— Драгоевы, — поклонился я.
— Йес, Драгойефф.
В зале сильно запахло лошадиным потом. Мистер Рольф действительно являл собой великолепный образец уибробца: молочно-белая кожа, как у ирландца или шведа, раскосые глаза, большой породистый нос. Крупные, как тесла, зубы делали его улыбку очень привлекательной, а величина копыт, хотя и скрытых сапогами, внушала благоговейное уважение.
Грейтполисмен галантно поцеловал Лине руку, стиснул мою двумя перстами, словно двадцатью, и пригласил нас в свой кабинет. Это было очень просторное помещение. Посредине до самого потолка возвышались три известные уже нам статуи Их Превосходительств. Напротив статуй стоял огромный письменный стол — на нем были размещены семьдесят радиотелефонов, маленькая, но мощная радиостанция, обеспечивающая круглосуточную связь с Уиброб-сити и Великой фирмой, и телеэкран средней величины, то есть пять на восемь ярдов. Этот телеэкран, как заметил мистер Рольф, позволял ему просматривать в любое время дня и ночи всю Лаггнеггскую область, а также каждого отдельного жителя, где бы тот ни находился в данный момент, включая постель и ванну.
— Лояльность уибробцев не подлежит сомнению, — шутливо сказал мистер Рольф, — но не мешает подкреплять ее последними достижениями слухово-зрительной техники.
Он рассмеялся. Шпик сразу заржал изо всех сил, а мы с женой из учтивости вынуждены были улыбнуться.
Было странно, что Грейтполисмен сам затронул тему, возможность существования которой в Уибробии я не допускал. Позднее я убедился, что крупнокопытные уибробцы — необыкновенно остроумные существа, позволяющие себе шутки, из-за которых обыкновенный уибробец немедленно оказался бы в Энсестрел касл или на электрическом стуле. Впрочем, крупнокопытные тоже боялись, но не законов, а друг друга.
Грейтполисмен угостил нас засахаренным ячменем, соленым просом и несколькими видами настоек из трав и любезно спросил, как долго мы уже в Уибробии и понравился ли нам ее воздух. Я отвечал, а мистер Шпик меня дополнял и деликатно направлял мои ответы. Только Лина молчала и слюнила раны на своих коленях.
Грейтполисмен заметил это и сочувственно потряс гривой:
— Ай’м сори, мадам, вы не привыкли к посещениям Грейтполисменства… Ю си, наши уибробцы уже в раннем детстве приобретают полезное уплотнение эпидермиса колен и локтей, нечто вроде… да, весьма полезных мозолей. Вот посмотрите, например, на мистера Шпика, нашего философа. Но я вас приятно удивлю, мадам…
Он открыл один из ящиков письменного стола и достал оттуда пару мягких пластмассовых наколенников, подобных тем, которые надевали одно время вратари, а также и пару налокотников и преподнес их моей жене.
— На память о нашей встрече, мадам, — сказал он и со смехом повернулся ко мне. — Вы, предполагаю, не нуждаетесь в таковых приспособлениях? Ха-ха-ха! Мы, мужчины, легче приобретаем мозоли, не так ли? Ха-ха-ха! С нами меньше церемонятся, и мы их приобретаем, не правда ли?
Он просто умирал от смеха. Однако, заметив, что он в то же время рассматривает нас холодными глазами, я спросил, не допустили ли мы ошибок в этикете.
— О нет, мистер эээ… Вовсе нет. Но, откровенно говоря, я не могу привыкнуть к вашему виду. Извините, но кроме еху я не встречал в жизни существ с вашими внешними признаками. Впрочем, видел. Одного англичанина, знаете ли… Минуточку!
Он подошел к стене за письменным столом, нажал там что-то, и из стены выскочило несколько металлических ящиков. Мистер Рольф с гордостью показал на них и заметил, что в этой картотеке хранятся биографические и другие данные о всех родившихся и еще не родившихся жителях области. И поскольку в свое время англичанин попал прежде всего в их область, картотека имела честь хранить данные и о нем.
— Да вот, — сказал, порывшись в картотеке, мистер Рольф и протянул мне фотографию размером семь на двенадцать дюймов.
Я не в первый раз слышал об англичанине, единственном европейце, посетившем до нас Уибробию, и с любопытством рассматривал снимок. На нем был изображен молодой человек с открытым лицом, в широкополой шляпе. Одет он был в какой-то старинный костюм: что-то вроде распахнутого сюртука из толстой кожи, узкие штаны немного ниже колен с завязками у конца штанин, а ниже — шерстяные чулки и нормальная человеческая обувь. Широкий шарф, повязанный бантом, прикрывал шею англичанина. Его одежда показалась нам необычной, и мистер Рольф объяснил, что это форма капитана английского торгового флота, бороздившего моря более двух с половиной веков назад.
— Но тогда не было фотографии! — воскликнул я.
— Это не фотография, — сказал мистер Рольф. — Это рисунок, выполненный другом его молодости. Был найден у него во внутреннем кармане, прежде чем… Но это неважно. Вот и фотография, последняя. Она сделана здесь, у нас.
