ловля калома, требует присутствия всей флотилии и определенного поведения со стороны экипажей, в то время как маг совершает обряд за всех их, но с их помощью – с помощью сложных маневров флотилии. Подобные обряды можно встретить в двух-трех системах магии рыбной ловли и в нескольких обрядах земледельческой магии в определенных деревнях. И впрямь: инициирующий обряд земледельческой магии повсюду связан с церемониальным исполнением. Земледельческий обряд, связанный с церемониальным приношением пищи духам и происходящий в присутствии всех жителей деревни (эта сцена запечатлена на снимке LIX), описан мною в другой работе[86]. Некоторые обряды военной магии подразумевают активную помощь большого числа людей и имеет форму больших церемоний. Таким образом, мы видим, что магические обряды могут быть или не быть церемониальными, но что церемониальность ни в коем случае не является выдающейся или универсальной чертой тробрианской магии.
X
Мы видели, что табу связаны с магией в той мере, в какой их соблюдает маг. Однако существуют определенные формы ограничений, устанавливаемых с особыми целями и связанными с магией в несколько иной форме. Так, институт под названием кайтубутабу включает, как мы видели, запрет на употребление кокосовых орехов и орехов бетеля, связанный с особой магией, способствующей их росту. Существует также и защитное табу, применяемое для предотвращения кражи зреющих плодов или орехов, находящихся слишком далеко от деревни, чтобы их можно было сторожить. В таких случаях на дереве или рядом с ним на маленькой палочке помещается небольшая частица заколдованного вещества. Заклинание, произносимое над этим веществом, – это «условное проклятие», если воспользоваться великолепным термином, введенным профессором Вестермарком (Westermarck). Условное проклятие падет на каждого, кто коснется плодов этого дерева, и принесет ему ту или иную болезнь. Это единственная форма магии, в которой содержится обращение к личности, потому что в некоторых этих заклинаниях лесного духа токвая приглашают поселиться на кайтапа’ку, то есть на палке с веществом на ней, и стеречь плоды. Такого рода небольшие отступления от общей тенденции туземных поверий можно встретить всегда. Иногда они содержат в себе что-то важное, ведущее к более глубокому пониманию фактов, иногда они ничего не значат и только подчеркивают, что невозможно найти абсолютную последовательность в человеческих верованиях. Определить, с каким именно случаем мы имеем дело, можно лишь благодаря более глубокому анализу и сравнительному изучению сходных явлений.
XI
Чтобы дополнить обзор всех характерных особенностей магии, я вкратце упомяну здесь об экономическом аспекте положения мага, хотя относящиеся к этому вопросу данные уже приводились и были рассыпаны в предыдущих главах. Я говорил о том, что магия наследуется по материнской линии, и о том, что отступлением от этого правила является наследование магии от отца к сыну и передача магии путем ее продажи (глава II, раздел VI, и глава VI, раздел VI, пункт (5)). Последняя сделка может проходить под двумя названиями, которые на деле означают две сущностно различные операции: покала – плата тому родственнику по материнской линии, от которого человек собирается получить магию, и лага, или покупка магии у постороннего. Только определенные формы могут свободно переходить из одного клана или субклана к другому, и могут покупаться в соответствии с системой лага. Большинство магических систем имеют локальный характер и могут передаваться исключительно в рамках одного и того же субклана с временным отклонением от принципа, когда знание магии сын получает от отца; однако в этом случае магия должна снова вернуться в субклан отца. Еще одной экономической чертой магии является та плата, которую маг получает за свои услуги. Существует много видов платы, некоторые из них временно даются индивидом за выполнение определенного магического действия, например, черной или лечебной магии. Выплаты другого типа осуществляются через регулярные интервалы всем сообществом, как это имеет место в случае земледельческой магии или магии рыбной ловли. В некоторых случаях плата бывает значительной как при колдовстве, при совершении магии дождя или хорошей погоды и земледельческой магии. В других же случаях плата едва ли превышает цену чисто формального подарка.
