Девочка между тем, откинувшись назад, приткнулась головкой к его плечу и заснула как следует.
Дыхание ее было ровно и спокойно, и Стась не жалел, что отдал ей последний порошок хинина. Прислушиваясь к ее дыханию, он чувствовал, что опасность лихорадки пока что миновала.
Мысль его работала:
«Ущелье подымается все в гору, и сейчас – даже довольно круто. Мы поднимаемся все выше, и местность, чем дальше, становится суше. Надо будет только отыскать местечко повыше, хорошо закрытое, у проточной воды. Там можно будет расположиться надолго и дать «мухе» отдохнуть недельку-другую, а то, пожалуй, и переждать всю массику[763]. Редко кто выдержал бы на ее месте и десятую часть всех невзгод, которые вынесла она. Но все-таки надо ей тоже отдохнуть! После такой ночи другая давно бы вся горела в лихорадке, а она спит себе преспокойно!»
Ему стало весело на душе. Поглядывая сверху на головку Нель, приткнувшуюся к его груди, он думал про себя радостно и как будто удивленно:
«Странное дело! Видно, однако, я очень люблю эту «муху»! То есть любил-то я ее и всегда, но вот теперь как-то еще больше!»
И, сам не зная, чем объяснить себе такое странное явление, он решил мысленно:
«Это, наверно, потому, что мы так много пережили вместе, и потому, что на мне теперь лежит вся забота о ней».
А тем временем он поддерживал осторожно «муху» правой рукой за поясок, чтобы она не упала у него с седла и не разбилась о землю. Ехали они тихим шагом, молча. Только Кали напевал что-то себе под нос, восхваляя Стася:
– Великий Господин! Великий Господин… Убить Гебра, убить льва и буйвола! Иа! Иа! Великий Господин убить еще много львов! Иа! Много мяса! Много мяса! Иа! Иа!
– Кали, – спросил тихо Стась, – ва-химы охотятся на львов?
– Ва-химы боятся львов, но ва-химы копать большие ямы, и если лев ночью попасть туда, тогда ва-химы смеяться.
– Что же вы тогда делаете?
– Ва-химы бросать много дротиков, так что лев – как еж. Тогда его вытащить из ямы и кушать. Лев хороший.
И, по своему обыкновению, он погладил себя по животу.
Стасю не очень понравился такой охотничий прием, и он стал расспрашивать, какие еще звери попадаются в стране ва-химов. Они долго говорили об антилопах, страусах, жирафах и носорогах, пока до слуха их вдруг не донесся шум водопада.
– Что это! – воскликнул Стась. – Перед нами река и водопад?
Кали кивнул головой, показывая, что, по-видимому, это так.
Они поехали несколько ускоренным шагом, прислушиваясь к шуму, который становился все яснее.
– Водопад! – повторил с изумлением Стась.
Но едва они миновали один поворот, а за ним следующий, как вдруг неожиданное препятствие преградило им дальнейший путь.
Нель, заснувшая под равномерный конский топот, сразу проснулась.
– Что, мы уже останавливаемся на ночлег? – спросила она.
– Нет, – ответил Стась. – Но видишь, скала загородила ущелье.
– Так что же мы сделаем?
– Пробраться мимо нее никак нельзя; надо будет вернуться немного назад, подняться наверх и объехать эту преграду. Но до вечера еще два часа, времени достаточно. Пускай лошади тоже отдохнут. Слышишь, водопад?
– Слышу.
– Мы там сделаем привал и переночуем.
Затем он приказал Кали взобраться на край оврага и посмотреть, не завалено ли дно ущелья и дальше подобными преградами, а сам стал внимательно рассматривать скалу и немного спустя воскликнул:
– Она оторвалась и обрушилась недавно. Видишь, Нель, этот излом? Посмотри, какой он свежий. На нем нет ни мхов, ни каких-либо растений. А, я понимаю…
Он указал девочке рукой на росший на краю ущелья баобаб, огромный корень которого свешивался вдоль стены по самому излому.
– Вот этот самый корень проник в щель между стеной и скалой и, все разрастаясь в толщину, отколол, наконец, скалу. Это очень странно, потому что камень ведь тверже дерева. Но в горах, я знаю, это часто случается. Какой-нибудь пустяк заденет такую едва держащуюся глыбу, и она отрывается.
– Но что же могло толкнуть эту скалу?
– Трудно сказать. Может быть – вчерашняя гроза, может быть – какая-нибудь прежняя.
В это время прибежал Саба, который перед тем отстал от каравана. Он остановился вдруг, точно его потянул кто-нибудь сзади за хвост, стал нюхать воздух, а затем попытался пролезть в узкую щель между стеной и оторвавшейся скалой. Но тотчас же он стал пятиться назад с ощетинившейся шерстью.
– Стась, не ходи туда, – стала просить Нель. – Там, может быть, лев.
Но мальчик, любивший немного прихвастнуть своим молодечеством и со вчерашней ночи ужасно сердитый на львов, ответил:
– Эка важность, лев – днем!
Но, прежде чем он подошел к ущелью, сверху раздался голос Кали:
– Бвана Кубва! Бвана Кубва!
– Что такое? – спросил Стась.
Негр спустился в одно мгновение по стеблю лианы. По лицу его было видно, что он возвращается с какой-то важной новостью.
