Ты о моей лихой беде ей, ликом ясной, передай.
О том, что, сир в плену обид, всем миром я давно забыт,
Той, что томиться мне велит в ночи ненастной, передай.
Что, словно сыч, я день-деньской один с лихой своей тоской,
Ты ей, отнявшей мой покой и безучастной, передай.
Потоком бедствий бытия сокрушена вся жизнь моя, —
Когда умру — как умер я в тоске напрасной, передай.
К моей Лейли лети, спеши, мои страданья опиши —
Рассказ, как бедствует в глуши Меджнун несчастный, передай.
И — как, увы, она чужда и сердцем как она тверда,
Как властью надо мной горда, — ей, злой и властной, передай.
Скажи, как на весах невзгод весом ее жестокий гнет, —
Мольбу — мол, может быть, придет — ты ей, бесстрастной передай.
О ласковый мой ветерок, друг моих бедствий в тревог,
Ей зов того, кто изнемог в беде всечасной, передай.
Покинул я ради нее мое убогое жилье, —
Ты ей стенание мое — мой зов безгласный передай.
Она — мой луч, она — мой свет, она — очам моим рассвет, —
Ты ей, как мучусь я от бед в судьбе злосчастной, передай.
Зачем ей знать мою беду, мою безмерную страду?
Ты ей, что жертвой я паду, на все согласный, передай.
И знаю я: Машраб умрет, — так повелел мне небосвод, —
Ты это ей, чья речь — как мед, — ей, сладкогласной, передай.
Оставлю Наманган и дом, — кому есть дело до меня?
Умру я в городе чужом, — кому есть дело до меня?
Я в мире хмель любви обрел, кипел я страстью, как котел,
Я этот бренный мир прошел, — кому есть дело до меня?
Любовь горька и тяжела: она, послав мне бремя зла,
Меня безумцем нарекла, — кому есть дело до меня?
И оставаться здесь невмочь, и нету сил уйти мне прочь,
И пыл любви не превозмочь, — кому есть дело до меня?
Страдать ли здесь от жгучих ран, уйти ль обратно в Наманган,
Пойти ль к пределам дальних стран, — кому есть дело до меня?
Как горек этот дол, Машраб, не знают люди, как ты слаб,
Уйти отсюда, но куда б? — Кому есть дело до меня!
О, как меня томишь ты злом, — когда ж ему конец придет?
Мне ноги вяжешь ты узлом, и как распутать узел тот?
Едва я твой заслышал зов, пошел скитальцем я бродить,
Я свыкся с лаем твоих псов, и кто ж от них меня спасет!
Весь мир в мученьях изнемог, томясь в сетях твоих кудрей,
Но как порвать хоть волосок весь мир опутавших тенет?
Морям любви не знать препон, и рек любви не заградить,
А ты — ты ставишь им заслон, и кто ж, скажи, его сметет!
Ну что ж, обрядом обойди вокруг Каабы всех сердец,
Но сердце хоть в одной груди разрушишь — рухнет горний свод!
Терпи безумие, смирясь, Машраб, ты истиной пленен,
А сокровенной тайны вязь узлы не прочно ли плетет?
При жизни ли влюбленный любимую узрит
Иль будет, изможденный, разлукою убит?
Сжигаем ли гореньем он будет одинок
Иль соловьем весенним он розу истомит?
Усталым, изнемогшим в разлуке я томлюсь, —
Моим очам поблекшим ты явишь ли свой вид?
Сказал я сердцу: «Встречи с любимою не жди!»
А сердце: «Что за речи! Кто ж нас разъединит!»
Мне, кравчий, сердце студит, налей, — да стану пьян, —
Иначе кем же будет мой кубок сей налит?
Любимая, на части мне душу рвет любовь, —
Придешь ли ты? От страсти стенаю я навзрыд.
Машраб, от века муки тебе даны судьбой, —
О, кто ж, друзья, в разлуке мне выжить пособит?
В губительном огне меня сожгла красавица,
Спалила сердце мне огнем дотла красавица.
Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил,
Я пел, как соловей, — мне не вняла красавица.
Ресницы-острия мне грудь язвили муками, —
О, как же месть твоя мне тяжела, красавица!
О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, —
Меджнуном в страны мук меня гнала красавица.
И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами,
О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица!
И был уж я ведом к концу моему смертному,
Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица.
И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами,
И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица.
И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям:
Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица.
Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик,
Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг.
Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника,
Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник.
Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, —
Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник.
Два локона со станом юным — не образ ли твоей души?
В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник.[2]
Два полумесяца впервые восходят враз на небесах:
Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник.
Когда о счастье я толкую, мне говорят:
«Испей вина!» —
О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг!
Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, —
Машраба словом ты пожалуй — беднейшего из горемык!
Скиталец, я огнем разлук лечусь, — он жарче ада, право,
Но умереть, любя, от мух влюбленному — награда, право.
О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, —
Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право.
Как моя доля тяжела — душа уж к горлу подступили, —
Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право.
От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью,
И весь я кровью слез омыт, а в сердце — горечь яда, право.
Будь ты судьею в День суда, моя печаль — тебе свидетель:
Меня неволили беда и кар твоих засада, право.
Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам,
Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право.
Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут,
А их дела — стыд и позор, притворство — их отрада, право.
И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной,
Иду к любимой, изможден, но это мне — услада, право.
Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, —
О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право.
Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, —
Перед жестокой — жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право.
Отдать красавиц всей вселенной за твой единый взгляд не жаль,
Презреть за взор твой несравненный всех мудрецов подряд не жаль.
Едва ты глянешь дерзновенно, завесу от лица отняв,
Мне мотыльком сгореть мгновенно, влетев в огонь и чад, не жаль.
Когда лукавишь ты со мною, давая мне фиал вина,
За то лукавство неземное мне чаши всех услад не жаль.
Когда ты даришь, словно кубок, мне хмель твоих рубинов-уст,
Отдать за перлы твоих зубок бесценный перл я рад, — не жаль.
О, если б ты ко мне могла бы прийти, блистая красотой, —
Я отдал бы саму Каабу, — мне никаких утрат не жаль.
Когда бы ты мне повелела всю жизнь мою тебе отдать,
Я пал бы пред тобою смело — мне жизнь отдать стократ не жаль.
И если ты ресницам-стрелам пронзить мне душу повелишь,
Я грудью их приму, всем телом, и пусть меня пронзят, — не жаль.
Когда выходишь ты в гордыне в наряде алом, — я — убит, —
Того, кто, как Меджнун в пустыне, от страсти бесноват, не жаль.
Ты обещала мне свершенье моей мечты тебя узреть, —
Даруй мне чашу единенья, уж раз тебе наград не жаль!
Когда бы хоть один твой локон Машрабу гребнем расчесать,
За локон твой все дать бы смог он — ему любых отрад не жаль.
МУСТАЗАДЫ
Тобой сожжен, моя луна, вконец тобою посрамлен,