С той же почтой анонимное письмо получила и Милена. Подпись под ним гласила: «Ваша искренняя приятельница». Приятельница умоляла и заклинала Милену не давать развода своему свихнувшемуся мужу и сделать все для того, чтобы спасти семью, напомнив, что это не только ее личный, но и общественный долг. В конце «приятельница» приводила пример из своей собственной жизни: «Кому не случалось испытать волнение при виде красивых глаз чужого мужа или жены? Признаюсь, что несколько лет тому назад я сама была влюблена в одного художника и даже согрешила с ним. Но ни мой муж, ни я не решились на развод, потому что мы сознавали, что семья превыше всего», и так далее.
Эти письма в тот же вечер дали свой положительный результат. Милена, рану которой снова разбередили, расплакалась, потом бросила в лицо мужу несколько ядовитых фраз и всю ночь провела без сна. Светозар ходил по холлу с пылающей головой, безуспешно стараясь догадаться, кто мог быть автором этого письма. Они с женой не могли сдержаться даже перед детьми. Маленькая Светла смотрела на них испуганными глазенками, а Бойко плакал вместе с матерью и повторял:
— Не ругайтесь, не ругайтесь! Вы слышите? Я не хочу…
Но на этом события далеко не кончились… Эти два анонимных письма оказались только боевым сигналом к общему наступлению.
Оно началось с атаки самых близких друзей семьи Стойковых. Эти друзья не только перестали посещать их дом — что еще можно было понять, — но и начали их избегать. На первых порах Светозар снисходительно улыбался: что поделаешь, несчастье всегда пугало и отталкивало людей. Но обнаружилось, что друзья отвернулись от них по причинам более серьезным. Вскоре Колев сообщил Светозару, что Рангел Костов сказал как-то в разговоре:
— Зарко себя скомпрометировал. Я от него не ожидал. То, что он делает, это не по-коммунистически…
По этому случаю Колев добавил от себя:
— Ты не волнуйся, дорогой. Есть одна арабская пословица: плохой друг подобен тени, он появляется только в солнечную погоду.
Пословица не утешила Светозара. Он расстроился и провел еще одну бессонную ночь. В первый раз он задумался над тем, что его ждет, если даже Рангел, который всегда клялся ему в своих лучших чувствах, теперь его осуждает.
Отдалились, хотя и более осторожно, и Петковы. Жена доктора Петкова, которая всего месяц назад каждый день приходила в гости к Милене — и званая и незваная — стала появляться реже и наконец прекратила свои посещения. Не показывался и доктор. Все от того же Колева Светозар узнал, что, собственно, доктор его не осуждает, но не осмеливается прийти к нему, потому что жена запугала его скандалом, если он с ним не порвет: Светозар уже стал дурным примером, который может заразить и других мужчин.
Один только Колев заглядывал к нему каждый день, не упускал случая поговорить в учреждении или после работы. Этот грубоватый человек, который любил резать правду-матку, но ненавидел цинизм, теперь проявлял к нему неожиданное сочувствие и нежность. Но домой к нему и он перестал ходить, смущенно объяснив:
— Сказать тебе по правде, не могу я смотреть на вас обоих. Я был у вас свидетелем, когда-то я вас поженил, черт вас подери…
Сторонились Светозара и в мастерской. В его присутствии мужчины испытывали неловкость. А женщины, особенно замужние, демонстрировали свое возмущение и здоровались с ним очень холодно или показывали ему спину, насколько это допускало их служебное положение. Их чувства в данном случае основывались не столько на нравственных, сколько на практических соображениях. В самом деле, как он смел поступить так безобразно со своей женой? И что будет, если их мужья начнут бросать их и гоняться за красавицами? До чего же мы дойдем? Разве можно жить в этом мире, если ни в чем нет уверенности?.. Любовь? А, чепуха! Если ему хочется шляться по бабам, пусть шляется, все мужчины так делают — кто больше, кто меньше. Но разводиться из-за каких-то фантазий!..
Именно тогда, когда Светозару Стойкову больше всего была нужна чья-то поддержка, вокруг него смыкалась пустота. Это вынуждало его самого избегать людей, прятаться от взглядов, чувствовать себя исключенным из привычной среды.
Ему оставалась Евгения, единственный человек, которому он мог доверить все свои мысли и огорчения. Теперь они встречались каждый день. Она знала, какой улицей он идет на работу, и часто утром поджидала его на углу, чтобы увидеть хотя бы мельком. Она понимала, что происходит в его душе, и делала все, чтобы дать ему побольше тепла… А он убеждал себя, что, может быть, действительно счастье должно искупаться страданием, и был готов вынести все. Он рассказал Евгении про анонимные письма, опустив то, что относилось к ней. Но однажды она пришла на свидание озабоченная и грустная.
— Знаешь, и я получила анонимное письмо. То есть не я, а брат… Странно, как узнали адрес.
— И что в нем?
— Ничего, ругают меня. «Доброжелатель» угрожает мне высылкой как женщине легкого поведения. Он требует, чтобы я от тебя отказалась… не то он обратится в милицию.
