Начав со смысла магических выражений, мы увидели, что в этом отношении они достаточно просты и непосредственны. Большинство ключевых слов просто констатируют магическое действие – например, когда в одном из заклинаний ключевое слово напувойе – «я сообщаю магическое свойство (скорости)» или в другом с его ключевыми словами: «празднично раскрашивать в красное, празднично надевать венок» просто описывается то, что делает маг. Гораздо чаще основные выражения заклинания, то есть начальные слова и ключевые слова заклинания, указывают на его цель – как, например, когда в магии лодки мы находим слова и выражения, обозначающие скорость, или, в магии кула, обозначения для успеха, обильных трофеев, возбуждения, красоты. Еще чаще цель магии заявляется метафорически, с помощью сравнений и двойных значений. В других частях заклинания, где магический смысл заключен не столько в отдельных словах и выражениях, сколько в эксплицитной фразеологии и длинных периодах, мы обнаруживаем такие преобладающие черты: перечни имен предков; взывание к духам предков; мифологические аллюзии; сравнения и преувеличения; пренебрежительный контраст между спутниками и заклинателем. Большая часть этих средств выражает предчувствие благоприятных результатов, которые являются целью заклинания. Кроме того, некоторые части заклинаний содержат систематические, дотошные перечисления, когда заклинатель называет одна за другой все части лодки, последовательные этапы путешествия, различные товары и ценности кула, части человеческой головы и те многочисленные места, откуда, как полагают, появляются летающие ведьмы. Такие перечисления, как правило, преследуют цель почти педантичной полноты.
Переходя к фонетическим характеристикам, мы видим, что слово зачастую используется в форме, весьма отличной от той, в которой оно употребляется в обыденной речи, и что оно значительно изменено и по форме, и по звучанию. Такого рода фонетические признаки особенно заметны в главных словах – то есть в ключевых словах и словах начальных. Иногда они усечены, но гораздо чаще они снабжены добавлениями – такими, как симметричные или противоположные по смыслу аффиксы, а словообразующие компоненты добавляются ради звучания. Этими средствами достигаются ритмические, аллитерационные и рифмические эффекты, часто усиленные и акцентированные реальными гласными ударениями. Мы обнаруживаем игру слов с помощью симметричных пар звуков с такими противоположными значениями, как мо– и ви– или мвана– и вина-, (обе пары означают «мужское» и «женское» соответственно), или -мугва (старый) и -ва’у (новый), или ма(здесь) и ва– (там), и т. д., и т. п. Особенно часто мы встречаем приставку бо-, несущую смысл ритуального или табуированного, с ее дериватом бомала, или со смыслом «красный», «праздничный», происходящим от бу’а (орех арека); такие звукоподражания, такие как сидиди илисайдиди, татата, нумса, имитирующие шум скорости, завывание ветра, шелест паруса, свист листьев пандануса, или же тудуду – подражание раскатам грома; или ритмическая, выразительная (хотя, возможно, и не впрямую звукоподражательная) фраза:
Га’у, йага’у, йагага’у, йага’у, боде, бодегу.
XIII
Если же мы теперь обратимся к вопросу о веществах, применяемых в магических обрядах в качестве средств ритуального перенесения заклинания, то в магии лодки мы обнаружим сухую траву лаланг, сушеные листья банана, сушеные листья пандануса – все это используется в магии легкости. Вялую картофелину используют для того, чтобы лишить лодку тяжести, хотя в других случаях тяжести лишают с помощью пучка травы лаланг. Листья нескольких кустарников и сорняков, которыми туземцы, как правило, обтирают свою кожу после купания, применяются для магического очищения корпуса лодки, а палка и факел используются в других обрядах экзорцизма. В обряде, связанном с раскрашиванием лодки в черное, используются обугленные остатки некоторых легких веществ (таких, как трава лаланг, гнездо маленькой быстрой птицы, крылья летучей мыши, скорлупа кокосового ореха и веточки очень легкого дерева мимозы).
Легко заметить, что используемые здесь вещества не меньше слов связаны с целью магии – то есть с приданием легкости, скорости и способности летать.
В магии кула мы обнаруживаем орехи бетеля, растолченные с известью в ступке: этой смесью пользуются для раскрашивания в красное носа лодки. Орех бетеля, после того как его заколдуют с произнесением прельщающего заклинания, также дают партнеру. Ароматическую мяту, сваренную в кокосовом масле, и корень имбиря также используют в мвасила. Частью снаряжения являются сигнальная раковина, косметические средства, над которыми было произнесено заклинание на берегу Сарубвойна, а также узелок лилава. Все применяемые в этой магии вещества связаны или с красотой и привлекательностью (орех бетеля, косметика, мята), или с возбуждением (сигнальная раковина, жеванный орех бетеля). Поэтому магия служит здесь не конечной цели (которой является получение ценных предметов), но цели промежуточной – то есть понравиться своему партнеру, привести его в состояние возбуждения в связи с обменом кула.
