Испуг на мгновение лишил Монику дара речи. Но потом она вымолвила:
— Вы что, все ума решились?
— Отнюдь, — сказал Иероним. — Но ты слишком хороша. Это не наша вина. Мне же надо благодарить нечистого, что он мне подкинул такой козырь. Сам бы я никогда не осмелился сказать вслух о том, о чем мечтаю со дней моего отрочества. Семь уже лет тому, как я тебя люблю.
И служитель Иероним бросился на Монику так же, как час назад это сделал граф д’Арга.
В отчаянии Моника не знала, что делать. Она любила Иеронима за его доброе сердце, за их прежние детские игры, за приятный голос, которым он разговаривал с ее конем, за твердую руку, которой он в лесу пускал стрелу в зверя, за то, что он знал все тропинки в горах, крутые и пологие, за верную службу, которую он нес при ней в течение стольких лет.
Но Иероним вел себя как потерявший рассудок. Единственные слова, которые она могла разобрать, были:
— Ах вы мои роскошные, ах вы распроклятые, ах вы мои ненаглядные волосы…
Когда же она ударила Иеронима кулаком в лицо, он замолк и начал одолевать ее в упорной и жестокой борьбе. Это длилось порядочное время. Моника не кричала, Иероним лишь громко сопел. Он не был так силен, как маршал. В какую-то минуту он зашатался. Моника прижала его к окну.
В ту минуту Иеронима осенила странная мысль.
— Умрем вместе! — вскричал он, обхватил ее стан и, наклонившись из окна, пытался увлечь ее с собой в пропасть:
— Вон там лежит маршал! Иди за ним, идите за ним, зеленые глаза!
И уже он оторвал ее от земли, уже перегнул пополам, чтобы перевалить головой вперед вниз. Но тут у него подкосились ноги. Моника подхватила его падающее тело под мышки и толкнула на подоконник. И будто зачарованный зрелищем глубины, открывшейся его взору, Иероним подался вперед грудью и головой. Моника же ударила его в спину с такой силой, что он не удержался, тело, его перевесилось, и он рухнул вниз. Моника глядела, как он падал. И опять послышался стук осыпающихся камней и удары о землю перекатывающегося тела. Иероним падал так же, как граф д’Арга. И видимо, упал на то же место.
Моника затворила окно, погасила свечку, разделась, заперла двери и легла в постель.
Утром ей было доложено, что королевский посланец разбился при падении со скалы. Наверное, он, будучи навеселе, прогуливался под башней. Вместе с ним разбился и конюший Иероним, который, наверное, пошел предупредить гостя, что не следует там ходить. Моника распорядилась, чтобы маршалу устроили торжественные похороны, а слугу Иеронима положили в их родовой усыпальнице.
Все это задержало на несколько дней отъезд Моники в Памплону. Когда же собралась она уезжать из своего замка, чтобы взойти на престол, плакали все челядинцы, плакал и замковый капеллан дон Балтазар. Он обещал ей молиться за нее и за короля. И просил не забывать его, якоже и он будет вечно помнить самую прекрасную и самую добродетельную из всех верующих во всем краю… Моника пообещала, что не забудет никого из людей, живущих в замке, и замолвит за них словечко у короля, чтобы он не оставил своими милостями это ласточкино гнездо в скалах, из которого она вылетела…
При ее отъезде торжественно зазвонили в замковый колокол. Она слышала его еще долго, когда кавалькада уже приближалась к долине. С юга ее приветствовала наваррская равнина Рибера, с широкими реками и солончаками. Из вечнозеленого царства вступала она в землю, где все было желтым и серым. И синее небо, которое она привыкла видеть над головой, сменилось раскаленным белесым туманом. Вдали уже были видны башни и крепостные стены Памплоны, где ей предстояло стать королевой.
Король Тибо, который вышел ей навстречу, был так очарован ее красотой, что в тот же день отпраздновал свадьбу, без гостей и без застолья, при свете свечей в седом костеле, где были лишь два свидетеля. Но жену он получил самую красивую и самую добродетельную из всех, что когда-либо рожала земля. Главное ведь не свадьба, а невеста.
И они любили друг друга нежно и сладостно целый год. И даже мысли не было у них о детях, до того они были счастливы вдвоем, молодой король и его красавица жена, рыжеволосая и зеленоглазая королева Наварры Моника. Молва о ней разнеслась по всему свету, и многие короли и князья приезжали из соседних стран, чтобы взглянуть на нее хоть глазком. Но король оберегал ее ревниво, отговариваясь перед гостями ее нездоровьем.
Год спустя решила Моника, что пора ей очиститься от своих грехов. Две человеческие жизни лежали на ее пути к престолу. Она знала, что совершенное ею было совершено лишь для защиты ее добродетели, но грех все равно грех, хотя господь и справедлив. Однако она не хотела исповедаться у обыкновенного священника.
А потому просила она своего супруга, чтобы он призвал на как раз освободившееся епископское место в Памплоне ее замкового капеллана дона Балтазара. И король сделал так, как она просила.
Когда же юный епископ дон Балтазар прибыл в Памплону и был введен в должность, Моника попросила его исповедать ее. Во время этой исповеди она призналась во всем, что сделала с той самой минуты, как граф д’Арга именем короля Тибо просил ее руки. Исповедалась королева не в храме, а в своих покоях, и было это в день большой осенней охоты, в отсутствие короля Тибо.
