Стасю ужасно хотелось сказать ей:
– Вот смотри, что ты наделала! Из-за тебя я чуть не погиб.
Но некогда было заниматься укорами, – дождь превратился в ливень, и надо было спасаться как можно скорее. Нель промокла до нитки, несмотря на то что Стась закутал ее в собственную куртку.
Внутри дерева он тотчас приказал негритянке переодеть ее, а сам начал шарить во всех платьях и узлах в надежде, что, может быть, найдет где-нибудь забытую щепотку хинина.
Но он не нашел ничего. Только на самом дне баночки, которую дал ему миссионер в Хартуме, застряло в углублениях немного белого порошка, но так мало, что его могло хватить только на кончик ногтя. Тем не менее Стась решил налить в баночку кипятку и дать Нель выпить хоть этот раствор.
Когда ливень прошел и опять засияло солнце, мальчик вышел, чтоб посмотреть рыбу, которую принес Кали. Негр наловил с полтора десятка штук удочками, сделанными из тонкой проволоки. Рыба была большей частью мелкая, но нашлись среди нее три штуки длиною в целый фут, с серебристыми крапинами, удивительно легкие по весу. Меа, выросшая на берегу Голубого Нила, знала толк в рыбе и заявила, что эту рыбу можно есть, рассказав еще притом, что под вечер она часто выскакивает очень высоко над водой. Когда рыбу стали потрошить, оказалось, что она так легка оттого, что внутри обладает огромным воздушным пузырем. Стась взял один из таких пузырей, величиной с большое яблоко, и понес показать его Нель.
– Смотри-ка, – сказал он ей, – вот что я нашел в рыбе. Из десятка таких пузырей можно бы сделать стекло для нашего окна.
Он указал на верхнее отверстие в дереве. Но потом, подумав немного, прибавил:
– Да и еще кое-что.
– Что еще? – спросила с любопытством Нель.
– Воздушный змей.
– Такой, как ты пускал в Порт-Саиде? Ах, хорошо, сделай, сделай!
– Сделаю. Настрогаю тоненькие палочки из бамбука и склею раму; а эти пленки возьму вместо бумаги. Они даже лучше будут, чем бумага: во-первых, они легче, а во-вторых, дождь их не размочит. Такой змей полетит ужасно высоко, а если будет сильный ветер, так он может залететь бог знает куда…
Вдруг он хлопнул себя по лбу:
– Какая у меня идея!
– Какая?
– А вот увидишь. Дай только мне лучше сообразить, а потом я тебе скажу. Этот слон так ревет, что не дает даже слова сказать.
Действительно, слон от тоски по Нель, а может быть, и по обоим детям, так трубил, что все ущелье дрожало вместе с соседними деревьями.
– Надо пойти показаться ему, – заявила Нель, – и тогда он успокоится.
Они пошли к ущелью. Но Стась, весь поглощенный своей мыслью, начал говорить про себя вполголоса:
– «Нелли Роулайсон и Станислав Тарковский из Порт-Саида, убежав из Фашоды от дервишей, находятся…»
И, остановившись, спросил:
– А как обозначить – где?..
– Что ты говоришь, Стась?
– Ничего, ничего! Я уже знаю: «Находятся на расстоянии месяца пути к западу от Голубого Нила и просят поскорее прийти им на помощь…» Когда ветер будет дуть на север или на запад, я пущу двадцать таких змеев, пятьдесят, сто, а ты, Нель, поможешь мне их клеить.
– Этих змеев?
– Да. И я тебе скажу, что они могут сослужить нам лучшую службу, чем целый десяток слонов.
Они подошли к обрыву. Трудно вообразить себе, как обрадовался слон: он переступал с ноги на ногу, покачивался, махал ушами, издавал радостные звуки, а когда Нель пыталась хоть на минутку отойти, он жалобно трубил. В конце концов девочка начала объяснять «милому слону», что она не может сидеть все время возле него, потому что ей нужно спать, есть, работать и хозяйничать в «Кракове». Животное успокоилось только тогда, когда она столкнула ему вилами корм, приготовленный еще раньше Кали; но вечером все-таки оно начало опять трубить.
В тот же вечер дети назвали его Кингом, так как Нель уверяла, что до того, как попасться в ущелье, он, наверно, был царем всех слонов в Африке.
XXIX
В течение нескольких дней Нель проводила все время, когда не шел дождь, у Кинга, который не протестовал больше, когда она уходила, убедившись, что девочка возвращается к нему по нескольку раз в день. Кали, который вообще боялся слонов, смотрел на это с большим недоумением, но в конце концов решил, что могучее «доброе Мзиму» околдовало великана, и начал и сам тоже навещать его. Кинг относился к нему, как и к Меа, благодушно, но только одна Нель делала с ним, что хотела, так что неделю спустя решилась даже привести к нему и Саба. Для Стася это было огромное облегчение, так как он мог с полным спокойствием оставлять Нель под защитой слона и без всяких опасений уходить на охоту, а иногда даже брать с собой Кали. Он был к тому же вполне уверен, что славное животное ни за что не оставило бы их теперь, и начал обдумывать план, как бы освободить его из западни.
Собственно говоря, способ он нашел уже давно. Но этот способ требовал такой жертвы, что он долго боролся с мыслью, использовать ли его или нет, и каждый раз откладывал на следующий день. Ему не с кем было поговорить об этом, и в конце концов он решил поделиться своими планами с Нель, хотя и считал ее ребенком.