XIV
В завершение этой главы я хотел бы привести несколько полученных у аборигенов текстов. В предыдущих главах я не раз предоставлял слово аборигенам, выступавшими с высказываниями и рассказами, которые я цитировал. Теперь я хотел бы представить некоторые из тех реальных лингвистических данных, откуда я взял эти цитаты. Многие высказывания туземцев были записаны тогда же, когда они произносились. Всякий раз, когда я слышал туземное высказывание о каком-либо важном вопросе, характерную мысль, лаконичную формулировку или даже нечто туманное и неясное по смыслу, я быстро записывал их от руки прямо во время разговора. Многие такие тексты – помимо их лингвистической ценности – послужат нам документами, воплощающими туземные представления без каких-либо чуждых примесей, показав также тот длинный путь, который лежит между необработанными высказываниями аборигена и его эксплицитным этнографическим представлением. Ведь с первого взгляда в этих текстах нас сильнее всего поражает их крайняя лапидарность, скудность информации, которую они якобы содержат. Изложенные в сжатом, бессвязном и, можно сказать, телеграфном стиле, они как будто лишены почти всего, что могло бы пролить свет на предмет нашего исследования: ведь в них отсутствует сочетание идей и они содержат очень мало конкретных деталей и совсем немного реально уместных обобщений. Однако нужно помнить, что независимо от ценности таких текстов они являются не единственным и даже не самым важным источником этнографической информации. Исследователь должен читать их в контексте племенной жизни. Многие обычаи поведения и те социологические данные, которые в текстах едва упомянуты, этнограф узнает путем личных наблюдений и непосредственного исследования объективных проявлений и данных, относящихся к их социальному устроению (сравни замечания о методе во «Введении»). С другой стороны, более глубокое знание и знакомство со средствами языкового выражения повышают значимость самого языка для того, кто не только знает, как его используют, но и пользуется им сам. Наконец, если бы аборигены могли дать нам правильные, эксплицитные и последовательные сообщения о своей племенной организации, обычаях и представлениях, то никаких трудностей в этнографической работе не было бы. К сожалению, абориген не в состоянии вырваться из своей племенной атмосферы и посмотреть на нее объективно, но даже если бы он мог это сделать, то у него не было бы достаточных интеллектуальных и языковых средств выражения. Поэтому этнографу приходится собирать объективные данные – такие, как карты, планы, генеалогии, перечни собственности, отчеты о наследовании, переписи населения деревенских сообществ. Он должен изучить поведение аборигена, беседовать с ним при всевозможных обстоятельствах и записывать его слова. А потом, на основании всех этих разнородных данных, создать свой синтез – картину общества и индивидов в нем. Я обращал внимание на эти аспекты метода уже во «Введении» и здесь я хочу только проиллюстрировать это на языковом материале, непосредственно представляющем некоторые мысли аборигенов по этнографическим вопросам.
XV
Прежде всего я приведу здесь текст по вопросу о первенстве в мореплавании, которое, как было сказано в главе IX, является привилегией одного из субкланов в Синакета. Я обсуждал с Тойбайоба из Синакета, очень хорошим информатором, обычаи, связанные со спуском лодок на воду, пытаясь, как обычно, добиться, чтобы мой собеседник как можно теснее придерживался конкретных деталей и как можно полнее описывал последовательность событий. В его рассказе прозвучала такая фраза:
«Толабвага спускает свою лодку первым; этим очищается лицо моря».
И тогда я почувствовал, что в поле моего зрения попала новая тема, а когда я подвел к ней моего информатора, я получил следующий рассказ, который я приведу здесь фраза за фразой:
Субклан Толабвага и его привилегии в мореходстве
Субклан Толабвага относится к клану Луквасисига и проживает сейчас в Каси’етана. В живых остались только один мужчина и две женщины.
Это они сказали бы, передавая свою магию собственным потомкам мужского пола.
Комментарий информатора
Комментируяя выражение «биталивидаси балома» из фразы 3, мой информатор сказал:
Буквальный перевод передает слово за словом индивидуальный смысл каждой частицы и каждого корня в соответствии с определенной грамматической и лексикографической схемой, которая была приспособлена к этому тексту, как и к нескольким сотням других. Здесь я не имею возможности представить комментарий и аргументацию по поводу лингвистических деталей, которые были бы вполне понятны исследователю Меланезии, хотя и он, тем не менее, смог бы найти в моем переводе некоторые новые и даже противоречивые черты. А вот другим читателям эти детали мало интересны. В этом переводе я не учитывал разницы между инклюзивной и эксклюзивной формами глаголов первого лица в двойственном и множественном числах. Из тех двух времен, которые фигурируют в этом тексте, нарративное (повествовательное) время передано настоящим временем, а потенциальное – добавлением слов «могло бы. В скобках указано специальное значение слова в его контексте или добавлены некоторые комментарии.
Вот как звучит этот текст в свободном переводе:
Свободный перевод
1. Лодку Толабвага следовало бы спустить на воду первой; этим очищается лицо моря.
2. Потом спускают на воду лодки всех вождей и рядовых членов сообщества.
3. Если бы мы спустили нашу лодку первыми, духи (предков) разгневались бы на нас; мы поплыли бы на Добу и не получили бы там ни свиней, ни ожерелий.
4. То же самое происходит, когда связывают лодку: вначале Толабвага должен был бы связать ее бечевой, а потом – мы.
5. Во время путешествия на Добу Толабваге не следовало бы плыть впереди, так как их первенство кончается на берегу Синакета.
6. На море все зависит от нашей воли, и если чья-то лодка плывет быстро, то этот человек и будет первым.
7. Они (Толабвага) не распоряжаются флотилией лодок.
8. На Добу первыми нужно было бы быть вождям; вожди прибыли бы туда во главе флотилии.
9. Однако превосходство субклана Толабвага кончается уже здесь, в деревне.
10. Магия кула и магия лодки, принадлежащая субклану Толабвага, уже перешла в руки женщин этого субклана.
11. (Эти женщины могли так сказать своим сыновьям): «Мы дадим вам магию, магическое наследство, и вы с этих пор будете им править».
12. Когда духи становятся злы, они говорят нам: «Почему Толабвага не первые, а вы, меньшие вожди, впереди? Разве не Толабвага – чистильщики моря?»
13. Когда мы поступаем плохо, они (духи) гневаются, их ум полон злобы, ведь они хотят, чтобы мы держались старых обычаев.