XII
До сих пор мы имели дело с общими характеристиками магии Бойова (Тробрианов). Это было сделано на основе представленного в этом томе материала только с немногочисленными примерами из других ответвлений магии. Итоги можно подвести следующим образом: магия представляется аборигенам чем-то отдельным и является особой, сущностно человеческой силой – автономной и независимой в своем действии. Эта сила является неотъемлемым свойством определенных слов, произносимых при совершении определенных действий человеком, уполномоченным делать это благодаря его социальным традициям и выполнению определенных предписаний. Слова и обряды обладают этой силой сами по себе, а их действие непосредственно и не опосредовано какой-либо иной силой. Их сила не выводится из силы духов, демонов или сверхъестественных существ. Ее не считают чем-то взятым у природы. Вера в силу слов и обрядов как в фундаментальную и не сводимую к чему бы то ни было силу является предельным базовым догматом их магического кредо. Таким образом, мы имеем сложившиеся понятия, которые человеку никогда нельзя трогать, изменяя или улучшая заклинание, а традиция является тем единственным источником, от которого их можно производить; магия дана людям в незапамятные времена, и спонтанно она возникнуть не может.
Это естественным образом подводит нас к изучению следующей стадии – того, как действуют магические слова и обряды. Очевидно, что единственным способом получения правильной информации является анализ и сравнение большого числа заклинаний, подлинность которых надежно проверена, а также скрупулезно записанных обрядов. Даже и собрание магии кула, отчасти приведенной здесь в вольном переводе, позволит нам прийти к некоторым интересным заключениям. Однако мы можем продвинуться еще дальше с помощью лингвистического анализа. К этому исследованию мы и приступим в следующей главе.
Глава XVIIIСила слов в магии. Некоторые лингвистические данные
I
Цель этой главы в том, чтобы показать – путем лингвистического анализа двух магических текстов и путем общего обзора большего количества подобных текстов, – какого рода слова, по мнению туземцев, оказывают магическую силу. Это, конечно, не означает, что мы ошибочно думаем, будто туземные составители и изобретатели магии обладают теорией действенности слов, и реализовали ее практически путем изобретения формул. Однако в качестве преобладающих в обществе моральных идей и правил, хотя и не кодифицированных, магическая теория может быть установлена путем анализа общественного поведения; изучая обряды и манеры, мы определяем лежащие в основании принципы закона и приличий; как, изучая обряды, мы видим некоторые определенные принципы верований и догматов, так, анализируя непосредственное словесное выражение определенных способов мышления в магических формулах, мы можем справедливо предположить, что эти способы мышления должны так или иначе руководить теми, кто их создал. Та точность, с которой мы должны представлять отношение между типичным способом мышления в обществе, с одной стороны, и устойчивыми, выкристаллизовавшимися результатами этого мышления – с другой, представляет собой проблему социальной психологии. Для этой отрасли науки мы, этнографы, обязаны собирать материал, однако не должны посягать на ее область исследования.
Однако следует еще раз подчеркнуть, что, как бы мы ни представляли себе возникновение заклинаний, их нельзя считать созданием одного человека, поскольку, как было сказано раньше, если мы рассмотрим какое-либо из них – но не глазами аборигенов, а в качестве посторонних исследователей, то мы обнаружим, что каждое заклинание выказывает несомненные признаки того, что оно является собранием лингвистических дополнений разных эпох. Практически в каждом из них имеется немало архаичного, но ни одно из них не несет в себе следов того, что оно дошло до нас в той же форме, в которой оно существовало несколько поколений назад. Таким образом, можно сказать, что заклинание постоянно принимает новые формы, переходя по цепочке от одного мага другому, каждый из которых оставлял на нем свою печать, какой бы маленькой она ни была. В основе всех закономерностей, всех обнаруживаемых в заклинаниях типичных черт лежит общее отношение к вопросам магической веры, общее для всех следующих друг за другом обладателей.