Светозар был потрясен. Не столько оскорблением, которым запачкали его любимую, сколько свирепой дерзостью неизвестного «Доброжелателя». Кто дал право этому человеку так самонадеянно и грубо вторгаться в чужую жизнь? Кто он, этот непреклонный и тупой блюститель нравов, который угрожает и, может быть, обладает силой выполнить свою угрозу? Подобно средневековому инквизитору он шлет свои зловещие предупреждения, а его рука, направляемая какими-то дубовыми нормами мышления, тянется к горлу двух людей, ищущих маленького человеческого счастья. Этот человек скрывает свое имя — так поступают подлецы или люди, которые в глубине души не верят в свою правоту, но решились любой ценой достичь своей цели. Этот человек говорил как друг, а действовал как враг. Кто он?
Светозар дрожал от гнева. Про себя он спорил с «Доброжелателем», вызывал его на открытый бой, оплевывал его публично… Но тот был невидимкой, а бороться с невидимым врагом безнадежно.
На другой день, когда Светозар сидел, задумавшись над одним вычислением, на его рабочем столе зазвонил телефон. Его вызывал Стефанов.
— Я еще не готов, — предупредил Светозар.
— Ничего, — послышалось в трубке. — Я хочу поговорить с тобой по другому вопросу.
Когда Светозар вошел в его кабинет, Стефанов встал из-за стола, пропуская сквозь пальцы густые седые волосы. Он подал ему руку и показал на стул.
Светозар сел. Посмотрел на него вопросительно. Стефанов остался стоять. Потом стал расхаживать по кабинету, словно забыл о присутствии коллеги. И неожиданно встал перед ним, устремив на него сверху недоверчивый изучающий взгляд. Светозару стало не по себе. Так Стефанов смотрел на него только однажды — год назад, когда сделал ему замечание за неудачный проект.
— Видишь ли, — начал Стефанов, улыбкой смягчая то, что собирался сказать. — Я не люблю вмешиваться в такие дела… я хочу сказать, в личные дела. Но твоя история меня глубоко затронула. Ты знаешь, как я к тебе отношусь… Поэтому я и решился тебя спросить: это правда, что ты разводишься с женой?
Светозар вгляделся в него и поколебался: ответить или встать и выйти вон. Но Стефанов не задал бы такого вопроса из праздного любопытства.
— Правда, — ответил Светозар.
Стефанов придвинул стул и сел рядом со Светозаром, колено к колену.
— Ты уверен, что поступаешь хорошо?
— Да. Собственно, не знаю, хорошо ли, но иначе я не могу поступить.
— Гм, видишь ли, Стойков, — старый архитектор понурил голову, как будто чего-то стыдился. — По-моему ты делаешь ошибку. Я старше тебя, и я тебе говорю: большую ошибку. Я знаю, что сейчас мой совет вряд ли на тебя подействует, но мне очень хочется тебе помочь. Знаю, что здесь замешана другая женщина, об этом у нас идут разговоры… Послушай меня, не коверкай свою жизнь. Я больше твоего видел и перенес. Пережил и нечто вроде твоего… И я тебе скажу: нет смысла, Стойков. — Стефанов положил руку на Светозарово колено. — Всегда найдется женщина, которая нас растревожит и заставит заржать. Интересных женщин сколько хочешь. Но уверен ли ты, что та, другая, достойнее твоей собственной супруги? Женщины… Все они похожи друг на друга, уверяю тебя, и ни в одной из них ты не найдешь больше того, что имеешь сейчас. Даже когда они очень красивые и умные, не стоит из-за них ломать свою жизнь. Через несколько лет и ты поймешь, что все это — суета.
— А что не суета?
— Работа, наша работа, например… То, в чем ты осуществляешь себя и что хорошо для других. Впрочем, ты знаешь мое кредо… Семь раз примерь, один раз отрежь. И вообще… нет смысла, поверь мне.
Светозар слушал, нахмурив брови. Этот добрый человек тоже хотел ему помочь… Для него все женщины одинаковы, да и может ли рассуждать иначе человек в пятьдесят лет?
Светозар встал со стула.
— Еще что-нибудь скажешь?
— Еще? — Стефанов тряхнул головой. — Да, позволь мне еще два слова. Я боюсь, что у тебя будут неприятности. Сегодня утром ко мне заходил Денев — это между нами. В партийное бюро поступило какое-то письмо по поводу твоей истории, вероятно, тебя вызовут для объяснений… Это, так сказать, практическая сторона вопроса, а ею не следует пренебрегать, не так ли?
— Я этого ожидал, — сказал Светозар холодно. — Благодарю тебя.
Он действительно предвидел это, был уверен, что это произойдет. И все же когда он вышел из кабинета Стефанова, то ощутил смутный страх.
Это не был страх перед партийным взысканием. Это не был даже обычный нервный озноб в предчувствии унижения, которое его ожидало: выворачивания души наизнанку перед чужими людьми. Это был страх перед чем-то гораздо более неопределенным, смутным, вырастающим, как чудовищная тень, на его горизонте. Эта тень не имела ни образа, ни имени, так же как не имел ни образа, ни имени неизвестный «Доброжелатель». Светозар не сомневался: даже если письмо в партийное бюро не было делом его рук, оно, во всяком случае, было инспирировано его волей. Он упрекал себя в чрезмерной мнительности, но не мог избавиться от мысли, что вездесущая рука «Доброжелателя» принесет ему несчастье.