сутствует в раскрытии отношений героя с Зоей или в дальнейшем с фрейлиной королевы Яной, ставшей его женой, хотя в образе лукавой, живой Яны, прозванной феей Мэб, много обаяния.
Некоторые чешские критики упрекали Кубку в известном упрощении образа главного героя — Иржи из Хропыни. Конечно, не стоит искать в нем той, свойственной скорее современным людям, психологической переусложненности, которой нередко наделяют героев авторы исторических романов в западных литературах. Однако этот образ по-своему сложен прежде всего потому, что в романе раскрыто изменяющееся и постоянно углубляющееся понимание героем жизни, и это углубившееся миропонимание определяет и изменяет взаимоотношения Иржи не только с людьми, но и с историей, можно даже сказать, что прежде всего оно подводит героя к верному постижению им исторических событий.
В начале романа «Его звали Ячменек» все происходящее показано сквозь призму восторженного восприятия юного пажа, потрясенного роскошью королевского двора, плененного обаянием королевы, за которую он готов не задумываясь отдать жизнь. Не случайно, что именно в этой части так красочно и детально воспроизводится обстановка торжественных приемов при дворе, пиров и дворцовой роскоши. Это радостное восприятие изображаемого гармонирует с теми большими надеждами, которые чешское общество связывало с правлением избранного короля Фридриха, знаменовавшего восстановление чешской независимости и полное освобождение от Габсбургов.
Путь героя к духовной зрелости в дальнейшем неотделим от исторической судьбы его родины в трагический для нее период. Ячменек в изгнании в Стамбуле — это уже другой человек, и отчаянная удаль его стамбульских похождений — результат растерянности, утраты почвы под ногами после белогорской катастрофы и вынужденной разлуки с родиной.
Иржи кажется, что его возвращение ко двору Фридриха, обитающего в Голландии, — это начало пути обратно на родину. Но этот путь оказывается долгим и полным препятствий. Обстановка нереальных замыслов, беспочвенных интриг и туманных слухов, которыми живет королевский двор в изгнании, чужда деятельной натуре героя, жаждущего принять участие в борьбе за возвращение утерянной родины. Он отправляется в качестве посла для переговоров со шведским королем и участвует в высадке шведских войск на немецкой земле. Иржи, а вместе с ним читатель — снова в центре бурных и запутанных событий европейской истории.
В интервью по поводу романа «Возвращение Ячменька» Ф. Кубка сказал: «Его героем является Тридцатилетняя война». Действительно, трагические события одной из самых длинных, кровавых и опустошительных войн в истории Европы неотделимы от рассказа о дальнейших приключениях героя.
Подавление чешского восстания против Габсбургов стало прологом Тридцатилетней войны, и в ее ходе Чехия не раз становилась ареной борьбы противоборствующих сил. Прага несколько раз переходила из рук в руки, война причинила стране неисчислимые потери, ее жителей грабили то те, то другие войска, религиозный гнет сопровождался обнищанием и вымиранием населения.
Как и многие чешские эмигранты, вынужденные покинуть родину после поражения на Белой горе, Иржи сражается в войсках антигабсбургской коалиции, на стороне которой выступали шведы, многие немецкие князья протестантского вероисповедания, Франция и Дания; эту коалицию поддерживали не участвовавшие в военных действиях Англия и Голландия.
Снова взяв в руки меч, Иржи переживает новый период восторга и радостной веры в скорое освобождение родины. На этот раз он связывает свои надежды со шведским королем Густавом Адольфом.
В обоих романах об Ячменьке выведено много исторических персонажей, изображение которых представляет значительный интерес, потому что Кубка сочетает историческую достоверность с художественной выразительностью. К удачным историческим портретам относится образ Фридриха Пфальцского, графа Турна, о котором уже говорилось, трансильванского князя Бетлена Габора и савойского герцога Карла Эммануила, союзников чешских протестантов. Порой введение исторических личностей не всегда оправдано, например, неубедительна встреча Ячменька во Франции с герцогом Ришелье, который неведомо почему раскрывает проезжему чеху свои сокровенные политические планы. Зато чрезвычайно выразителен образ шведского короля Густава Адольфа, энергичного и талантливого полководца, одержавшего ряд блистательных побед над войсками Католической лиги. Его резкий незаурядный характер принадлежит к несомненным удачам романа. Кубка делает Ячменька свидетелем гибели Густава Адольфа в битве при Лютцене (1632). Эпизоды битвы при Лютцене, как и битвы на Белой горе, наиболее яркие и красочные в романе; как и Стендаль в «Пармской обители» и Толстой в «Войне и мире», Кубка показывает поле боя через восприятие неопытного и удивленного всем происходящим молодого героя, что позволяет автору особенно впечатляюще дать картину сражения.
После Лютцена, когда Иржи едет через разоренные войной немецкие земли обратно к королевскому двору в Гаагу, все больше накапливается у него горечи, все меньше остается веры в освободительную миссию «святых шведских полков», в которых до этого он видел спасителей своей родины. Рушатся и упования Иржи на то, что овдовевшая Елизавета решится стать его женой и возглавит дело освобождения Чехии. Недолгим оказывается и счастье, обретенное Иржи в браке с Яной, — он берет ее с собой, отправляясь снова на войну, но она вскоре погибает. И все более настойчиво звучит лейтмотив родины, далекой Чехии, образ которой возникает в воспоминаниях, в поэтических грезах и видениях, в мечтах героев о будущем.
