балома – важнейшая и существеннейшая часть магических заклинаний. Но напрасно было бы докучать туземцам вопросами вроде: «А что было бы, если бы вы не назвали балома?» (такой вопрос могли бы задать те, кто полагает, будто туземцы черпают основания своих действий в неких рациональных идеях, одобряющих или порицающих эти действия), ибо магическая формула есть неизменный и органический элемент культурной традиции. Эту формулу нужно точно знать и произносить ее всякий раз без малейших изменений. Заклинание или обряд, в которых изменена хотя бы одна деталь, неминуемо утрачивает всю свою силу. Поэтому имена предков никак не могут быть опущены, выброшены из обряда. Кроме того, на прямой вопрос: «Зачем вы называете эти имена?» туземцы отвечают вполне благочестиво: «Токунабогу бубунемаси (это наш древний обычай)». И даже в беседах с наиболее умными туземцами я не мог добиться какого-то более вразумительного ответа.
Совершенно ясно, что называние имен предков есть нечто большее, чем простое их перечисление. Об этом говорит хотя бы тот факт, что ула’ула приносятся во всех самых значительных системах магии, которые были мною тщательно исследованы; о том же говорят подношения даров и описанный выше обычай сагали. Но даже эти подношения и раздача продуктов сагали, хотя они, несомненно, указывают на то, что туземцы уверены в присутствии балома, еще не позволяют судить о причастности духов к достижению целей, ради которых совершается магический обряд и произносятся заклинания. Нельзя также спешить с выводом, что именно балома являются теми силами, к которым взывает маг, силами, которыми маг овладевает с помощью заклинаний и которые выполняют ту задачу, какую он на них возлагает.
Туземцы иногда прямо говорят о том, что благорасположение духов очень помогает им в рыбной ловле или земледелии, что если духи разгневаются, то могут причинить человеку вред. Последнее, негативное, утверждение подчеркивалось в большей мере, чем позитивное. Действительно, считают туземцы, балома неким таинственным образом участвуют в церемониях, устраиваемых в их честь, и лучше на всякий случай добиться их благосклонности, но отсюда не следует, что балома являются главными или хотя бы вспомогательными силами, совершающими желательные действия{289}. Магическая сила заключена в самих заклинаниях.
То, как туземцы понимают роль балома в магических действиях, может быть пояснено, если напомнить то, что было сказано ранее о празднике миламала. В церемониях этого праздника балома являются одновременно и участниками и зрителями, люди стараются заслужить их расположение, удовлетворяя их возможные желания. Балома не преминут выразить свое неудовольствие и причинить какой-либо вред тому, кто не относится к ним подобающим образом, хотя их гнев вовсе не так уж страшен, как, например, гнев каких-либо сверхъестественных существ, в которых верят не только дикари, но и цивилизованные люди. И в обрядах миламала балома практически ни на что не влияют. Их роль чисто пассивна. Из этой пассивности они могут быть выведены только в том случае, если удастся их чем-нибудь рассердить, и тогда они обнаруживают себя, так сказать, негативным образом.
Следует напомнить еще и о другой стороне проблемы перечисления имен предков в магических заклинаниях. В киривинской магии большую роль играют мифы и традиционные верования, лежащие в основе некоторых магических систем. Мне уже приходилось говорить о связях между традициями местности и семейными традициями конкретных субкланов. Имена предков, называемые в магических формулах, – это один из очень существенных элементов традиции. Сама святость этих имен, связующих участников магического ритуала с их мифическими родоначальниками, уже является, по мнению туземцев, достаточным основанием для использования этих имен в магических действиях. Я уверен, что никто из туземцев не усматривал в перечислении имен предков прежде всего способ вызвать балома для совершения какого-либо действия; возможно, те заклинания, которые сопровождаются ула’ула, являются в этом смысле исключительными. Но даже в этих случаях прагматическая установка не является определяющей в сознании туземцев и не окрашивает их отношение к магии{290}.
VI
Вся информация об отношениях между балома и живыми людьми может рассматриваться как своего рода отступление в рассказе о посмертном существовании духов на Туме. Теперь возвратимся к главной теме.
