{269}. Это нарушение установленного порядка вызвало заслуженный гнев балома, из-за чего и была мерзкая погода, падали незрелые кокосовые орехи и т. д. Описанное событие трактовалось как мой важный проступок, мне его часто припоминали.
Натешившись торжественным приемом, оказываемым им в течение двух или четырех недель (точно установлен только срок завершения миламала, который приходится на второй день после полнолуния, тогда как начало может наступить в любой день между предыдущим полнолунием и новым), балома должны покинуть родную деревню и вернуться на Туму{270}. Этот принудительный исход наступает по сигналу иоба, возвещающему ритуальное изгнание духов.
На вторую ночь после полнолуния, примерно за час до восхода солнца, когда поет птица сака’у, а на небе восходит утренняя звезда кубуана, танцы, которые продолжались всю ночь, прекращаются, а барабаны дают сигнал специальным боем, звуком иоба{271}.
Духи узнают эти звуки и готовятся в обратный путь. Сила сигнала так велика, что если бы кто-то ударил таким образом в барабаны несколькими днями раньше, все балома покинули бы деревню, отправившись к себе домой, в свой потусторонний мир.
Поэтому подача сигнала иоба является табу, которое строго соблюдается в то время, когда духи находятся в деревне. По этой причине я не смог уговорить молодых людей из Оливилеви во время праздника показать мне даже фрагмент этого сигнала.
В другой раз, когда в деревне не было духов (за несколько месяцев до миламала), мне удалось услышать в Омаракане настоящий концерт иоба. В ритме выбиваемой на барабанах дроби жители деревни обращаются к балома, умоляя их удалиться и прощаясь с ними такими словами:
«Балома, о!
Букулоуси, о!
Бакалоуси га
Йугугугу….».
(«О, духи, уходите отсюда, мы не уйдем, останемся».)
Последний звук «йугугугу» – нечто вроде резкого восклицания, которым надо расшевелить ленивых балома и ускорить их отход.
Торжество иоба, которое совершается перед восходом солнца в ночь воуло, самое важное. Его цель – прогнать сильных духов, которые могут идти самостоятельно. На следующий день до полудня совершается второе иоба, которое называется пем иоба, или изгнание слабых духов. Этот ритуал имеет целью очистить деревни от духов женщин и детей, а также от духов больных и калек. Он совершается так же, как предыдущий, с теми же словами, которые произносятся в такт специфическим ударам барабана.
В обоих случаях шествие начинается на околице деревни, наиболее отдаленной от места, в котором дорога с Тумы доходит до деревенской рощи веика. Задача в том, чтобы не оставить ни одного уголка деревни «неочищенным». Затем шествие идет через деревню, задерживаясь на короткое время на баку (центральной площади), после чего отправляется туда, где дорога на Туму выходит за черту деревни. Здесь заканчивается иоба, а после окончания торжества на барабанах отбивается ритм характерного танца, касавага{272}.
На этом кончается праздник миламала.
Изложенную выше информацию я собрал и записал до того, как у меня появилась возможность в Оливилеви лично наблюдать иоба. Это описание в целом верно, полно и подробно. От моих информаторов я даже узнал, что на барабанах играют исключительно молодые парни и что пожилые мужчины в иоба почти не участвуют. Однако в ходе моих полевых исследований не было случая, который бы в равной мере показал необходимость лично наблюдать все происходящее, как этот, когда я пошел на подвиг, поднявшись с постели в третьем часу утра, чтобы наблюдать обряд. Я был готов увидеть один из важнейших и серьезнейших моментов в ежегодном цикле событий. Я нисколько не сомневался, что туземцы будут относиться к духам с благоговением и боязливым почитанием и т. п. Я думал, что этот кульминационный момент проявления давних верований обретет какую-то необычную форму, что это будет «событие величайшей важности», которое взволнует всю деревню. Когда за полчаса до восхода солнца я появился на баку (центральной площади), там еще было несколько танцоров, а на барабанах все еще выбивали мелодию, в такт которой танцоры двигались вокруг барабанщиков. Но это уже был не настоящий танец, а что-то вроде ритмического раскачивания, карибом. Когда донеслось пение птицы сака’у, все потихоньку разошлись, молодые люди парами. Для прощания с балома на площади осталось пять-шесть сорванцов, играющих на барабанах, я и мой информатор. Мы пошли в сторону кадумалагала валу, то есть к месту, где дорога в соседнюю деревню выходит за черту селения, и стали выгонять духов. Если вспомнить, что мы обращались к духам предков, трудно даже вообразить менее серьезное зрелище! Я держался подальше, чтобы не мешать ходу иоба, но на самом деле присутствие этнографа мало чему могло помешать! Мальчишки от шести до двенадцати лет били в барабаны, потом в один прекрасный момент они стали обращаться к духам словами, которые я уже знал раньше от моих информаторов. В их голосе звучала характерная смесь робости и нахальства. Точно так же они привыкли общаться со мной, выпрашивая табак или передразнивая меня. Это было типичное поведение уличных мальчишек, выходки и проказы которых были вполне в духе тех, что имеют место у нас в ежегодных шествиях в честь дня Гая Фокса[42] или в других подобных случаях.