Страшные картины бедствий, причиненных Тридцатилетней войной, также принадлежат к сильнейшим страницам романа. В ходе этой бесконечной войны все более затемняется ее цель, все более необузданной становится жестокость и жадность распоясавшихся ландскнехтов, чей путь отмечен бесконечными пожарами и бесчинствами, творимыми над мирным населением. Опустевшие города, черные провалы улиц, из которых доносится только вой оголодавших псов, остовы домов и храмов на фоне багрового неба, покинутые деревни, жители которых скрываются в лесах, — такие картины преследуют Иржика на всем его боевом пути. И когда герой снова попадает на родину, куда вторглись шведские войска, свидание с родной землей не приносит ему той радости, о которой он так долго мечтал. Народ, измученный войной и бесконечными притеснениями, с недоверием относится к новым завоевателям. Католические священники успели охладить религиозный пыл бывших протестантов, и чешское население встречает шведов отнюдь не как единоверцев и спасителей, а как новых захватчиков. Тем более что шведские солдаты ведут себя ничуть не лучше, чем прочие вояки, побывавшие на этой многострадальной земле. Да и чехов-эмигрантов, прибывших в составе шведских войск, никто не воспринимает как долгожданных соотечественников, вернувшихся на освобожденную родину. Путь по родной земле становится все более мучителен для Иржи.
Знаменательно, что в этих главах гораздо меньше исторического реквизита, глубже раскрыты переживания героя, безуспешно пытающегося напомнить опьяненным возможностью безнаказанного грабежа шведским командирам об их миссии — принести чешскому народу освобождение от габсбургского ига, добиться религиозной свободы. Тоска по родине, мучившая Иржи в изгнании, как будто не иссякает по возвращении домой, отравленном двусмысленным положением чужака-завоевателя, на которое обрекает его роль офицера шведской армии. И совершенно органично рождается решение Иржи покинуть эти войска, когда они приближаются к родным ему моравским краям, и вернуться в родную Хропынь.
То, что происходит с героем дальше, сам автор называет сказкой, добавив, впрочем, что точно так же можно назвать сказкой все трагедии и комедии Шекспира. Для того чтобы понять смысл этой сказки, надо вспомнить еще один лейтмотив обоих романов.
История Иржи из Хропыни связана со старинной моравской легендой о короле Ячменьке, рожденном когда-то на ячменном поле королевой, которую выгнал муж из-за ее мудрых и добрых советов, раздражавших загордившегося властителя. Король потом смягчился, но жена и наследник, рожденный в ячмене, так и не нашлись. А в народе сохранилось поверье, что король Ячменек вернется в свою страну, когда наступят наиболее тяжкие времена. И Иржи был рожден на ячменном поле деревенской девушкой, которую в гневе выгнал из дома сделавший ее своей любовницей владетель замка. Отец Иржи тоже был охвачен раскаянием и добился впоследствии, чтобы Иржи, мать которого умерла во время родов, стал его законным наследником. Но Иржи не забыл своего происхождения и легенды, связанной с ним. В романе «Возвращение Ячменька» этот все время повторяющийся мотив приобретает особое значение.
Последняя часть романа значительно отличается от предыдущих и по тону и по содержанию. В ней изображен некий полусказочный «остров блаженных» посреди ужасов нескончаемой войны. Когда Иржи возвращается в родную Хропынь, отбившись от шведских войск, то крестьяне принимают его за легендарного короля Ячменька, вернувшегося, как было предсказано, в родной край в самую тяжелую годину. Иржи образует нечто вроде патриархальной коммуны, в которой крестьяне работают на себя и сами обороняют свой край и от габсбургских правителей, и от шведских войск. Может быть, эта светлая идиллия процветающей крестьянской общины под мудрым правлением короля Ячменька похожа на утопию, но она опирается на такие реальные ценности, как общая собственность, дружный коллективный труд, мудрое народовластие, обращенные по своему существу к будущему. И по стилю эта часть отличается от предыдущих: она выдержана в духе народного сказа, окрашенного, впрочем, легкой иронией.
Однако действительность тех страшных лет враждебна самому существованию подобного патриархального рая. Иржи тоже хорошо понимает, что в мире реальном, раздираемом противоречиями, в разгар нескончаемой войны не может быть места для подобной идиллии. И в самом деле, для усмирения крестьян, отказавшихся работать на господ, власть имущие обеих воюющих сторон временно объединяются, и шведская королева и австрийский император как бы подают друг другу руки; произошло то, чего не удавалось достигнуть с помощью искуснейших дипломатических маневров. Ячменек смертельно ранен в бою, хропыньской идиллии наступает конец. В заключительной сцене романа снова громко звучат фольклорные мотивы. Символична смерть героя на том самом ячменном поле, где он родился. Там нашли потом его окровавленный камзол и закопали под вековой липой. Последняя фраза романа о том, что они сошьют ему новый камзол, когда он снова вернется к ним во всей своей славе, проникнута светлой надеждой.