– Можно взорвать скалу порохом, – заявил он ей, – но для этого придется испортить массу патронов: вытащить из них пули, высыпать порох и сделать из него один большой заряд. Я поищу в скале щелку поглубже, засуну туда этот заряд; потом заткну щель и подожгу. Тогда скала разлетится на куски, и можно будет вывести оттуда Кинга.
– А если выстрел будет очень громкий, то он еще испугается.
– Ну и пусть пугается! – возразил Стась. – Стану я еще об этом думать. С тобой, право, совсем не стоит говорить о серьезных вещах.
Тем не менее он продолжал говорить или, вернее, думать вслух:
– Но если взять слишком мало патронов, скала еще, пожалуй, не разлетится, и патроны пропадут даром; а если взять сколько нужно, тогда у нас их останется очень мало. А если у нас их не хватит до конца пути, тогда нам грозит верная смерть. Чем я тогда буду охотиться или чем буду защищаться, если кто-нибудь на нас нападет? Ты ведь сама знаешь, что если бы не это ружье и эти патроны, мы давно бы уже погибли или от руки Гебра, или с голоду. Хорошо еще, что у нас есть лошади, а то как бы мы сами несли все эти вещи и патроны вдобавок.
В ответ на это Нель подняла кверху пальчик и заявила не допускающим возражения тоном:
– Если я скажу Кингу, то он все понесет.
– Патронов-то он много не понесет, потому что их много и не останется.
– Зато он нас будет защищать.
– Но не будет же он стрелять своим хоботом в дичь, как я стреляю из штуцера.
– Тогда мы будем есть фиги и эти большие дыни, что растут на деревьях, а Кали всегда нам наловит достаточно рыбы.
– Пока мы у реки. Дождливую пору здесь придется переждать, а то в такие ливни ты, наверно, схватила бы лихорадку. Но не забудь, что потом мы тронемся дальше и можем попасть опять в пустыню.
– Такую, как Сахара? – спросила с испугом Нель.
– Нет, но все же такую, где нет ни рек, ни плодовых деревьев, а растут только низкие акации и мимозы. Там можно жить только тем, что дает охота. Кинг найдет там траву, а я – антилоп, но если мне нечем будет стрелять, то Кинг мне их не наловит.
Стасю действительно было о чем теперь беспокоиться. Слон так привык к ним и так с ними подружился, что оставить его и обречь на голодную смерть было невозможно; освободить же его – значило лишиться значительной части патронов и рисковать жизнью.
Стась откладывал поэтому исполнение своего плана со дня на день, мысленно повторяя про себя:
«Может быть, завтра придумаю какой-нибудь другой способ».
К этой заботе прибавились еще и другие. Однажды Кали страшно искусали в низовьях реки дикие пчелы, к которым завела его известная в Африке небольшая зеленовато-серая птичка, называемая пчеловодом. Чернокожий поленился как следует подкурить их, и в результате вернулся, правда, с медом, но весь изжаленный и распухший, так что через час после прихода впал даже в беспамятство. «Доброе Мзиму» с помощью Меа вытаскивало до самого вечера из его тела пчелиные жала, а потом обкладывало его землей, которую Стась поливал водой. К утру тем не менее казалось, что бедный негр испускает последний дух. К счастью, однако, уход и его сильный организм превозмогли опасность, но вполне выздоровел он все-таки только дней через десять.
Другая беда постигла лошадей. Пока Кали был болен, Стасю самому приходилось стреноживать их на ночь и водить на водопой. Однажды он заметил, что они начали страшно худеть. Нельзя было объяснить этого недостатком корма, потому что благодаря дождям трава выросла очень высокая и сочная. И все же лошади чахли у мальчика на глазах. По прошествии всего нескольких дней шерсть на них свалялась, глаза потускнели, а из ноздрей начала течь густая слизь. В конце концов они перестали есть и только пили с жадностью, точно их мучила лихорадка. Когда Кали выздоровел, они уже представляли собою лишь два скелета. Взглянув на них, негр сразу сообразил, что случилось.
– Цеце! – сказал он, обращаясь к Стасю. – Они должны умереть.
Стась уже и сам понял это, так как слышал много раз еще в Порт-Саиде об африканской мухе, называемой цеце, которая является таким страшным бичом для некоторых местностей, что там, где она живет всегда, негры совершенно не держат скота, а там, где благоприятные обстоятельства позволяют ей неожиданно размножиться, скот погибает. Лошадь, вол или осел, ужаленный мухой цеце, чахнет и издыхает в течение нескольких дней. Местные животные сами понимают опасность, какою она им угрожает, и иногда случается, что целые стада быков, заслышав у водопоя ее жужжание, разбегаются, охваченные паническим страхом, во все стороны.
Лошади Стася были укушены этой мухой. Кали натирал их и осла каждый день каким-то растением с ужасно сильным запахом, напоминавшим запах лука, которое он выискал в степи. Он говорил, что запах его отгоняет цеце, но, несмотря на это противоядие, лошади худели с каждым днем. Стась со страхом думал о том, что будет, если все животные падут. Как взять тогда с собой вещи, Нель, войлок, палатку, патроны и утварь? Всего этого добра было так много, что разве только Кингу было бы под силу нести его. Но чтоб освободить Кинга, надо было пожертвовать, по крайней мере, двумя третями патронов.