Так мы прошли по почти совсем опустевшей деревне. Единственным признаком происходящей церемонии иоба были причитания, доносящиеся из дома, где недавно кто-то умер. Мне сказали, что так принято оплакивать балома близких родственников, которые покинули деревню во время иоба. Церемония пем иоба, происходившая днем позже, была еще менее торжественной. Мальчишки, принимавшие в ней участие, позволяли себе смех и шутки, а старшие смотрели на это с улыбкой, подшучивая над бедными слабыми духами, которые должны ковылять из деревни. Несмотря на это, очевидно, что иоба имеет существенное значение и как событие, и как кризисный момент в жизни племени. Поэтому игнорирование этого обряда абсолютно невозможно{273}. Кроме того, как я уже упоминал, было бы невозможно устраивать иоба в срок, отличный от строго установленного, а специальную дробь, используемую в этом обряде, нельзя выбивать на барабанах для развлечения. Тем не менее как зрелище иоба характеризуется тем, что в нем нет и крупицы святости или хотя бы серьезности.
Здесь нужно учесть одно обстоятельство, связанное с иоба. Существование этого ритуала может внести изменения в то суждение общего характера, с которого была начата настоящая работа, а именно тезиса об отсутствии связи между погребальными церемониями и судьбой духа, покинувшего тело. Дело в том, что последний ритуал траурных церемоний (называемый «омовением кожи», ивини вовоула, буквально «он или она моет свою кожу») всегда совершается после праздника миламала, наутро после иоба. За этим, возможно, скрывается идея о том, что траур следует продолжать во время миламала для того, чтобы дух умершего, присутствующий в деревне, мог быть его свидетелем. После чего, как только дух уйдет из деревни, надо «омыть кожу». Однако поразительно, что туземцы никогда так сами не говорили и не подтверждали это толкование. На вопрос: «Зачем вы приступаете к ритуалу омовения кожи сразу после иоба?», они всегда отвечали одно и то же: «Токуа богва бубунемаси» (это наш древний обычай). Тогда необходимо начать более долгий разговор, в котором главная тема тонет в обиняках, и, наконец, задать провоцирующий вопрос. Но и на этот вопрос (как на все вопросы такого рода, содержащие неверные или сомнительные утверждения) аборигены всегда отвечают отрицательно. Иногда они говорят, что мнение исследователя для них в новинку и проливает некий свет на этот вопрос, но такие оценки и молчаливое согласие можно с первого взгляда отличить от искреннего согласия с подсказанной интерпретацией. Угадать, согласуется ли услышанное мнение с традиционным, соответствующим обычаю взглядом, или же это нечто новое для туземца, никогда не составляло никакой трудности{274}.
После подробного описания событий теперь перейдем к общему вопросу о том, каково отношение туземцев к духам во время праздника миламала. Это отношение проявляется в том, как туземцы рассказывают о балома и как ведут себя во время всех обрядовых церемоний. Его не так легко понять и описать, представив в виде элемента обычая, но оно является фактом туземной жизни, и, конечно, его следует отметить.
Во время своего пребывания в деревне балома не вызывают у аборигенов ни страха, ни какого-либо смущения. Проказы духов, которыми они выражают свое неудовольствие и т. п. (см. выше), случаются среди бела дня, и в них нет ничего «жуткого».
Аборигены нисколько не боятся идти в одиночку ночью из одной деревни в другую, хотя определенно боятся такого путешествия сразу после чьей-либо смерти (см. выше). Как известно, праздник – это время любовных приключений, которые предполагают прогулки в одиночку или парами. Кульминация праздничных событий совпадает с полнолунием, когда суеверный страх перед мраком ночи сводится естественным образом к минимуму. Радостное впечатление создает вся околица, освещенная блеском луны, оглашаемая песнями и громким боем барабанов. Выйдя за черту одной деревни, можно услышать такую же музыку из соседней деревни. Здесь нет ничего от гнетущей атмосферы страха перед призраками, нет ощущения ужаса, вызванного чьим-то непрошеным присутствием. Совсем наоборот, настроение у туземцев радостное и довольно фривольное, а господствующая атмосфера приятна и благодушна.