Добравшись до места, где скалистые стены были ниже и подымались не так круто, путники устроились на ночлег. Палатка для Нель была устроена на высоком и сухом месте, у подножия большого, возведенного термитами холма, совсем закрывавшего доступ с одной стороны и тем облегчавшего устройство зерибы.
Поблизости возвышалось огромное дерево, с широко раскинутыми ветвями, густая листва которых могла служить хорошей защитой от дождя. Перед зерибой росли отдельные группы деревьев, а подальше – густой, переплетенный лианами лес, над которым высились кроны каких-то странных пальм, похожих на огромные веера или на распущенные павлиньи хвосты.
Стась узнал от Кали, что перед началом второго периода дождей, то есть осенью, небезопасно ночевать под этими пальмами, так как зрелые к этому времени огромные плоды срываются неожиданно и падают со значительной высоты с такой силой, что могут убить человека и даже лошадь. Но сейчас плоды лишь завязывались, и издали, пока не зашло солнце, видно было, как между листьями прыгают маленькие обезьянки и бегают, весело кувыркаясь, друг за дружкой взапуски.
Стась вместе с Кали приготовили большой запас дров, так чтоб его хватило на всю ночь. А так как по временам подымался сильный знойный вихрь, то они укрепили зерибу кольями, которые молодой негр заострил мечом Гебра и повтыкал в землю. Эта предосторожность была совсем нелишней, так как сильный ветер мог раскидать колючие ветви, из которых была сложена зериба, и облегчить нападение хищникам. Но вскоре после того, как солнце зашло, ветер стих; зато воздух стал душный и тяжелый. В просветах между тучами мерцали еще кое-где сначала звезды, но потом ночь стала совсем черной, так что на расстоянии шага ничего не было видно. Юные путешественники собрались вокруг костра, прислушиваясь к крикам и визгам обезьян, галдевших в соседнем лесу, точно они там устроили настоящий базар. Им вторили вой шакалов и разные незнакомые голоса, в которых чувствовались страх и тревога перед тем, что под прикрытием тьмы может угрожать в чаще живому существу.
Вдруг все сменилось гробовой тишиной.
Где-то в мрачной бездне послышался рев льва.
Лошади, которые паслись поблизости в молодой поросли, стали подходить к огню, припрыгивая на стреноженных передних ногах, а храбрый всегда Саба ощетинил шерсть и, поджав хвост, льнул к людям, ища, по-видимому, у них защиты.
Рев повторился; казалось, он доносился откуда-то из-под земли, – такой глубокий и тяжелый, точно зверь с трудом испускал его из своих могучих легких. Он шел низко над землей, то усиливаясь, то стихая, а по временам переходя в глухой и угрюмый стон.
– Кали, подбрось хворосту в огонь! – приказал Стась.
Негр подбросил сразу столько, что сначала брызнули целые снопы искр, а потом взвилось кверху огромное пламя.
– Стась, лев не нападет на нас, правда? – шептала Нель, дергая мальчика за рукав.
– Нет, не нападет. Видишь, какая у нас высокая зериба.
И, говоря это, он действительно верил, что опасность им не грозит; но он боялся за лошадей, которые все ближе жались к забору и могли его опрокинуть.
Рев между тем превратился в протяжное, грозное рычание, от которого содрогается живая тварь, а у людей, даже не знающих страха, все внутри дрожит, как стекла от далеких пушечных выстрелов.
Стась взглянул мимоходом на Нель и, видя ее трясущийся подбородок и влажные глаза, промолвил:
– Не бойся, Нель, не плачь!
Она ответила, едва сдерживая слезы:
– Я не хочу плакать… Это у меня так… Только пот на глазах… Ой!
Это «ой!» вырвалось у нее потому, что в эту самую минуту со стороны леса зарокотал другой рев, еще более сильный, чем первый, и более близкий. Лошади начали прямо налетать на зерибу, и, если бы не длинные и твердые, как сталь, колючки акаций, они, наверно, сломали бы ее. Саба ворчал и в то же время дрожал как лист. А Кали повторял прерывающимся голосом:
– Господин… Два!.. Два!.. Два!..
Львы, почувствовав себя вдвоем, зарычали еще грознее, и их страшный концерт продолжался в темноте беспрерывно; когда один зверь смолкал, начинал рычать другой, и Стась вскоре перестал различать, откуда доносились их голоса, так как эхо повторяло их в ущелье, и одна скала отсылала к другой. Ужасная симфония перекатывалась по горам и долам, наполняла лес и степь, насыщала тьму гулом и страхом.
Одно только казалось мальчику несомненным: хищники подходили все ближе. Кали тоже сообразил, что львы бегали вокруг их стоянки, описывая круги все меньше и меньше, и что, удерживаемые от нападения лишь светом огня, они высказывали рычанием свое недовольство и боязнь.
Но и он, по-видимому, полагал, что опасность угрожает только лошадям, так как, расставив пальцы, он проговорил:
– Львы убить один, убить два… не все, не все!..
– Подбрось хворосту в огонь! – повторил Стась.
Взвился опять столб огня, рычание вдруг прекратилось. Но Кали поднял голову и, глядя вверх, стал прислушиваться.
– Что там? – спросил Стась.
– Дождь, – ответил негр.
