село смотрела на сугробы и стволы сосен, покрытые длинными полосами снега, по которым ползали красные огоньки лучины, образуя вместе с зеленоватым светом луны приятное для глаз развлечение. Потом, сложив губки воронкой, она начала дуть, и ее забавляло то, что дыхание было видно и стало розоватым от огня.
Но трусливая и почти столетняя пани Винницкая начала ворчать:
— И зачем было выезжать из Радома или, по крайней мере, не заночевать в Едльне, где нас предупреждали об опасности? И все из-за чьего-то упрямства. До Белчончки еще далеко, и дорога идет все время лесом… Волки, наверное, нападут на нас… Разве только архангел Рафаил, покровитель путешественников, смилуется над заблудившимися, чего они, к несчастью, совсем недостойны…
Услышав это, пан Понговский окончательно вышел из себя.
Только этого недоставало, чтобы еще заблудиться.
Но ведь дорога идет прямо, как стрела, а что касается волков, то они, может быть, нападут, а может быть, и нет. Людей у них достаточно, а кроме того, волк неохотно нападает на солдата не только потому, что боится его больше, чем обыкновенного смертного, но и прямо под влиянием какого-то пристрастия и как умное, смышленое животное.
Волк прекрасно понимает, что ни мещанин, ни мужик ничего не дадут ему даром, и только солдат позволяет ему иногда поживиться, так как не напрасно люди называют войну волчьей жатвой. Однако, размышляя так и слегка льстя самолюбию волков, пан Понговский вовсе не был уверен в их благосклонности. Поэтому ему пришло в голову, не приказать ли одному из людей слезть с лошади и сесть возле барышни. В таком случае он сам защищал бы одну дверку кареты, а тот — другую, не говоря уже о том, что оставленная лошадь бросилась бы, вероятно, вперед или назад и могла бы отвлечь за собой волков.
Но пану Гедеону казалось, что для этого еще есть время впереди. Пока что он положил на переднем сиденье, возле панны Сенинской, два пистолета и нож, чтобы иметь их под рукой. Так как у него не было левой руки, то он мог пользоваться только правой.
Они спокойно проехали несколько верст.
Дорога начала расширяться.
Понговский, прекрасно знавший эту дорогу, облегченно вздохнул и сказал:
— Недалеко уже Маликова поляна.
Он надеялся, что на открытом месте во всяком случае безопаснее, чем в лесу.
Но в эту самую минуту ехавший впереди с кафарком человек внезапно повернул лошадь, подскочил к карете и начал что-то быстро говорить вознице и челяди, которые отрывисто отвечали ему, как обычно говорят в минуту опасности, когда нельзя терять времени.
— Что там такое? — спросил пан Понговский.
— Что-то слышно на поляне.
— Волки?!
— Какой-то шум! Бог знает что!
Пан Понговский уже собирался приказать едущему с кафарком человеку поехать вперед, посмотреть, что там происходит, но подумал, что в таких случаях лучше не оставаться без огня и держаться всем вместе, а кроме того, что на светлой поляне обороняться легче, чем среди леса, и потому приказал ехать дальше.
Но через минуту передовой снова появился у окна кареты.
— Кабаны, — проговорил он.
— Кабаны?
— Слышно громкое хрюканье с правой стороны дороги.
— Ну, так слава Богу!
— Но, может быть, на них напали волки?
— Тогда тоже слава Богу! Проедем мимо без задержки. Ну, трогай. Действительно, предположение передового оказалось правильным. Выехав на поляну, они увидели на расстоянии двух или трех выстрелов из лука, направо от дороги, сбившееся в кучу стадо кабанов, которых окружало подвижное кольцо волков. Страшное хрюканье, в котором слышалась не тревога, а бешенство, становилось все сильнее. Когда карета приблизилась к середине поляны, челядь, посматривая с лошадей, заметила, что волки не осмеливаются еще броситься на стадо, а только наступают на него все сильнее.
Кабаны образовали круг, в середине которого стояли кабанихи, а по краям самые сильные вепри, образуя как бы движущуюся крепость, грозную, сверкающую белыми клыками, непобедимую и бесстрашную.
А между кольцом волков и этой стеной клыков и тупых рыл виднелся белоснежный круг, освещенный, как и вся поляна, ярким светом луны.
Только иногда какой-нибудь волк подскакивал к стаду, но сейчас же пятился назад, словно испуганный щелканием клыков и еще более грозным хрюканьем.
Если бы волки уже вступили в борьбу со стадом, они были бы совершенно поглощены ею, и карета могла бы проехать незатронутой; но раз этого еще не было, то оставалось опасение, что они откажутся от этой атаки и попробуют другую.
Действительно, вскоре некоторые из волков начали отделяться от стаи и направляться к карете. За ними последовали и другие. Но вид вооруженных людей испугал их.
Одни из них начали собираться позади процессии, другие отступали на несколько шагов, тогда как третьи с бешеной быстротой обегали вокруг кареты, точно желая таким образом разжечь самих себя.
Челядь хотела уже стрелять, но пан Понговский запретил им, опасаясь, чтобы выстрелы не привлекли всю стаю.
