Ехали быстро. Радость сознания полученной свободы согнала с сердца Стася кошмар, который душил его ночью. Голова его была занята теперь только одной мыслью: что делать дальше, как выбраться самому и вывести Нель из местности, где им угрожал новый плен у дервишей, как пробраться через необозримые дебри девственной пущи, чтоб не умереть с голоду и жажды, и, наконец, куда идти? Он знал еще от Гатима, что от Фашоды по прямой линии до абиссинской границы не больше пяти дней пути, и рассчитал, что это составит около ста английских миль. Между тем со времени их отъезда из Фашоды протекло уже две недели; было ясно, что они ехали не по кратчайшему пути, а в поисках за Смаином, должно быть, свернули значительно на юг. Он вспомнил, что на шестой день после отъезда они переплыли через реку, которая не была Нилом, а потом, прежде чем поверхность земли стала подыматься, проезжали мимо каких-то обширных болот. В школе в Порт-Саиде изучали очень подробно географию Африки, и в памяти у Стася запечатлелось название Баллор, обозначающее низменность малоизвестной реки Собат, впадающей в Нил. Он не был, правда, уверен в том, что они миновали как раз эту самую низменность, но предполагал, что это было так. Он сообразил, что и Смаин, желая набрать невольников, не мог искать их прямо на западе от Фашоды, так как страна там была уже совсем опустошена дервишами и оспой, а должен был идти на юг, в страны, куда до тех пор еще не проникали отряды грабителей. Стась заключил из этого, что они идут по следам Смаина, и эта мысль в первую минуту испугала его.
Он задумался, не лучше ли покинуть ущелье, которое все заметнее сворачивало на юг, и ехать прямо на запад. Но после минутного размышления он отказался от этого намерения. Он подумал, что идти за отрядом Смаина на расстоянии двух или трех дней, пожалуй, было даже безопаснее, так как почти немыслимо было предположить, чтоб Смаин возвращался с человеческим товаром тем же путем, вместо того чтоб направиться прямо к Нилу. Кроме того, он сообразил, что в Абиссинию можно было проникнуть только с южной стороны, где эта страна соприкасается с дикой пущей, а не с восточной границы, тщательно охраняемой дервишами.
Обдумав все это, он решил углубиться как можно дальше на юг. Правда, там можно было наткнуться на негров, бежавших с берегов Белого Нила, или на местных туземцев. Но из двух зол Стась предпочитал иметь дело с чернокожими, чем с махдистами. Он рассчитывал при этом на то, что в случае встречи с беглецами или если по дороге попадутся поселения местных туземцев, Кали и Меа смогут быть ему очень полезны. На молодую негритянку достаточно было взглянуть, чтоб угадать, что она принадлежит к племени динков или шиллюков, так как у нее были необычайно длинные и тонкие ноги, какими отличаются оба эти народа, живущие вдоль берегов Нила и бродящие, подобно журавлям или аистам, по его болотистым топям. Зато Кали, хотя под рукой Гебра он стал совсем похож на скелет, в общем отличался совсем иным видом. Он был коренаст и крепко сложен; руки у него были сильные, а ноги значительно меньше, чем у Меа.
Так как он почти совсем не говорил по-арабски и довольно плохо на языке кисвахили, на котором можно говорить почти во всей Африке и которому Стась научился немного от занзибарцев, работавших при канале, то было очевидно, что он происходит откуда-нибудь из более далеких стран.
Стась решил расспросить его, откуда он.
– Кали, – спросил он, – как называется твой народ?
– Ва-хима, – ответил молодой негр.
– Это большой народ?
– Большой… Ва-химы воюют со злыми самбурами и отбирают у них скот.
– А где лежит твоя деревня?
– Далеко!.. Далеко!.. Кали не знает где.
– Там у вас такая же страна, как эта?
– Нет, там большая вода и гора.
– Как вы называете эту воду?
– Мы называем ее Темная Вода.
Стась решил, что молодой негр происходит, пожалуй, из окрестностей Альберт-Нианцы, которые были до тех пор в руках Эмина-паши. Желая проверить свои догадки, он спросил еще раз:
– А там не живет белый начальник, у которого есть черные дымящиеся лодки и войска?
– Нет, старый человек рассказывать у нас, что они видели белые люди… – Тут Кали расставил пальцы. – Раз, два, три!.. Кали их не видел, потому что он не был еще на свете, но отец Кали принимать их и дать им много коров.
– А кто твой отец?
– Царь ва-химов.
В Стасе заговорило было тщеславие, когда он узнал, что ему служит царский сын.
– А хотел бы ты увидеть отца?
– Кали хотеть увидеть мать.
– А что бы ты сделал, если бы мы встретили ва-химов? И что бы они сделали?
– Ва-химы упасть на колени перед Кали.
– Так поведи нас к ним. Тогда ты останешься с ними и будешь царствовать после отца. А мы пойдем дальше к самому морю.
– Кали к ним не попасть и не оставаться, потому что Кали любит Великого Господина и Дочь Месяца.
Стась весело обратился к своей подруге и объявил ей:
– Нель, поздравляю тебя с титулом Дочери Месяца!
Но, взглянув на нее, он очень опечалился. «Бедная девочка, – подумал он. – Своим бледным и прозрачным личиком она действительно больше похожа на лунное, чем на земное создание».
Юный негр помолчал минуту, а потом опять заговорил:
– Кали любит Бвана-Кубва, потому что Бвана-Кубва не убить Кали, а только Гебра, а Кали дать много кушать.
И он стал гладить себя по груди, повторяя с видимым наслаждением:
– Много мяса, очень много мяса!
Стась хотел еще узнать, как Кали попал в неволю к дервишам. Но оказалось, что с тех пор как однажды ночью его поймали у ямы, вырытой для зебр, он проходил через столько рук, что из ответа его совершенно нельзя было понять, через какие страны и какими путями его завезли в Фашоду. Внимание Стася привлекло только то, что он говорил о «темной воде». Если бы он действительно происходил из окрестностей Альберт-Нианцы, Альберт-Эдуард-Нианцы или даже Виктория-Нианцы, близ которого находились государства Униоро и Уганда, он бы, наверно, слышал что-нибудь об Эмине-паше, о его войсках и пароходах, которые наводили изумление и страх на негров. Танганьика была слишком далеко. Оставалось, таким образом, предположить, что племя Кали обитает где-нибудь ближе, над озером Рудольфа или Стефании. Эти области находились тоже довольно далеко, но все-таки были, по крайней мере, наполовину ближе если не от Фашоды, то от места, где они находились сейчас. Таким образом, встреча с племенем ва-хима не представлялась невероятной.
После нескольких часов езды солнце стало опускаться. Жара значительно спала. Каравану попалась по пути широкая долина, где была вода и росло десятка два диких смоковниц. Путники остановились, чтоб дать отдохнуть лошадям и самим подкрепиться. Так как скалистые стены были в этом месте немного ниже, то Стась приказал Кали взобраться наверх и посмотреть, не видно ли где-нибудь поблизости какого-нибудь дыма.
Кали исполнил приказание и в одно мгновенье очутился на вершине скалы. Оглянувшись хорошенько по всем сторонам, он слез по толстому стеблю лианы и сообщил, что дыма нет, но есть «ньяма». Легко было догадаться, что он говорит не о птицах, а о более крупной дичи, так как, указав на ружье Стася, он приставил потом пальцы к голове, давая понять этим, что дичь с рогами.
Стась тоже вскарабкался на гору и, осторожно высунув голову над обрывом, стал смотреть вперед. Ничто не мешало ему видеть на большое расстояние, так как покрывавшая раньше всю землю высокая трава была вся выжжена, а новая едва успела пробиться. Куда ни бросить взор, видны были лишь редко растущие деревья с обожженными огнем стволами. Под тенью одного из них паслось небольшое стадо антилоп гну, похожих телом на лошадей, а головой – на буйвола. Солнце, пробиваясь сквозь листья баобаба, бросало дрожащие блики на их коричневые спины. Их было девять штук. Расстояние до них было не больше ста шагов, но ветер дул по направлению от животных к ущелью, и они бродили спокойно, не подозревая опасности. Стась, желая добыть мясо для каравана, выстрелил в ближайшую антилопу, и она упала, точно сраженная молнией, на землю. Все остальные разбежались, а вместе с ними и крупных размеров буйвол, которого прежде не заметили ни Кали, ни Стась, так как он лежал за камнем. Мальчик, улучив минуту, когда животное повернулось к нему боком, послал и ему вслед пулю. Буйвол сильно зашатался после выстрела, но побежал дальше и, прежде чем Стась успел переменить заряд, скрылся за неровностями почвы.
Кали принялся потрошить убитую антилопу.
Стась, немного удивленный тем, что Саба не присутствует при этой работе, свистнул ему, чтоб пригласить его на обильный ужин из передних конечностей животного.
Но Саба не явился и не откликнулся лаем. Наклонившийся над антилопой Кали поднял голову и сказал:
– Большой пес побежать за буйвол.
– Ты видел? – спросил Стась.
– Кали видел.
Сказав это, он взвалил себе на голову и на плечи два окорока антилопы и направился к ущелью. Стась свистнул еще несколько раз и немного подождал, но, видя, что ждет напрасно, последовал за ним.
В ущелье Меа занялась уже срезыванием терновых веток для зерибы, а Нель, ощипывая своими крошечными пальчиками последнюю из подстреленных накануне птиц, спросила:
– Это ты звал Саба? Он побежал за вами?
– Он побежал за буйволом, которого я подстрелил, и я очень беспокоюсь, – ответил Стась. – Эти животные ужасно хитры и так сильны, что даже лев боится на них нападать. Саба, пожалуй, плохо придется, если он вступит в драку с таким противником.
Услышав это, Нель встревожилась и заявила, что не пойдет спать, пока Саба не вернется. Стась, видя ее беспокойство, был зол на себя за то, что не скрыл от нее своих опасений, и стал утешать ее:
– Я пошел бы за ними с ружьем, но они, должно быть, уже далеко, а скоро спустится ночь, и следов не будет видно. Буйвол сильно ранен и, я надеюсь, не устоит на ногах. Во всяком случае, он ослабеет от потери крови, и если даже бросится на Саба, тот сможет убежать… Он вернется, может быть, поздно ночью, но вернется наверное.