Стась, в свою очередь, стал прислушиваться. Широкие ветви дерева заслоняли палатку и всю зерибу, так что на землю еще не упала ни одна капля, но наверху уже был слышен шуршащий шум листвы. Так как ни малейший ветерок не шевелил душный воздух, то легко было догадаться, что это дождь начинал стучать по листьям.
Шум возрастал с каждой минутой, и немного спустя дети увидели стекавшие с листьев капли, при блеске огня казавшиеся похожими на крупные розовые жемчужины. Как предсказывал Кали, начинался страшный ливень. Шум все усиливался. Капли падали все чаще и чаще, и, наконец, через гущу листвы стали пробиваться целые потоки воды.
Костер угасал. Напрасно Кали подкидывал в него целые вязанки. Сверху мокрые ветки только дымили, а внизу шипели уголья, и огонь, едва успев разгореться, опять потухал.
– Когда ливень зальет огонь, нас защитит зериба, – сказал Стась, чтоб успокоить Нель.
Он увел девочку в палатку и закутал ее в плед, а сам поскорее вышел, так как короткое отрывистое рычание послышалось снова. На этот раз оно раздавалось значительно ближе, и в нем звучало как бы торжество. Ливень усиливался с каждой минутой. Дождь барабанил по твердым листьям набака и булькал, стекая струями вниз. Если бы костер не был защищен ветвями, он погас бы сразу, но и так он давал один только дым, среди которого поблескивали узенькие голубые языки. Видя, что от этого нет никакого проку, Кали перестал подкладывать сухой хворост. Вместо того, закинув веревку вокруг дерева, он стал карабкаться по стволу все выше и выше.
– Что ты делаешь? – спросил Стась.
– Кали влезть на дерево.
– Зачем? – воскликнул мальчик, возмущенный эгоизмом негра.
Яркая, ослепительная молния прорезала тьму, а ответ Кали заглушил внезапный раскат грома, который потряс небо и всю пустыню. В то же время поднялся ветер, зашатал ветви дерева, разметал в одно мгновение костер, подхватил тлевшие еще под золой уголья и, вместе со снопами искр, понес в степь.
Непроглядная тьма охватила вдруг весь бивак. Страшная тропическая гроза разбушевалась на земле и в небесах. Раскат грома следовал за раскатом, молния за молнией. Кроваво-красные зигзаги прорезывали черное, как траурный креп, небо. Где-то на соседних скалах появился странный голубоватый шар, который катился некоторое время вдоль ущелья, а затем блеснул ослепительным светом и разорвался с таким страшным треском, что путникам показалось, будто соседние скалы начали колебаться от сотрясения.
Потом снова наступила тьма.
Стась испугался за Нель и ощупью направился в палатку. Последняя, будучи защищена холмом термитов и огромным стволом, еще стояла, но первый сильный порыв вихря мог сорвать веревки и унести ее бог знает куда. А ветер то ослабевал, то подымался с бешеной силой, неся волны дождя и целые тучи листьев и веток, сорванных в соседнем лесу. Стасем овладело отчаяние. Он не знал, оставить ли Нель в палатке или вывести ее оттуда. В первом случае она могла запутаться в веревках и быть подхваченной вместе с полотном; во втором – она могла промокнуть, да и тут ветер мог ее унести, так как даже Стась, хотя несравненно более сильный, чем она, с большим трудом держался на ногах.
Вопрос разрешил вихрь, который спустя минуту подхватил и унес крышу палатки. Полотняные стены не давали больше никакого убежища. Не оставалось другого выхода, как ждать, пока гроза пройдет, и тихо сидеть в темноте, среди которой бродили два льва.
Стась подумал, что, может быть, и они спрятались в соседний лес от ливня, но он ни на минуту не сомневался, что они вернутся, как только непогода успокоится. Ужас положения увеличивало еще то обстоятельство, что ветер разметал зерибу.
Все грозило путникам гибелью. Ружье Стася не могло пригодиться ни на что. Его энергия тоже. Перед грозой, раскатами грома, вихрем, дождем, темнотой и перед львами, которые притаились, может быть, в нескольких шагах, он чувствовал себя беззащитным и беспомощным.
Неистово дергаемые ветром полотняные стены палатки обливали детей со всех сторон водой. Обняв Нель рукой, Стась вывел ее из палатки неверного убежища, и оба прислонились к стволу дерева, ожидая смерти или чуда.
Вдруг между двумя порывами ветра до них донесся голос Кали, который едва можно было расслышать среди плеска дождя:
– Великий Господин! На дерево! На дерево!
И в ту же минуту конец спущенной сверху мокрой веревки коснулся плеча мальчика.
– Привязать Дочь Месяца, а Кали ее тащить! – продолжал кричать чернокожий.
Стась не колебался ни одной минуты. Закутав Нель в войлок, чтоб веревка не впилась ей в тело, он обвязал ее за пояс и, подняв на протянутых руках кверху, закричал Кали:
– Тяни!
Первые ветви дерева росли довольно низко, так что воздушное путешествие Нель длилось недолго. Кали скоро схватил ее своими сильными руками и поместил между стволом и огромным суком, где было достаточно места даже для полдюжины таких крошек.
Никакой ветер не мог сдуть ее оттуда, а кроме того, хотя по всему дереву стекала вода, толстый ствол, несколько футов в диаметре, защищал девочку, по крайней мере, от новых струй дождя, которые ветер нес наискось. Устроив маленькую мисс, негр опустил веревку опять Стасю, но тот, как капитан, который сходит последним с утопающего судна, велел сначала лезть Меа.