– Слон! – воскликнул он.
– Слон?
– Да, – ответил молодой негр, размахивая руками, – там гремучая вода, а тут скала, слон не может выйти. Великий Господин убить слона, а Кали его кушать, – ах, как кушать!
Эта мысль его так обрадовала, что он стал подпрыгивать, хлопая себя руками по коленям, и смеяться как сумасшедший, закатывая при этом глаза и сверкая белыми зубами.
Стась не понял сначала, почему Кали говорит, что слон не может выйти из ущелья. Желая посмотреть, что случилось, он сел на лошадь и, поручив Нель Меа, чтоб в случае надобности быть со свободными для выстрела руками, велел Кали сесть позади, после чего они повернули и стали искать место, где бы было поудобнее взобраться наверх. По дороге Стась продолжал расспрашивать, каким образом слон мог там очутиться, и из ответов Кали понял приблизительно, что случилось.
По-видимому, слон бежал ущельем, спасаясь от огня во время пожара степи. По дороге он сильно толкнул слабо державшуюся скалу, и она обрушилась, преградив ему обратный путь. Затем, добежав до конца ущелья, он очутился на краю пропасти, в которую низвергалась река, и, таким образом, оказался запертым со всех сторон.
Немного спустя они нашли выход из ущелья, но довольно крутой, так что пришлось сойти с лошадей и вести их за собой. Так как, по уверениям негра, до реки было очень близко, то они тронулись дальше пешком. Они вышли, наконец, на высокий мыс, ограниченный с одной стороны рекой, а с другой – ущельем, и, посмотрев вниз, увидели на дне оврага слона.
Огромное животное лежало на животе и, к великому удивлению Стася, не вскочило, завидев их. Только когда Саба стал подбегать к обрыву с неистовым лаем, слон пошевелил огромными ушами и поднял было хобот, но тотчас же опустил его.
Дети, держась за руки, долго и молча смотрели на него. Наконец Кали первый прервал молчание.
– Он умирать с голоду! – воскликнул он.
Действительно, слон был до того истощен, что хребет его представлял как бы торчащий вдоль тела гребень. Бока у него впали, а под кожей, несмотря на ее толщину, ясно выделялись ребра. Легко было догадаться, что он не встает, потому что у него нет уже сил.
Ущелье, довольно широкое у конца, превращалось в небольшую котловину, замкнутую с обеих сторон отвесными скалами. На дне котловины росло несколько деревьев. Деревья эти были изломаны, кора на них содрана, на ветках не было ни одного листка. Лианы, свешивавшиеся со скал, были тоже оборваны и обглоданы, а трава в котловине выщипана до последней былинки.
Стась внимательно осмотрел все кругом и поделился своими наблюдениями с Нель. Под впечатлением неизбежной смерти огромного животного он говорил тихо, как будто боясь смутить последние минуты жизни слона.
– Да, в самом деле, он умирает с голоду. Он сидит тут уже, наверное, недели две, то есть с тех пор, как пожар сжег старую степь. Он съел все, что можно было, а теперь только мучается, тем более что тут на горе растут хлебные деревья и акации с большими стручками, и он их видит, но не может достать.
С минуту они продолжали смотреть молча, а слон тоже время от времени поворачивал на них свои маленькие потухшие глазки, и из гортани его вылетало что-то вроде хриплого бульканья.
– Знаешь, – сказал мальчик, – я думаю, что лучше сократить ему его муки.
И, сказав это, он поднял ружье и хотел прицелиться, но Нель схватила его за куртку и, упираясь обеими ножками в землю, изо всех сил старалась оттащить его от края ущелья.
– Не делай этого, Стась! Дадим лучше ему покушать! Он такой бедный! Я не хочу, чтоб ты его убивал, не хочу, не хочу!
И, топая ногами, она не переставала тащить его. Стась посмотрел на нее с удивлением. Но, видя, что глаза ее полны слез, он сказал:
– Но ведь, Нель…
– Не хочу! Не дам его убивать! Я заболею лихорадкой, если ты его убьешь!..
Для Стася было достаточно этой угрозы, чтоб отказаться от своего намерения – убить слона и вообще кого бы то ни было. С минуту он еще молчал, не зная, что ответить девочке, и, наконец, проговорил:
– Ну хорошо! Ну хорошо!.. Говорю тебе, хорошо! Пусти же меня, Нель!
Нель поспешила обнять его, и в ее заплаканных глазах блеснула улыбка. Теперь она думала уже только о том, чтобы поскорей покормить голодное животное.
Кали и Меа были очень удивлены, когда узнали, что Бвана Кубва не только не убьет слона, но что они еще должны нарвать для него столько плодов с хлебного дерева, столько стручков акаций и столько разных растений, листьев и трав, сколько только смогут. Обоюдоострый суданский меч Гебра очень пригодился Кали для этого дела, и если бы не он, работа пошла бы не так легко. Но Нель не хотела ждать, пока они кончат, и как только первый плод упал с дерева, она схватила его обеими руками и понесла к ущелью, повторяя торопливо, как бы опасаясь, чтобы кто-нибудь не захотел ее предупредить:
– Я! Я! Я!
Но Стась и не думал лишать ее этого удовольствия, и лишь опасаясь, чтобы она в порыве увлечения не свалилась вместе с плодом, схватил ее за пояс и крикнул: