Я откинулся на спинку стула, обессиленный бурным изъявлением своего Я. Лина, со своей стороны, вела себя уже как гранд-дама, разрешала себе лишь сдержанные улыбки и держала на расстоянии наших недавних уибробских друзей. Уибробские друзья считали все это естественным, и только Шпик, который должен был сопровождать нас в Уиброб-сити, нашел в себе силы напомнить о себе: он выразил надежду, что мы и после восхождения по уибробской лестнице не забудем о нем. Я великодушно обещал ему это, так как подумал: рыба еще в реке — не в руке, а Шпик еще может быть нам полезен.
Теперь я называл его просто Шпик, а он меня — сэр. Но кто может предвидеть все превратности судьбы? Наступит время, когда я буду обращаться к нему «сэр», а он ко мне просто — Цено… Но не надо спешить.
До ужина на Летающем острове оставалось целых два месяца, а путь до Уиброб-сити на скором вездеходе должен был занять только два дня. Тем не менее Шпик настоял на немедленном отправлении, чтобы мы, чего доброго, не опоздали. Кроме того, он предложил по дороге заглянуть кое-куда и познакомиться еще с некоторыми особенностями страны.
15 ноября 1971 года в девять часов утра мы сели в вездеходный лимузин первого разряда. В нем была оборудована гостиная, где стояли столики для карт и шахмат, маленькая кухня, конечно с поваром, столовая и три спальни. Лимузин был предоставлен нам Грейтполисменом Лаггнегга, симпатичным мистером Рольфом, а сам он провожал нас на расстоянии двухсот — трехсот миль. На прощанье был дан торжественный салют из всех орудий его мощного вооруженного вездехода.
Удобно расположившись в гостиной, мы наслаждались пейзажами, открывавшимися под нами, и беседовали. Я попросил Шпика рассказать нам подробнее о гео-демо-этнографии Уибробии, и он с удовольствием это сделал.
Географические координаты Уибробии Шпик сообщить нам не мог, ибо это было государственной тайной. Но я, вспомнив место катастрофы «Локхида-1011» и последующие перипетии, сумел достаточно точно определить место Уибробского материка: он несомненно находился где-то между Америкой и Австралией, и, может быть, на одной широте с Японией… Остальные данные об Уибробии Шпик отлично знал, и я привожу их в том виде, в каком они сохранились в моей записной книжке.
Итак, Уибробия находится на Уибробском материке. Материк образовался вследствие поднятия морского дна во второй половине нашей эры, поэтому он и не открыт еще человечеством, которое после эпохи великих географических открытий решило, как видно, что на земном шаре открывать больше нечего, и устремилось в Космос. Общая площадь материка — 268 миллионов 934 тысячи квадратных миль, или свыше 400 миллионов квадратных километров, а население превышает 3 миллиарда. Площадь и население поровну поделены между собственно Уибробией и ее соседкой Бробдингуйей — двумя странами, совершенно похожими во всех отношениях; единственным отличием одной от другой, кроме головных уборов, о чем я уже упоминал, является то, что бробдингуйцы употребляют молочную и отчасти мясную пищу. О каком-либо сходстве уибробчества с человечеством не может быть и речи.
Собственно Уибробия имеет равнинный характер. Только западная ее часть гориста и покрыта эвкалиптовыми лесами и секвойей; ниже растут кедры, бук, клен и кизил, а еще ниже пальмы и баобабы. Самая большая вершина этих гор Монт Монти поднимается на 21 387 метров над уровнем моря. В горах, объявленных заповедником, водятся дикие животные, как, например, змеи, тигры, крокодилы, волки, шакалы и еху. Эти животные живут в удивительном согласии между собой, нарушаемом лишь еху, которые отличаются необыкновенно свирепым нравом.
В остальной части Уибробии лесов нет. Они давно вырублены, чтобы не мешали движению транспортных средств и обзору из них и не препятствовали вентиляции воздуха.
В индустриальном и аграрном отношении уибробцы опередили человечество приблизительно на один век. Главный показатель этого — получение нейтринной энергии, чего мы, люди, еще не добились. О силе и эффективности этой энергии красноречиво говорят вычисления атомного «Уиброб Акедеми Сентер», согласно которым один миллиграмм расщепленных нейтрино может с легкостью превратить солнечную систему в первичную туманность, а Сириус, Плеяды и другие близкие созвездия — во вторичную. Но для хозяйственных нужд и освещения уибробцы до сих пор используют главным образом электричество, добываемое путем трения шкур универзоо между громадными янтарными плоскостями, а также полезный коэффициент ветряных мельниц.
Не меньших высот достигла и уибробская культура. В этом отношении Шпик привел несколько убедительных цифр, которые не нуждаются в комментариях. Так, ежегодно на душу населения приходится по 600 книг о Рэде Уининиме и еще столько же философских и научно-популярных книг, по пять кинотеатров, по три театра и по семь библиотек; в армейских научных институтах работает четверть миллиарда ученых-оружейников; фермеров-изобретателей свыше семидесяти миллионов; академиков-солдат, то есть молодых уибробцев, вышедших из рядового состава армии, свыше пяти миллионов и т. д.