На снимке я узнал костюм англичанина, хотя он был порядком истрепан и разорван. Но его самого я не узнал. Отчетливо была видна страшная, уродливая голова без носа, ушей, без волос, с одним глазом. Другой был перевязан черной лентой. У урода была к тому же одна рука и одна нога… Лина даже вздрогнула и отвернулась, чтобы не смотреть.
— Сфотографирован незадолго до казни, — объяснил с улыбкой Грейтполисмен. — Переверните снимок, там есть надпись.
Я перевернул фотографию. Надпись была сделана на староанглийском и гласила: «Лемюэль, англичанин, по его утверждению, капитан торгового флота Ее Величества. Прибыл во второй и последний раз в Уибробию в 1716 году. Приговор от 30 января 1745 года. Дело закончено».
Нет необходимости говорить вам, какие чувства волновали нас с женой, пока мы рассматривали эту фотографию и читали надпись на обороте. Между прочим, мы тоже, как тот англичанин, попали прежде всего именно в Лаггнеггскую область.
— И за что он был… так сказать… — начал заикаться я.
— Какое это имеет значение? — пожал плечами мистер Рольф. — Думаю, что за обиду, нанесенную Величию Уибробии. Никогда не знаешь заранее, за что тебя могут казнить, не так ли? — добавил он со зловещей, как мне показалось, улыбкой. — А теперь займемся вами.
Пока я пытался взять себя в руки, Грейтполисмен спрятал рисунок и фотографию англичанина в картотеку. Потом повернулся к нам и попросил встать.
Мы встали. Я решил, что нам будет прочитан приговор, и действительно все было похоже на это, потому что мистер Рольф взял с письменного стола папку с гербом Уибробии. Но, прежде чем ее раскрыть, произнес глубоким басом, постепенно перешедшим в баритон и в тенор:
— Миссис и мистер, эээ… — он быстро посмотрел в папку. — Йес, Драгойефф. Имею честь уведомить вас от имени Вицегубернаторства Уибробии, что Оно, руководствуясь уиброболюбивыми чувствами и демократическим духом нашей Конституции, разрешает вам оставаться на нашей территории до конца жизни. Лично я надеюсь, что вы оцените великодушие и уибробность Их Превосходительств и поступите как разумные существа.
Мы с Линой переглянулись и с облегчением вздохнули. Гора свалилась с наших плеч. В то же мгновение, однако, нами овладели противоречивые чувства: это решение обеспечивало нам жизнь, но оно глубоко ущемляло наш патриотизм. Вот почему, поколебавшись, я решился высказать свое мнение, несмотря на риск попасть под удар уибробского закона, защищающего свободу мнений.
Мистер Рольф сделал вид, что не расслышал моих возражений, и ласковым голосом сказал, что нам и впредь ничто не помешает чувствовать себя европейцами сколько нашей душе угодно, только не следует об этом распространяться, а что касается нашего будущего, то существует только две возможности: или остаться в Уибробии в качестве ее подданных, или быть в ней о с т а в л е н н ы м и. Эту альтернативу он подкрепил твердым желанием Уибробии — не быть открытой человечеству, а достичь этого можно было, лишь не выпуская нас из своих рук.
Мы с женой обменялись мыслями относительно сути этой альтернативы и, поскольку слово «оставленными» произвело на нас глубокое впечатление, поспешили кивнуть в знак согласия. Тогда Грейтполисмен раскрыл папку с государственным гербом и торжественно прочитал документ, который мы должны были подписать, чтобы стать уибробскими подданными.
Полагаю, что читателю будет интересно познакомиться с этим документом, и потому приведу здесь его полный и точный текст.
Их Превосходительства мистер Гарри Хуф, мистер Ричард Фокс и мистер Черитебл Хорсхед, могущественные Вице-губернаторы Уибробии в настоящее время и всего уибробского континента в будущем, властители властителей и самые великие сыны уибробчества, шефы великой среднеокеанской демократии и неподражаемые боссы Лиги заднекопытных, философы, ученые и ораторы межпланетного масштаба, славные стратеги и полководцы, приятные, как весна, благодатные, как лето, и суровые, как зима.
Их Превосходительства предлагают двум иностранцам, называющим себя Драгойефф, родом с острова, который на наших картах условно именуется Европой, принять уибробское подданство вместе со всеми правами и обязанностями, проистекающими из этого акта, а именно:
1. Вышепоименованные иностранцы не имеют права покидать территорию Нашего Государства без разрешительной грамоты, выданной Вицегубернаторством, каковая согласно Инструкции № ЦХ—8031 выдается не ранее чем на девяносто третий год со дня подачи соответствующего прошения.
2. Вышепоименованные лица отныне и впредь считают своим высшим уибробским долгом безоговорочно любить всем жаром сердец прошлых, настоящих и будущих Вице-губернаторов Уибробии и множить их славу везде, в любое время дня и ночи и всеми возможными средствами. Противоположных чувств они не имеют права допускать даже с риском для жизни.
3. Не позднее двадцати четырех часов после подписания настоящего документа они приобретают уибробский облик, то есть обзаводятся гривой и хвостом, как единственно достойными всякого разумного существа телесными приметами, а также с целью не влиять отрицательно на эстетические чувства у