Королева окончила свою исповедь и ожидала, что священник даст ей отпущение грехов. Но епископ Балтазар скривил лицо в дьявольской усмешке и сказал:
— И ты думаешь, что я дам отпущение убийце? Мой долг — выдать тебя светским властям для наказания. Это и будет твое покаяние… Но если вы хотите избежать смерти под мечом палача, вы сделаете то, о чем я мечтаю долгие годы, Моника! Я люблю вас, вы должны быть моей, пусть за это я буду вечно гореть в геенне огненной! Я люблю ваши рыжие волосы, ваши зеленые глаза, ваши благовонные уста, ваш нежный нос, ваши маленькие уши, ваш подбородок, вашу грудь, ваши руки, ваши ноги, я люблю вас всю целиком, я люблю вас отчаянно и скорее умру, чем уйду отсюда, не вкусив вашего тела!
— Это ваше последнее слово? — спросила Моника.
— Да, покарай меня бог! — торжественно проговорил епископ.
— Тогда приблизьтесь ко мне, — молвила королева и раскрыла объятия.
И когда епископ приблизился к ней и желал ее обнять, рухнул он тут же наземь. Кинжал, полученный королевой в подарок от мужа, пронзил ему сердце.
Королева и не обернулась, чтобы взглянуть на мертвого. Она подошла к зеркалу и тем же кинжалом перерезала свое лицо сверху донизу. Кровь хлынула ручьем, и она лишилась чувств и упала рядом с телом убитого ею епископа.
Когда король воротился с охоты, ему было доложено о страшном деле, случившемся в его отсутствие в замке. И он вошел к королеве, которая лежала, уже перевязанная, на ложе, и вопросил, что она может сказать о смерти епископа и о своей ране. И королева призналась ему, что совершила три убийства, защищая свою честь.
— Я поняла, что то, что люди называют моей красотой, — только проклятье. Я чувствовала, что мое лицо еще долгие годы приносило бы горе мне и тебе. И потому я решила положить конец своей красоте. Гляди!
И она сорвала повязки. Большая, открытая рана зияла на ее лице. Ото лба и до подбородка раскрылась плоть, рассеченная одним ударом.
Король побелел. С минуту он глядел на изувеченное лицо самой прекрасной и самой добродетельной женщины в мире, потом пошел к дверям. Там он остановился и молвил:
— Простите, что я говорю с вами так, как велит мне сердце. Как король, я простил бы вам ваши грехи. Но как муж, я не могу простить, что вы украли у меня свою красоту. Я не знаю, смогу ли я вас любить.
И вышел.
В тот же вечер она была изгнана декретом, переданным ей через канцлера.
Той же ночью Моника покинула королевский замок и город и возвратилась к себе домой. Лишившись своей красоты, она стала жить в мире своей добродетели.
Народ же той земли, прослышав о ее подвигах, еще при жизни называл ее благословенной.
Когда пан Бушек закончил свой рассказ, все захлопали в ладоши. Очень им понравилась история женщины, пострадавшей за то, что была красива и к тому же добродетельна. Особенно хвалил пана Бушека пан Витек.
Однако же время бежало, рассказ пана Витека был не из коротких, потому он сразу же приступил к делу:
— Расскажу я вам историю почти медицинскую, причем взаправдашнюю. Приключилась она в стране иноземной, с людьми иностранными, иных нравов, иной веры и цвета кожи. Надеюсь и я заслужить вашу похвалу.
И поведал пан Витек о злоключениях чешского рыцаря в стране мавров.
Перевод Н. Беляевой.
ГАФИЗА
Рассказ о том, как пан Гинек из Жеберка попал на службу к жене мулея в Гранаде и как просто чудом избежал позора и верной смерти.
Когда король Ян приехал в Монпелье, чтобы полечить у тамошних знаменитых лекарей больные глаза, был в его рыцарской свите и молодой Гинек из Жеберка. Он вырос, с детства служа королю среди других пажей, повидал, разъезжая с ним, многие страны и приобрел, в дополнение к своей приятной наружности, знания и мудрость и рыцарскую отвагу.
Гинек из Жеберка был не из тех, кому суждено сиднем сидеть в родовом гнезде, выезжать верхом лишь на охоту, а зимними вечерами греть иззябшие ноги у дымного очага. Жажда приключений кидала этого юношу в самую гущу боев и стычек, чужие страны манили его тайным призывом, за возможность окинуть взглядом широкие дали с неведомыми горами на горизонте он отдал бы двадцать лет спокойной жизни, брачное ложе и стайку детей. Он был из породы тех, кто некогда храбро переплывал италийские реки, брал приступом города, воздвигнутые на скальных уступах южных стран, кто, прикрепив к одежде крест, плыл через море в Святую землю. Это люди, которые хоть и умирают раньше, зато дольше живут в памяти потомков.
Пану Гинеку из Жеберка судьба даровала ко всему прочему и короля, в лице которого к нам возвратились витязи Каролингов и рыцари короля Артура. И потому любил Гинек короля Яна. И остался бы он с ним, наверное, до конца его дней, не встреть он в Монпелье посольства властителя арагонского, что возвращалось из Парижа.