В этом месте беседы я позволил себе спросить Шпика, чем является уибробская статистика — наукой или искусством, а он, неизвестно почему, обиделся. Тогда я, чтобы сгладить неприятное впечатление, произведенное моим вопросом, и развеселить его, рассказал анекдот о том нашем земляке, который еще во время османского владычества отправился в Стамбул, чтобы пожаловаться на местного судью. Судья отказался выдать ему какую-то бумагу, поскольку он по ошибке попал в список умерших. «Но, эфенди, я жив, стою перед тобой», — недоумевал человек. «А ты видишь здесь свое имя?» — показал судья на список. «Вижу, но и себя вижу…» Судья погладил бороду и задумался. «Ничем не могу тебе помочь, — сказал он наконец, — иди к султану и спроси, жив ты или нет». Набросил человек на плечи домотканую одежонку и отправился к султану правду искать. А султан был мудрым человеком. Вместо того чтобы отрубить побеспокоившему его посетителю голову, он рассмеялся и вздохнул: «Ох, уж эта райя![27] Сколько веков правим ею и учим уму-разуму, а ей все чего-то надо… Ты, непутевый, вместо того чтобы поле пахать, отправился по свету попусту время тратить. А вернешься, с тебя и десятину, и барщину, и дишхак[28] потребуют, откуда ты их возьмешь, коли ты время на поиски правды извел? Что, дурачина, тебе своих забот не хватает? А теперь выслушай и запомни: что сказал тебе судья, это правда, что сказал я — сказал Аллах». Понял человек, вернулся в село и повинился перед судьей. «Прав ты, эфенди, не живой я». «Как ни крути — обрадовался судья, — а я прав — сказал, что нет тебя в живых, а ты — йок! Дуралей ты, дуралей, иди теперь домой и вели жене, чтоб испекла сладкую баницу, дело-то и уладим. Догадался бы раньше позвать меня, и в Стамбул не надо было бы ходить».
Шпик вежливо улыбнулся, но ничего в анекдоте не понял, потому что уибробцы не изучают тюркологию.
Между тем Шпик направил наш вездеходный лимузин к Западной резервации. Он полагал, что, если мы не заглянем туда и не увидим пресловутых еху, у нас никогда не будет полного представления об Уибробии. Мы с Линой уже наслышались об этих интересных животных и с радостью приняли его предложение.
Мы пролетали над уибробскими равнинами. Под нами колыхались на ветру нивы и луга. На них паслись небольшие стада уибробцев и универзоо. Универзоо, растревоженные тенью нашего вездехода, поднимали к небу рогатые верблюжьи головы с хоботками тапиров и размахивали ослиными хвостами, а их черная буйволиная шерсть блестела на солнце. Маленькие уибробята ездили на них верхом или кормили их шоколадом. Кое-где видны были и лошади, но они держались от остальных травоядных в стороне.
Вскоре вдали показалось несколько белоснежных горных вершин, а затем и сами горы Западной резервации. Шпик направил вездеход к их подножью. Там среди густой тропической и субтропической растительности открывались живописные полянки, испещренные цветами и папоротником. Шпик долго кружил над полянками, пока не выбрал одну из них и не остановил вездеход в ста метрах над нею.
Выбор Шпика был не случаен, и мы смогли наблюдать любопытное зрелище. Внизу в траве двигались какие-то странные животные. Одни бегали туда-сюда и суетились без какой-либо видимой цели, другие, наклонившись к убитому зверю, отрывали передними лапами кусочки мяса и набивали ими рты, третьи просто висели на ветвях деревьев, кричали изо всех сил и кидали друг в друга отломанные ветки. С поляны доносилась невыносимая вонь, и нам пришлось прикрыть носы носовыми платками.
Все-таки мой долг зоолога заставил меня высунуться из окна вездехода, и я смог как следует рассмотреть животных. Тела их были голыми, покрытыми бледно-желтой кожей. Хвостов у них не было, не было и грив, и они стояли вертикально на своих задних ногах, а передними вершили безобразия, о которых я говорил. Самки были ниже самцов, с более гладкой кожей и на голове у них росли длинные волосы, но лица были без волос, в то время как у самцов волосы были короче, но зато у многих виднелись бороды. Кроме того, волосяной покров у самцов был и на груди, а у некоторых и на спине, и это делало их еще более безобразными. И самцы и самки имели на передних и задних лапах по пять пальцев с крепкими, острыми ногтями — это позволяло им ползать и скакать по деревьям с ловкостью обезьян.
— Еху, — произнес за моей спиной мистер Шпик.
Я вздрогнул. Значит, вот они какие. Я вспомнил, как нас с Линой несколько раз принимали за представителей этих отвратительных существ, и по спине у меня поползли мурашки. Страшное подозрение, а может быть, и прозрение, заставило меня еще внимательнее всмотреться в животных, и, признаюсь, я был очень смущен. В ту же минуту на поляне случилось нечто, усилившее мое смущение.
Из леса выбежал самец. Он, запыхавшись, остановился и с криком дикой радости поднял правую руку вверх. На ладони его сверкало несколько блестящих камушков.