А мелких связей — просто пруд пруди!
Но нас судьба забыть не пожелала,
Не быть же вечно нам сердцами врозь,
И сердце мне, как снегиря, насквозь
Стрела, сверкнув, однажды пронизала.
И вот стрела уже к тебе летит,
Туда, где и твоё стучит и бьётся.
Сейчас она насквозь его пронзит,
И счастье нам навеки улыбнётся.
Взлетай же к небу, негасимый пламень!
Сейчас раздастся музыка! И вдруг…
Какой-то странный, непонятный звук,
Как будто сталь ударила о камень.
О, господи, да что ж это такое?!
Неужто цели не нашла стрела?
Увы. Найти — конечно же нашла,
Но сердце оказалось ледяное…
О, сколько дел подвластно человеку:
Взлететь на неземную высоту,
Проникнуть в атом, слить с рекою реку
И сотворить любую красоту.
И всё-таки все это не венец,
Пусть он и больше даже сделать сможет,
Но вот от стужи ледяных сердец
Ему сам черт, пожалуй, не поможет!
АНГЕЛ И БЕС
Говорят, что каждому из нас
Дан с рожденья дьявол-искуситель,
А ещё — возвышенный хранитель —
Ангел с синью лучезарных глаз.
Вот ходил я в школу — юный лоб.
Мне бы грызть науки, заниматься,
Ну, а дьявол: — Плюнь! К чему стараться?
Вынь Майн Рида и читай взахлёб!
Или видишь вон зубрилку Свету:
Важность! И пятёрок целый воз…
Вынь резинку и пусти «ракету»,
Чтоб не задавалась, в глупый нос! —
Против озорства, увы, не стойки мы.
Бес не зря, как видно, искушал:
Я стрелял, хватал пятёрки с двойками
И из класса с треском вылетал!
Ангел тоже. может, был поблизости
И своё, наверное, внушал,
Но, как видно, был такой он тихости,
Что о нем я даже и не знал.
На футбольном поле мальчуганы,
Наигравшись, в шумный сели круг
И подоставали из карманов
Кто — табак, кто — спички и мундштук.
— Если ты не маменькин сынок, —
Говорят мне, — на-ка, закури! —
Рядом бес: — Смелее, не дури!
Затянись хотя бы лишь разок! —
Где был ангел? Кто бы мне сказал!
Я, храбрясь, ни капли не хитрил,
Кашлял и отчаянно курил.
Так сказать, быть взрослым привыкал!
Дьявол же, умильный строя лик,
Мне вилял приветливо хвостом.
Так вот я к куренью и привык
И чадил немало лет потом.
А когда тебе в шестнадцать лет
Где-то рюмку весело нальют,
Ангелов тут и в помине нет,
Ну, а бес, напротив, тут как тут!
И потом, спустя немало лет
Бес мой был почти все время рядом
И, смущая голосом и взглядом,
Все толкал на невозможный вред.
Вот сидит девчонка озорная,
Говорит задорные слова,
Сыплет смех, на что-то намекая,
Я теряюсь, чуть не отступая,
У меня кружится голова.
Только дьявол — вот он, как всегда:
— Ах ты, шляпа! Красная девица!
Да ведь тут не надо и жениться!
Обнимай! И — горе не беда! —
И, моргнув, смеётся: — Хе-хе-хе!…
Ну чего теряться понапрасну?
Славно и тебе, и ей прекрасно!
Значит, смысл-то всё-таки в грехе!
И когда вдруг встретятся опять
Губы и взволнованные руки,
Не робей и не томись в разлуке,
А старайся шанс не упускать! —
Говорят, что каждому с рожденья
Сквозь огни, сомнения и тьму
Придаётся дьявол искушенья.
Только вот зачем и почему?!
Впрочем, утверждают, ангел тоже
Придаётся каждому и всем.
Но тогда пусть нам ответят всё же,
Почему же ни душой, ни кожей
Мы его не чувствуем совсем?!
Если ж он подглядывает в щёлку,
Чтоб высоким судьям донести,
А отнюдь не думает спасти —
Много ли тут смысла или толку?!
И коли меня хоть на год в ад
Вдруг пошлют по высшему приказу,
Я скажу: — Пусть мне грехи скостят!
Ибо ангел, хоть высок и свят,
Но ко мне он, как в забытый сад,
Так вовек и не пришёл ни разу!