Между тем, хотя и привыкшие к волкам, лошади начали тереться друг о друга и, громко храпя, поворачивать набок головы, а затем произошел еще более неприятный случай, который во сто крат увеличил опасность.
Дело в том, что молодая лошаденка, на которой сидел передовой с кафарком, внезапно взвилась на дыбы, а потом метнулась в сторону.
Работник, понимая, что если он упадет, то будет сейчас же разорван волками, ухватился поспешно за седло, но в тот же момент выронил из рук шест с кафарком, который и погрузился глубоко в снег.
Лучина заискрилась, потом погасла, и только лунный свет заливал теперь поляну.
Возница, родом русин из-под поморянского замка, начал молиться, работники-мазуры — проклинать.
Ободренные темнотой, волки начали наступать смелее, а со стороны первой схватки прибегали все новые. Некоторые подступали совсем близко, щелкая зубами и ощетинившись. Зрачки их сверкали кровавым и зеленым светом.
Наступил страшный момент.
— Стрелять? — спросил один из работников.
— Пугать криком! — отвечал пан Понговский.
Сейчас же раздались пронзительные: «Ату его! Ату!» Лошади приободрились, а волки, на которых человеческий голос производит большое впечатление, отступили на несколько шагов.
Но тут произошло нечто еще более поразительное.
Лесное эхо повторило вдруг позади кареты крики челяди, но еще громче и сильнее; при этом послышались как бы взрывы дикого хохота, а еще через минуту по обеим сторонам кареты зачернела группа всадников и во всю лошадиную прыть подскочила к стаду кабанов и окружающим их волкам.
В одно мгновение как те, так и другие покинули поле битвы и, словно разогнанные вихрем, рассеялись по всей поляне. Раздались выстрелы, крики и опять те же странные взрывы смеха. Работники пана Понговского тоже помчались за всадниками, так что возле кареты остались возница и форейтор, сидевший на пристяжной.
Сидевшие в карете были так сильно изумлены, что некоторое время ни один из них не смел открыть рта.
— И слово превратилось в дело! — воскликнула, наконец, пани Винницкая. — Это, видно, с неба пришла к нам помощь.
— Слава богу, откуда бы она ни была, — отвечал пан Понговский. — А наше дело было совсем плохо.
А панна Сенинская, желая тоже вставить свое словечко, добавила:
— Бог послал нам этих молодых рыцарей.
Из чего она могла заключить, что это были рыцари, да к тому же еще и молодые, трудно было угадать, так как всадники, словно вихрь, промчались мимо саней. Но никто не спросил ее об этом, так как старшие были слишком потрясены случившимся.
Между тем на поляне еще некоторое время раздавались отголоски погони, а недалеко от кареты сидел на задних лапах волк и выл таким страшным голосом, что у всех мурашки пробегали по коже: у него был, по-видимому, переломлен хребет ударом кистеня.
Форейтор спрыгнул на землю и пошел добить его, потому что лошади начали так бросаться, что надломили дышло.
Но вскоре группа всадников снова зачернела на снежной поляне.
Они ехали в беспорядке в каком-то тумане. Хотя ночь была ясная и светлая, но усталые лошади дымились на морозе, словно трубы каминов.
Всадники приближались со смехом и песнями, а когда они были уже близко, один из них подскочил к карете и спросил звучным веселым голосом:
— Кто едет?
— Понговский из Белчончки. Кому я обязан своим спасением?
— Циприанович из Едлинки.
— Букоемские.
— От души благодарю вас! Вовремя послал вас Господь! Благодарю вас!
— Благодарю вас! — повторил молодой женский голосок.
— Слава Богу, что вовремя! — отвечал Циприанович, приподнимая меховую шапку.
— Откуда же вы узнали о нас?
— Нам никто не говорил о вас, но так как волки сбились в кучу, мы и поехали спасать людей, между которыми оказался такой знаменитый человек, как вы. Тем сильнее наша радость и тем больше заслуга наша перед Богом! — вежливо отвечал Циприанович.
А один из панов Букоемских прибавил:
— Не считая шкур.
— Истинно рыцарское это дело, — отвечал пан Гедеон, — и прекрасный поступок, за который дай Бог поскорее отблагодарить вас. Я думаю, что теперь у волков отпала охота на человеческое мясо, и мы благополучно доедем до дому.
— Ну, этого нельзя сказать наверняка. Волки могут снова собраться и напасть.
— С этим уже ничего не поделаешь. Авось не поддадимся!
— Почему же ничего не поделаешь, ведь мы можем проводить вас до дому. Может быть, нам удастся и еще кого-нибудь спасти по дороге.
— Я не смел просить вас об этом, но если уж вы так любезны, то пусть будет по-вашему. Мои дамы тоже будут меньше бояться.
— Я и так не боюсь, но от всей души благодарна вам! — отозвалась панна Сенинская.
Пан Понговский дал приказ, и все двинулись в путь. Но едва они проехали несколько шагов, как треснувшее дышло окончательно сломалось, и карета остановилась.
Появилась новая задержка.
У работников, правда, оказались веревки, и они немедленно начали связывать поломанное место, но при такой торопливой работе дышло могло снова сломаться после нескольких верст езды.