Мы расстались с балома, который теперь ведет в загробном мире новую жизнь. Он более или менее привык к ней и перестал горевать о близких, которых оставил в своей прежней жизни. Вероятней всего, балома женился, завязал новые связи и знакомства. Если человек умер молодым, его балома тоже молод, но потом он состарится, и его жизнь на Туме когда-нибудь оборвется. Если кто-то умер в пожилом возрасте, его балома также стар и через какое-то время его существование на Туме тоже придет к концу{291}. Во всех случаях конец жизни балома на Туме является существенным, переломным моментом в цикле его существования. Поэтому я избегал термина «смерть», когда речь идет о конце балома.
Теперь пора представить дальнейшую судьбу духа, чтобы обсудить некоторые детали. Когда балома стареет, у него выпадают зубы, а его кожа обвисает и сморщивается. Тогда он идет на берег моря и купается в соленой воде. Потом он сбрасывает кожу, как это делают змеи, и снова становится ребенком, даже зародышем, ваивайа — этим словом туземцы называют детей in utero[43] и сразу после рождения. Ваивайа находит и забирает себе балома-женщина, кладет его в корзину или заворачивает в лист кокосовой пальмы (пуатаи). Потом она несет малютку в Киривину, где вкладывает ее per vaginam[44] в лоно какой-то из местных женщин. И тогда женщина становится беременной (насусума){292}.
Этот рассказ я слышал из уст первого информатора, который затронул при мне эту тему. В нем содержатся два существенных факта психологического характера: вера в перевоплощение и отсутствие представлений о физиологических причинах зачатия. Я рассмотрю оба эти вопроса в свете данных, которые были установлены мною в последующих исследованиях.
Прежде всего, в Киривине каждый человек знает (и ничуть в этом не сомневается), откуда берутся дети. Настоящей причиной беременности всегда является балома, который вошел или был вложен в тело женщины. Без участия балома никакая женщина не могла бы забеременеть. Все дети родом с Тумы, где они образуются или появляются на свет (ибубулиси). Эти догмы составляют главный пласт верований, которые можно назвать всеобщими или народными. Если спросить об этом кого-нибудь из мужчин или женщин, и даже смышленого ребенка, то всегда можно услышать ту же самую версию. Менее известны дальнейшие детали. Одну можно услышать здесь, другую – где-то еще, некоторые противоречат остальным, и ни одна не выступает с полной ясностью в понятиях туземцев. Не менее очевидно, что некоторые из этих верований обусловливают конкретное поведение и связаны с определенными обычаями.
Начнем с природы этих «детей-духов», ваивайа{293}. Следует помнить, что, как это обычно бывает в случае догматических суждений, аборигены многие вопросы считают очевидными, не заботясь о конкретном и ясном определении и о точном понимании деталей. Наиболее естественное мнение, по которому «ребенок-дух» – это маленький, еще неразвитый младенец, эмбрион, встречается наиболее часто. Термин ваивайа, означающий зародыша, плод или новорожденного младенца, применяется также к не воплощенным еще детям-духам. Далее, несколько мужчин, из числа участвовавших в дискуссии на эту тему, утверждают, что в результате преображения, которое происходит на Туме, индивид приобретает вид чего-то вроде «крови», буиа’и. Однако они не могли уверенно ответить, как эта жидкость может перемещаться. Похоже, что словом буиа’и может называться не жидкая кровь, а нечто вроде плоти.
Другой цикл верований и представлений о перевоплощении обнаруживает сильную связь моря с детьми-духами. От нескольких информаторов я слышал, что после преображения в ваивайа дух погружается в море. Согласно первой из услышанных мной версий (которая была приведена выше), после омовения морской водой и омоложения дух сразу подбирается балома-женщиной, которая несет его в Киривину. По другим рассказам, дух в своем новом виде погружается в море и остается в нем некоторое время. Такая версия событий влечет за собой определенные следствия, связанные с верованиями туземцев. В деревнях, тянущихся вдоль западного побережья (где мною были собраны эти данные), зрелые, но еще незамужние девушки соблюдают во время купания определенные предосторожности. Повсеместно считается, что дети-духи прячутся в попево – пене, покрывающей поверхность морской воды, – а также в камнях, известных под названием дукупи. Эти маленькие духи приплывают издалека на унесенных водой больших бревнах (каибилабала) или могут цепляться за мертвые водоросли (либулибу), плавающие по морю. Поэтому, когда ветер и волны прибивают много такого мусора к берегу, девушки боятся купаться в море, в особенности во время прилива. В свою очередь, если замужняя женщина хочет зачать ребенка, она может постучать по камню дукупи, чтобы побудить скрывающегося в нем ваивайа войти в ее лоно. Но это действие не является каким-то обрядом{294}