НА ОСЕННЕМ ПОРОГЕ
В саду деревья стынут на рассвете,
А ветер, по-напористому злой,
Столбом взвивает листьев разноцветье
И сыплет сверху белою крупой.
А ты сейчас печалишься о днях,
Что улетели птицами на юг.
Глядишь в окно, и у тебя в глазах
Не то морозец, а не то испуг.
Но я прошу: не надо, улыбнись!
Неужто ждать нам лета и весны?!
Ведь климат в сердце, и настрой, и жизнь
Во многом всё же нам подчинены.
И, господи! Ведь это ж в нашей власти
Шагать сквозь все на свете холода
И твёрдо знать о том, что наше счастье,
Какие б вдруг ни грянули напасти,
Уже остыть не сможет никогда!
Давай же вместе вместо вьюг и зим
Мы вечный май любовью создадим!
ВЕЧЕ В ЕРЕВАНЕ
Осенний вечер спит в листве платана,
Огни реклам мигают на бегу,
А я в концертном зале Еревана
В каком-то жарком, радостном тумане
Кидаю душу — за строкой строку.
И как же сердцу моему не биться,
Когда, вдохнув как бы ветра веков,
Я нынче здесь, в заоблачной столице
Армении — земли моих отцов.
А во втором ряду, я это знаю,
Сидит в своей красивой седине
Воспетая поэтом Шаганэ,
Та самая… реальная… живая…
И тут сегодня в зареве огней
Вдруг все смешалось: даты, дали, сроки…
И я решаюсь: я читаю строки,
О нем стихи читаю и о ней.
Я написал их двум красивым людям
За всплеск души, за песню, за порыв
И, ей сейчас все это посвятив,
Волнуюсь и не знаю, что и будет?!
В битком набитом зале тишина.
Лишь чуть звенит за окнами цикада.
И вот — обвал! Гудящая волна!
И вот огнём душа опалена,
И вот уж больше ничего не надо!
Да, всюду, всюду чтут учителей!
Но тут ещё иные счёт и мера,
И вот букет, размером с клумбу сквера,
Под шум и грохот я вручаю ей!
А ей, наверно, видится сейчас
Батумский берег, чаек трепетанье,
Знакомый профиль в предвечерний час,
Синь моря с васильковой синью глаз,
Последнее далёкое свиданье.
Вот он стоит, простой, русоволосый,
К тугому ветру обернув лицо.
И вдруг, на палец накрутивши косу
Смеётся: «Обручальное кольцо!»
Сказал: «Вернусь!» Но рощи облетели.
Грустил над морем черноокий взгляд.
Стихи, что красоту её воспели,
К ней стаей птиц весною прилетели,
Но их хозяин не пришёл назад.
Нет, тут не хворь и не души остуда,
И ничего бы он не позабыл!
Да вот ушёл в такой предел, откуда
Ещё никто назад не приходил…
Шумит в концертном зале Еревана
Прибой улыбок, возгласов и фраз.
И, может быть, из дальнего тумана
Он как живой ей видится сейчас…
Что каждый штрих ей говорит и значит?
Грохочет зал, в стекле дробится свет.
А женщина стоит и тихо плачет,
Прижав к лицу пылающий букет.
И в этот миг, как дорогому другу,
Не зная сам, впопад иль невпопад,
Я за него, за вечную разлуку
Его губами ей целую руку —
«За все, в чем был и не был виноват».
ШАГАНЭ
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Ночь нарядно звёздами расцвечена,
Ровно дышит спящий Ереван…
Возле глаз собрав морщинки-трещины,
Смотрит в синий мрак седая женщина —
Шаганэ Нерсесовна Тальян.
Где-то в небе мечутся зарницы,
Словно золотые петухи.
В лунном свете тополь серебрится,
Шаганэ Нерсесовне не спится,
В памяти рождаются стихи:
«В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живёт задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог».
Что же это: правда или небыль?
Где-то в давних, призрачных годах:
Пальмы, рыба, сулугуни с хлебом,
Грохот волн в упругий бубён неба
И Батуми в солнечных лучах…
И вот здесь-то в утренней тиши
Встретились Армения с Россией —
Чёрные глаза и голубые,
Две весенне-трепетных души.
Чёрные, как ласточки, смущённо
Спрятались за крыльями ресниц.
Голубые, вспыхнув восхищённо,
Загипнотизировали птиц!
Закружили жарко и влюблённо,
Оторвав от будничных оков,
И смотрела ты заворожённо
В «голубой пожар» его стихов.